"Расскажите про Пуньку!" - просила я родителей в детстве.
Когда для перечисления твоих собственных лет хватает пальцев одной руки, реальные события, случившиеся лет за десять до твоего рождения, кажутся столь же древними, как сказочное "давным-давно, в некотором царстве"...
Итак, давным-давно, но вовсе не в тридевятом царстве, а в отдаленной вологодской деревне жили-были мои молодые родители. Оба не царского, а чистокровного крестьянского происхождения. Хотя, глядя на фотографии мамы в юности, в это трудно поверить. Внешне она напоминала принцессу - Одри Хепберн из "Римских каникул", но с местным колоритом: такая же стройная, как былинка, с глазами олененка, только одета не от кутюр, а из арсеналов райпо. Родители только-только поженились и стали жить в деревушке, которая даже сказочному непривередливому лешему показалась бы слишком... деревушечной.
Но поскольку мама все-таки была почти что принцесса, у нее при дворе, впрочем, не царском, а скотном, появился собственный безмолвный рыцарь. В маму влюбился местный немой дурачок Ленька - единственный сын бабки Густи. Ленька в те эпические времена тоже был молод и, как ни странно, красив. Легкая умственная отсталость не отразилась на его внешности, разве что глаза оставались не по возрасту наивными, а в остальном, чем тебе не Иванушка из сказки: высокий, ладный, на лицо приятный, и волосы у Леньки вились, пускай и не русые, а каштановые.
Бабка Густя боялась, что после ее смерти Леньку заберут в больницу для душевнобольных. "Их там на вулицу не пускают! В еду лекарства ложат! Как в тюрьме держут!" - сокрушалась она и копила для сына "приданое": хотела завещать деньги своему племяннику Валере, чтобы тот позаботился о Леньке, когда ее не станет. Некоторые доброхоты бабку Густю отговаривали, мол, пропадут твои труды прахом! Заберет Валера денежки, а Леньку все равно сдаст в дурдом! Бабка Густя при таких разговорах молчала, поджав губы. Она никого не слушала, откладывала каждую копеечку на сберкнижку, даже сахар и чай не покупала, не тратилась на одежду: донашивала обноски, которые ей отдавали соседи. Ленька тоже щеголял в чем Бог пошлёт.
....А папа маму к рыцарю Леньке не ревновал. Во-первых, обижать убогого, безобидного человека -- большой грех, а, во-вторых, в глубине души отец считал ущербными всех мужчин, умудрявшихся жить рядом с моей мамой и не влюбляться в нее. Так что согласно этой логике Ленька был нормальный парень, только немой и плохо одетый.
Безмолвный воин делал даме сердца подарки и совершал во имя ее подвиги. Он то приносил и оставлял на крыльце нашей избы букет ромашек, то помогал в самом тяжком труде. Например, однажды при том самом дворе, где мама работала бригадиром, сломался водопровод. Устранить поломку у слесарей не получалось целые сутки. Пятьсот рогатых-хвостатых мучились от жажды, а мама -- от жалости к ним. Самой неприхотливой корове нужно не менее ведра воды после каждого кормления, и доярки зарабатывали себе надсаду, таская воду из пруда. Ради мамы Ленька спас и бабонек, и буренок: пусть парень не мог похвастаться силой ума, у него были крепкие руки. Он носил воду и день, и ночь, пока весь скот не напился досыта. После этого подвига рыцарь рухнул без сил и почти сутки спал прямо в раздевалке для доярок и скотников. За подвиг водоноса мама выхлопотала для него небольшую премию от колхоза. Эти деньги бабка Густя, конечно же, положила на сберкнижку...
А однажды бессловесный рыцарь подарил маме крошечного щенка дворняги. Назвали собачонку Пунька. Шло время, а песик все не рос и не рос, по-прежнему целиком помещаясь на папиной ладони. Размер у малыша оказался декоративный, а характер -- боевой. Пунька отважно бросался на любого человека, зверя или птицу, если считал, что хозяевам угрожает опасность. Малыш виртуозно владел искусством психической атаки: невиданно малый рост песика и его визгливый лай приводили в ужас неприятелей, никогда не видавших таких воинов-невеличек. Вдобавок Пунька снискал себе славу живого охотничьего амулета. Любой поход за зверем или птицей становился удачным, если папа брал песика с собой в лес. Пунька умел распутывать следы белок и куниц. Пыхтел, упирался, но вытаскивал из воды убитых уток.
У Лёнькиного подарка был только один недостаток -- в высокой траве он совершенно терялся. Однажды на сенокосе малыша не заметили в густой отаве, и косой отхватили ему все лапки... Горю моих родителей не было предела. Они выходили Пуньку, но бегать сам крохотулька теперь не мог, только кое-как ползал на лапках-культяпках. И тогда мама и папа стали по очереди носить песика в кармане. Отец по-прежнему брал с собой Пуньку на охоту, и малыш, как и раньше, неизменно приносил удачу. Он не утратил способности плавать и был благодарен, когда его отпускали в пруд за поверженной кряквой или чирком. В воде Пунька не чувствовал своего увечья. Он прожил долгий собачий век в любви и заботе, и скончался овеянный славой, поскольку посмотреть на чудо-охотника без лапок приходили люди со всех окрестных деревень. После смерти, как и положено герою, малыш "переселился" в семейные предания вместе с немым Лёнькой.
Когда бабка Густя ушла в мир иной, ее племянник оформил опеку над безмолвным рыцарем и получил наследство. Наперекор злым языкам Валера, словно в отместку сплетникам, изводившим его долгие годы, сдержал клятву перед теткой: не стал двоюродного брата "сдавать в дурдом", а увез его к себе в Вологду. Говорят, что бессловесного воина даже устроили в спортивную секцию для психически больных людей, и он стал чемпионом не то по бегу, как киношный Форрест Гамп, не то по прыжкам в длину... Но в разлуке сразу с тремя любимыми -- родиной, матерью и дамой сердца - немой рыцарь прожил недолго: он так сильно тосковал в заколдованном замке многоэтажки, что эта тоска, как ржавчина доспехи, сожрала дни его жизни.
Придет время, и я обязательно расскажу эту историю внукам. Пусть они помнят про Леньку, Пуньку и бабку Густю. Пусть, как и я, задаются вопросом: Пунька, мой Пунька, сердце в кармане, немое, без лапок, можно ли сделать дар любимым дороже, чем слово, дар, прекрасней, чем ты?
Каштанка, ко мне!
Кличка Каштанка ей не подходила. У Чехова это была небольшая собачка, а у нас - помесь московской сторожевой с каким-то неизвестным волкодавом. Каштанку в нашу деревню подбросили. "Беспризорницу" заметила одна из старушек - тетя Еня. В сущности это была добрая бабушка. Никого из соседей она не обижала и не с кем не ссорилась.
А вот саму тетю Еню обидела судьба. Всю свою жизнь тетя Еня много и тяжело трудилась в колхозе. Как и все доярки, выйдя на пенсию, она так и не научилась просыпаться позднее четырех утра, а работала так же, как и в молодости, от рассвета до заката солнца. У тети Ени не было ни детей, ни внуков. Ее единственный сын Ромка погиб на службе в армии, и тетя Еня тяжело переживала эту утрату.
Ее сына в детстве покусала злая собака, и Ромка долго заикался после этого. Мальчишку даже лечили в областной больнице. С тех пор тетя Еня ненавидела и боялась любых псов и даже песьих детей. Увидев в деревне беспризорного щенка, она стала прогонять его. Каштанка спряталась под сарай с дровами и скулила оттуда, а тетя Еня пыталась просунуть под дровяник свою клюку, чтобы ударить песьего ребенка. В это время моя бабушка и старший брат случайно проходили мимо. Они услышали жалобный собачий плач и ругань тети Ени, и не остались в стороне. Бабушка начала гневную перепалку с соседкой, а брат тем временем юркнул под сарай, и вытащил щенка из затхлой тьмы на свет Божий...
Каштанка выросла в зубастого великана ростом в холке с десятилетнего мальчишку. Она трудилась с утра до вечера совсем, как тетя Еня: пасла бабушкиных овец, охраняла хозяев и нянчилась с детьми, причем педагогом была суровым, но заботливым. Хочется искупаться в глубоком пруду - она оттаскивает за штаны, пойти в соседнюю деревню - она плетется следом, познакомиться с пацанами постарше - она встречает их рыком, и не дай Бог подойдет к ее "воспитанникам" чужой взрослый или другая собака.
В округе Каштанку прозвали Нянькой, и она охотно отзывалась на эту вторую кличку. Утром она провожала нас с братом на школьный автобус, а вечером - встречала на остановке. Попытки запереть Каштанку дома или посадить на цепь были тщетны: она огромным своим весом выламывала двери, а цепи рвала, как гнилые нитки. Зимой Каштанка гоняла волков от деревни, катала детей в санках и втискивалась по утрам в мою постель, чтобы согреть своим теплым боком.
С тетей Еней они так никогда и помирились. Если встречались случайно на деревенской улице или в поле, где паслись овцы, между ними тут же начиналась перебранка. Тетя Еня ругалась, Каштанка - рычала и лаяла. В таких случаях кто-нибудь из нашей семьи уводил Каштанку за ошейник. Она послушно покидала поле боя, но видно было, что Каштанка все еще помнит детскую обиду.
Когда собака состарилась, она полюбила дремать в большом кресле: видимо, из-за солидного возраста спать на полу ей стало слишком жестко и холодно. На кресле оставались клочки ее густой черной шерсти, которые потом липли к одежде, и взрослые регулярно изгоняли Каштанку с ее теплого нагретого места. Как укоризненно она заглядывала в глаза хозяевам! Словно хотела сказать: "Неужели я своим трудом не заслужила в старости право на мягкую лежанку?"
Мы с братом встали на сторону Каштанки. Чтобы закрепить за ней кресло, мы выдали ей пенсионное удостоверение: из альбома для рисования изготовили книжечку, в которой нарисовали Каштанкин портрет, присудили ей звание "Ветерана педагогического и пастушьего труда" и выдали ей право на пожизненное пользование большим креслом в гостиной. Пришел папа с работы, смотрит, а Каштанка в кресле лежит. Только хотел ее согнать, тут мы ему пенсионное удостоверение и предъявили. Папа очень смеялся, и прикрепил удостоверение на стену. "Такой важный документ надлежит хранить на видном месте", - сказал он. Мама с бабушкой немного поворчали, что шерсть по всему дому летать будет, но и им тоже удостоверение понравилось. С тех пор Каштанку из ее кресла никто не прогонял.
Когда мы с Нянькой сравнялись в росте, Каштанка вдруг стала надолго уходить в окрестные поля. Она копала там ямы и ложилась в них - искала удобную домовину... Взрослые не знали: как сказать мне? Я понял по их влажным глазам. Старший брат завернул Няньку в покрывало-накидку с ее любимого кресла, в миску положил кость и кусок хлеба. Когда яму закидали землей, каждый из нас выстрелил в небо из одностволки отца. Это была моя первая потеря, и я еще не знал тогда: Каштанка всю жизнь будет идти за мной следом, пока я помню, кто я и откуда. Мне кажется, что я и до сих пор все еще слышу ее басовитый лай.
Красный велосипед
Когда я был ребенком лет 6-7, мой папа приобрел для меня "велик". Это был новехонький синий "Орленок".
Покупка далась отцу не просто. Это сейчас даже из нашей отдаленной деревни можно доехать до города и обратно на такси по вполне сносной асфальтовой дороге. Во времена моего детства асфальт на дороге был жидким - натуральная экологически чистая грязь. Папа "отмесил" по ней 5 км до автобусной остановки, съездил в райцентр, купил "Орленок", также на рейсовом автобусе вернулся обратно, и, держа за сиденье упакованный в бумагу "велик", прикатил двухколесного друга своим ходом.
Увидев подарок, я пришел в ужас. Дело в том, что я уже давно мечтал о велосипеде, который собственноручно из всяких обломков собрал Саня. Этот взрослый парень (уже после армии) обладал талантом превращать кучу ржавчины и трухи в полезные механизмы. Саня всегда был гением технической мысли, и если бы не доступность алкоголя в сельпо и не безответная любовь к продавщице Нинке, наверняка, работал бы сейчас инженером-конструктором.
Велосипед модели "Саня-1987" был ярко-красным. На руль изобретатель "присобачил" (именно так выразился Саня) два зеркала от трактора. На переднем колесе, украшенном россыпью катафотов, стояла мощная "динамка", и благодаря ей, под рулем включался фонарь. По тем временам, когда никто не знал, что такое ВМХ, это был улётный тюнинг. И самое главное: пацаны не один раз проводили испытание - красный велик был самым быстрым в деревне.
Увидев новый "Орленок", похожий на целый велопарк точно таких же велосипедов, я разрыдался, понимая, что моей красной "веломечте" не сбыться никогда. Меня тут же начали ругать всей семьей за капризность, неблагодарность и избалованность. Все. Кроме папы. Узнав причину моего горя, он улыбнулся, вместе со мной пошел к Сане и обменял новый "Орленок" на красное потрепанное счастье.
Тогда отца все дружно бранили за методы моего воспитания, но он не поддался. Он знал, что в будущем, как у всякого человека, меня ждет немало черных полос, но я обязательно из них выеду. На красном велосипеде.
Кошачий ОМОН
Не бывает двух одинаковых ёлочек под Новый год: каждая семья праздничное деревце наряжает по-своему. Но такой ёлки, как у моего брата Женьки, я еще не видывала! Женька живет в маленькой вологодской деревне под названием Паутинка, и елка в его избе не стоит, а висит под потолком на веревочках.
Паутинка окружена кольцом могучего леса. В вологодской тайге полно настоящих хвойных великанов, но Женька каждый год приносит домой самую крохотную елку-невеличку, чтобы бечевка выдержала. Деревце качается в воздухе, как зеленый ёжик, который вдруг каким-то волшебством научился летать. Придумать такое изобретение Женьку вынудили домашние питомцы.
У него пять кошек, причем это не те нежные 'пушистики', как на картинках из Интернета, это пять диких зверей, закаленных жизнью в лесной деревне. Истребители крыс. Отряд "Альфа" кошачьего ОМОНа. Охотятся на все, что движется - от куриц и ящериц до свиристелей и белок. Умеют ловить рыбу в пруду. Ложатся брюшком на мостик у берега и терпеливо замирают, сосредоточенно рассматривая водную гладь. А потом - раз! - и на коготках, как на рыболовных крючках, уже блестит карасик.
Едят все, и не потому, что брат их плохо кормит, а, так сказать, для порядка. Хрумкают даже шоколад. В Женькином доме нельзя оставить шоколадку в обертке на столе, кошки утаскивают плитку на пол, расцарапывают фантик и фольгу и тихо делят на пятерых. Могут съесть и печенье, а также сухари, сало, все овощи в сыром, вареном, пареном и жареном виде и, конечно, любое мясо и рыбу.
Ёлку в Женькиной избе ставить на пол нельзя. Кошки ее сразу уронят и раздерут на мелкую хвою и веточки, а игрушки проворными лапками превратят в стеклянный порошок. Поэтому ёлка висит под потолком. Подарки для своих детишек Женька подвешивает под нее тоже на веревочках. Кошки все равно прыгают на деревце с телевизора и шкафа, но мой брат - тёртый калач. Он так рассчитал траекторию кошачьих полетов, чтобы кошки ни в коем случае до ёлки не долетали. Они падают на пол с жутким стуком и мявом, злые и обиженные. Зеленый ёжик висит, качается, игрушки заманчиво звенят и вертятся. Кошки Женьку с Новым годом принципиально не поздравляют...
К тому же брат накануне праздника отобрал у кошек свиристель, которую они с великим трудом поймали на калине. Дело было так: из леса в деревню прилетели свиристели, похожие на алые фонарики из-за красных перышек на грудке. Птицы занялись своим любимым делом, то есть мелодично свистели, ели калину и рябину и радовали деревенских жителей своими песнями и нарядами . Женька тоже вышел полюбоваться и увидел такую картину: самая старая кошка Рыська засела под калиной в засаду. "Она превратилась в каменное изваяние! - рассказывал мне брат. - Не Рыська, а монумент Рыське. Потом резко вертикально прыгнула вверх и упала на землю уже с птичкой". Женька, естественно, свиристель отобрал и выпустил. Но ведь это для брата она красавица и услада очей. А для Рыськи просто еда. Ну и кто Женька после этого, с кошачье-охотничьей точки зрения?
И кошки выдумали для Женьки наказание. Мой брат не выносит их мурлыканья. Вот они и дожидаются, когда он вернется с работы в колхозе и заберется на русскую печку отдохнуть. Тут же все пятеро пристраиваются рядышком к нему под бок и начинают мурлыкать хором. 'Зачем тебе, хозяин, свиристели? Мы же гораздо лучше поем!' - убеждают они Женьку. Подозреваю, они все-таки его любят, но по-своему - по-кошачьи.