14. * (veresk01@rambler.ru) 2006/09/04 19:35
[ответить]
>>12.Резниченко Владимир Ефимович
>Из последней почты. Получил от одного печально известного сетевого извращенца сообщение, в котором он информирует меня, что Герасим утопил Муму не в Москве-реке, а где-то еще.
>
>Все, конечно, может быть, кто помнит школьную программу, подскажите, пожалуйста.
Спасибо, милая Вероника, за консультацию.
В очередной (который уже!) раз подтверждается; неуч, трепач, дурак, моральный урод Михуил Гадцев! Что ни брякнет, все невпопад.
Помнится, он недавно объяснял самоиздатовцам, как евреям обрезание делают. Головку полового члена, говорил, отсекают. Собственным примером подтверждал...
:)))
13. Вероника2006/09/04 19:23
[ответить]
>>12.Резниченко Владимир Ефимович
>Все, конечно, может быть, кто помнит школьную программу, подскажите, пожалуйста.
>В Миссисипи что ли? В реке Иордан?
>Всегда готов внести поправку.
Ниче не помню, но стало интересно:
Крымский Брод - часть М-вы-реки, кажедзе...
там теперь мост какой-то
'Воробьевы горы и Лужники у Герцена и Тургенева
...
"МУМУ"
"От Крымского брода он повернул по берегу, дошел до одного места, где стояли две лодочки с веслами, и вскочил в одну из них вместе с Муму". "...Герасим все греб да греб. Вот уже Москва осталась назади. Вот уже потянулись по берегам луга, огороды, поля, рощи, показались избы. Повеяло деревней. Он бросил весла..."
Вот знаменитейшая из историй потопления! - и приурочена все к той же части города.
Или даже загорода. Ведь для середины XIX века ("Муму" опубликована в 1854 году) "Москва осталась назади" значило в точном, административном смысле, что Герасим выплыл за границу городского вала. То есть миновал, налево от себя, Андреевский овраг и соименный монастырь и поравнялся с дачей Мамонова, еще живого. На этот случай "показались избы" и "повеяло деревней" относилось бы к забытой ныне Шереметевской слободке справа впереди - месту бывшего увеселительного дома знаменитого петровского фельдмаршала.
Только зачем так долго грести, тем более против течения, даже уплывая от лишних взглядов? Во времена Тургенева Москва еще впускала сельские картины в свою черту, а пасторальные названия, подобные тургеневской Остоженке, служили своего рода подписью к таким картинам. В нашем случае "Москва осталась назади" могло бы относиться к непосредственному впечатлению: луга, поля и огороды начинались в городской черте, против Нескучного.
Это прекрасно видно на картине Айвазовского, запечатлевшей город с Воробьевых гор незадолго до написания "Муму", в 1848 году. Художник-маринист на Воробьевых - еще одна фигура знакового ряда в нашем исследовании. И уж конечно, киммерийский академик написал не пастораль - марину. Земля тверда лишь под ногами живописца, на обрыве Гор, где две сосны, а за излучиной реки и за огромной пустотой мокрого луга белый Кремль и город в предвечернем солнце глядят поднявшимися из воды. Внизу, в излучине реки, художник видит лодку с одиноким человеком. Но гребец определенно выплыл за границу города и поравнялся с парком Мамоновской усадьбы. Кажется, он остановился.
Для видов с Воробьевых гор потребность в лодке или пастухах на среднем плане была естественна - вот новая причина долгой гребли у Тургенева. Причина, внеположная целям Герасима. С мыслью уединиться он, наоборот, вплыл в панораму, сфокусировав на линии реки взгляд с Гор на Кремль. Взгляд собирательного рисовальщика, стоящего на Воробьевых вечно. И только подвигающегося со временем, как Айвазовский, вправо - вместе с центральной точкой Гор.
На старой точке, в старые времена стояли голландские художники Ян Бликланд и Корнелий де Брюин. Свой знаменитый вид Москвы де Брюин сделал, по собственному дневниковому свидетельству, "с высоты дворца царского" в Воробьеве, в 1702 году, в апреле. Тем же временем и в той же своей книге "Путешествие через Московию" голландец ставит рядом такие записи: "29 марта царь катался на шлюпках по Москве-реке, против течения, за 3 или 4 версты от места, что у Кремля... Месяц апрель начался такою резкою теплотою, что лед и снег внезапно исчезли. Река от такой внезапной перемены, продолжавшейся сутки, поднялась так высоко, как не запомнят и старожилы... 9 числа. Царь опять потешался катанием на Москве-реке от увеселительного дома генерал-фельдмаршала Бориса Петровича Шереметева, лежащего на этой реке невдалеке от Москвы, насупротив прекрасной дачи царя, называемой "Воробьевы горы..." Здесь все нам знакомо: гребля против течения, потоп, царская дача на Горах и шереметевская против нее. Вот только в лодке - Петр.
Движение вверх по реке отвечает росту Воробьевых гор от минимальных отметок высоты. Геологически, Горы растут из низкого Замоскворечья, поднимаясь вместе с Якиманкой и продолжающей ее Большой Калужской улицей, которые суть векторы подъема. Сопровождая подъем Гор, ширится клин луга за рекой. Можно сказать, что этот клин берет начало на Остоженке, где "дом Муму", то есть Тургеневых.
Еще немного топографии. Связывал берега в этих местах древнейший Крымский брод, а со времен Екатерины - соименный мост. Чуть ниже этого моста река двоится рукавами главного русла и Водоотводного канала, прорытого при той же государыне. Остров между ними держит носом против течения, в сторону Воробьевых гор. В качестве носовой фигуры век спустя на стрелке острова поставят не иное что, как здание Гребного и Яхт-клуба. (Еще сто лет - и этот же мотив будет утрирован печально знаменитым изваянием Петра.) Главное русло между стрелкой и Остожьем было поначалу загорожено плотиной, которая и отводила часть воды в канал. Землебитная конструкция быстро размылась под напором полых вод, и в 1835 году плотину возвели опять, уже из дерева, то есть надолго, под именем Бабьегородской. Канал прорыт по старице - старому руслу Москвы-реки, где издревле шла полая или стояла малая вода. Бабьегородскую плотину можно считать границей ареала Воробьевых гор в его наибольшем очерке. И дать себе почувствовать: вода у их подножия - это большбя, бульшая вода, чем ниже по течению. Это вода до раздвоения реки во-первых и над плотиной во-вторых. Что важно для интерпретации "Муму".
Поскольку в этой повести впервые на воде меж Воробьевых гор и Лужников является, помимо жертвы потопления, фигура жертвователя, того, кто топит. Для описания Герасима Тургенев прибегает к метафорам лесным, древесным; в остальном повесть поставлена под знак воды. Обязанность Герасима - возить на двор бочку с водой; Капитона прячут от Герасима в чулане с водоочистительной машиной; Капитон - пьяница; разочаровать Герасима в Татьяне можно напоив ее (так что отдав Татьяну Капитону, Герасим как бы отдает ее воде); Муму не только утоплена, но сначала спасена Герасимом из реки.
Спасена на Крымском броде - это название еще существовало, как синоним Крымского моста; оттуда же Герасим отплывает с ней впоследствии. Если ход лодки против течения служит иносказанием попятного подъема вод, несущих свою жертву, то механизм потопа кажется сначала петербургским. Но он московский: воду поднимает Бабьегородская плотина. Неслучайно в половодье плотину открывали, чтобы не затопить вышележащие окрестности.
Тогда Герасим - аллегория высокой воды у Воробьевых гор.
Не от плотины ли все "деревянное" в портрете сильного, крепкостоящего Герасима?
Полуторавековый общий стон о гибели Муму: "зачем?.." - есть лучшая подсказка символической природы происшествия, поскольку больше незачем. В "Муму" жертва любовью - а утопление собаки прежде всего аллегория отказа героя от Татьяны - вполне сополагается с недавней жертвой города. Москву сожгли в кампанию 1812 года сами москвичи, а поэты уподобили этот пожар Ноеву потопу. Неодолима воля, отдающая Татьяну велеречивому позеру Капитону и требующая исчезновения Муму. Сам исполняя господское веление, Герасим утрирует его, чтобы преодолеть это господство, в согласии с евангельским: "И кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два" (Мф. 5:41).
Повесть Тургенева наследует литературе сентименталистской и преромантической, которая умела написать любовную, и в том числе строительную, жертву. Над прудом бедной Лизы Карамзин литературно основал, перепоставил многовековую древность Симонова монастыря. Жуковский поместил в корпус Сказаний о начале города свою "Марьину рощу" - повесть из старых, удельных времен, согласно которой основанию Москвы предшествует убийство героини на берегу реки, ее убийца ввергнут в реку собственным конем и тонет, а ее любимый, считавшийся утопшим, остается жив и строит надмогильную часовню прежде, чем возникнет город.
"Дом Муму" внутренне связан с удельным временем. Тургеневы жили в приходе Успения на Остоженке, то есть на месте сельца Семчинского, известного с Ивана Калиты. Слово "сельцо", впрочем, указывало не на церковь, а на господскую усадьбу. Господами Семчинского были великие князья. Калита отказал его сыну Ивану, известному с прозванием Красный, а тот отписал на жену. С тех пор Семчинское переходило в женской половине княжеского дома. Так что полновластие женщин, подобных Варваре Петровне Тургеневой или барыне из "Муму", - наследственность места.
Забелин полагает, что в Семчинском сосредоточивалось управление всей стадной частью государева хозяйства - "конюший путь". В Семчинских лугах под Воробьевыми горами, пишет он, оберегались и паслись неездовые, выездные кони и запасалось сено для дворца, возимое из вотчин по оброку. Бесчисленные стога дали имя Остоженке, где у самого Крымского брода, в квартале нынешней Дипломатической академии, стоял государев Конюшенный, или Остоженный, двор. При Грозном сельцо вошло в опричнину, что и понятно, а при его сыне - в городскую черту. На месте Успенской церкви с некоторых пор пустырь, соседний с тургеневским домом.
Это не родовой - приобретенный дом Тургеневых; тем удивительней, что разворот сельца Семчинского на Крымский брод и Лужники в "Муму" так ощутим. (Можно вспомнить и "Первую любовь", а в ней - езду верхом отца и сына в области между Арбатом и Нескучным: "...Побывали на Девичьем поле, перепрыгнули через несколько заборов... переехали дважды чрез Москву-реку... как вдруг он повернул... от Крымского броду и поскакал вдоль берега".) Тургенев - гений луга, Лужников, как Герцен - Воробьевых гор.
Воробьевы горы подают спасение в потопе - Москва-река принимает жертву.
Тургенев в "Муму" пишет действительность жертвы - Герцен в "Былом и думах" пишет спасение в ней.
Герцен смотрит зрением неприступных Гор, причальных для ковчега, даже если на них и открылись источники вод. Тургенев смотрит зрением... нет, не реки, а угрожаемого дола, которому и адресуется потоп.
материалы: НГ Ex Libris? 1999-2006
Опубликовано в НГ Ex Libris от 25.05.2000
Оригинал: '
12. * (veresk01@rambler.ru) 2006/09/04 19:02
[ответить]
Из последней почты. Получил от одного печально известного сетевого извращенца сообщение, в котором он информирует меня, что Герасим утопил Муму не в Москве-реке, а где-то еще.
Все, конечно, может быть, кто помнит школьную программу, подскажите, пожалуйста.
В Миссисипи что ли? В реке Иордан?
Всегда готов внести поправку.
11. * (veresk01@rambler.ru) 2006/09/04 14:48
[ответить]
>>10.Березина Елена Леонидовна
>Свою любовь я утопил,
>А сам (пока) - снаружи...
>С тоски по-черному запил:
>Кому теперь я нужен?!
>
>:))
>Сработано стихо - безукоризненно
Спасибо, Вы, Лена, всегда желанный гость на моих страничках :))))
10. (elena@berezin.org) 2006/09/04 14:24
[ответить]
Свою любовь я утопил,
А сам (пока) - снаружи...
С тоски по-черному запил:
Кому теперь я нужен?!
:))
Сработано стихо - безукоризненно, Владимир Ефимович! Спасибо.
9. * (veresk01@rambler.ru) 2006/09/04 14:10
[ответить]
>>8.Габриэль Александр Михайлович
> написано отменно, ясно и кристально чисто, как всё у Вас.
Спасибо, от такого же и слышу! :)))
8. (alexgabr@hotmail.com) 2006/09/02 20:09
[ответить]
Действительно, мотивы похожи!.. :-) С той лишь разницей, что у Вас речь о криминале, а у меня о суициде или просто депрессии... :-) А написано отменно, ясно и кристально чисто, как всё у Вас.
7. * (veresk01@rambler.ru) 2004/11/16 02:01
[ответить]
>>6.Diptera
>Плывут круги по глади зыбкой,
>и небо в звездах, как в слезах...
>
>
>Владимир Ефимович! Напишите классный лирический стих, чтоб сердце заплакало, а?
Диптера, до утонченной лирики ли тут? Всякая мерзкая шелупонь типа международного бомжа ЗОРика повадилась гадить в моем разделе. И мне, интеллигентному человеку, приходится переходить с высокого стиля на самый низкий, дабы выставить их вон.
Вежливого обращения не понимают ведь, паскудины!
6. * (dipteron@yandex.ru) 2004/11/16 01:43
[ответить]
Плывут круги по глади зыбкой,
и небо в звездах, как в слезах...
Владимир Ефимович! Напишите классный лирический стих, чтоб сердце заплакало, а?
5. (veresk01@rambler.ru) 2004/11/16 01:34
[ответить]
>>4.Стаси
>Я когда про Му-му читала, горько плакала. Мне и по сей день не понять- зачем Герасим ее утопил? Утопил и ушел?
>Он же все равно вернулся в деревню, что, нельзя было собаку с собой взять? Но самое главное- это же надо было таким садистом быть- накормить ее перед смертью! Чтоб ко дну с полным брюхом лучше шла?
>А стишок ничего, веселый.
Куплю собаку, назову Муму...
Вот будет радость сердцу и уму!