"Если, однако, велишь, то о странствии трудном (...)
Все расскажу я"
Гомер "ОДИССЕЯ"
Когда Одиссей не явился к ужину, я пожал плечами, по обыкновению, оставил на столе блюдечко с молоком и ушел спать.
Утром, спустившись на кухню и, увидев нетронутые сухари и ночного мотылька, барахтающегося в молоке, вдруг заволновался. Одиссей и раньше любил побродяжить, но утром я всегда заставал его заснувшим тут же у пустого блюдечка или похрапывающим в старой плетеной сухарнице.
Я растерянно бродил по дому, теребил занавески и заглядывал под диваны. Машинально открыл дверь кладовки: сломанный утюг, кожаный мяч, соломенная шляпа с цветами, насос, медный подсвечник... Обычная хозяйственная дребедень. Только... Чего-то не хватало... Чемодана! Почти нового с маленькой незаметной дырочкой от гвоздя.
Я метнулся в библиотеку (так гордо у нас именовался закуток под лестницей с этажеркой и промятым гобеленовым креслом в стиле "жалковыбросить") и ....выдохнул с облегчением - книга была на месте. Опустился в кресло и прикрыл глаза. Мне вспомнились блестящие бусинки Одиссея, нетерпеливо шуршащего страницами. Тогда я сурово нахмурил брови и сказал ему: Поаккуратнее, дружок, это все-таки не газета! Да. Именно так я и сказал: Это все-таки Гомер, а не "Дейли телеграф"!
Тут мой лоб покрылся холодными каплями. Я схватил нашу любимую книгу и пролистал. Так и есть! Страницы со странствиями Одиссея были вырваны!
Вдруг одна за одной выстроились в ряд все замеченные мною мелочи: исчезнувшая в понедельник сальная свечка, моток бумажной бечевки (я искал его в среду, чтобы перевязать сверток), мой шелковый платок в четверг, пять кусочков колотого сахара из синей вазочки (тогда я подумал на Джима - этого шустрого соседского мальчишку), наконец, жестянка с ваксой. Ну, начет последней пропажи я был не совсем уверен - Одиссей решительно не носил ботинок с того самого дня. С того самого дня, когда я впервые прочитал ему о приключениях его легендарного тёзки. Глупый мышонок как он хотел быть похожим на него!
И вот. Поэтому. Вчера. Вечером. Он схватил чемодан и отправился в путь!
*******
Похожий на бобра начальник речного вокзала недоверчиво переспросил: Мышонка с чемоданом?
- Да-да, белого мышонка с вот таким чемоданом - я развел руки, показывая размер чемодана.
- Сожалею, сэр, с таким чемоданом ни одна мышь не садилась на вечерний пароход - и начальник станции ушел, покачивая своей бобриной головой.
Я остался на пристани тупо глядя на расставленные руки.
Абсурдность моего предположения была очевидной.
"Странники, кто вы? Откуда пришли водяною дорогой?"* - передо мной стоял чудак Билл (наш местный сумасшедший) и понимающе щерился. Я сунул в его засаленный жилет десятицентовик, но Билли не отставая семенил рядом и бубнил: "Странники, кто вы? Откуда пришли водяною дорогой?" Ну, конечно!!! Я помчался к Литтл Роуп - ручью, бывшей обмелевшей речке, который прижимался блестящим боком к яблоневому саду за нашим домом, а потом весело вприпрыжку скакал по замшелым камням к Заброшенной Мельнице.
Около дома я перевел дух и подгоняемый нехорошим предчувствием свернул в сад. Мокрые от росы садовые скамейки, поливочный шланг, лейки... Привычную картину нарушала ровная полоса примятой травы, словно маленький трактор, огибая деревья, съехал к ручью. Трактор, размером с чемодан!
Старый дурак! Кому ты читал эти греческие бредни! Зачем говорил, что "океан - это река, обтекающая всю Землю"**! И теперь шальные воды Литтл Роуп несут чемодан с Одиссеем к Заброшенной Мельнице, к Горбатому Мостику .... Прямо в открытое море!
Я никогда не был хорошим бегуном, но, будьте уверены, до Заброшенной Мельницы я добежал, наверное, быстрее Джима (этого шустрого соседского мальчишки). Единственное, чего мне не хватало - это юных зорких глаз, чтобы вглядеться в шевелящиеся ивовые заросли.
Пока я протирал запотевшие очки, у моих ног дергая худой полосатой спиной с приставшими листьями, появился огромный кот и выжидательно уставился на меня единственным глазом.
Голодный кот и мышонок, запутавшийся в ивняке! Что может быть ужасней!
- Цикло-о-оп! Киска! Где ты? - послышалось сзади.
В тот же миг одноглазое чудовище промчалось мимо.
На ступенях мельницы в своем неизменном чепчике стояла мисс Торнтон и держала в руках фарфоровую миску.
- Мельник уехал, вот и кормлю страдальца
- Юными мышками? - скривился я
- Ну, что вы! Овсянкой! Он же совсем беззубый. А вы - шутник - мисс Торнтон погрозила мне сухоньким пальцем.
Сняв шляпу, я попрощался с этой благородной женщиной и, слегка успокоенный, побежал вдоль ручья.
Все в этот день казалось мне лживым и притворным. Малиновки пели сиренами, а невинные кувшинки напоминали о сладких лотосах и потерянной памяти. На бегу вытряхивая из мокрых парусиновых туфель острые камешки и вытирая очки, я добрался до Горбатого Мостика. На нем воробьями сидели мальчишки.
- Добрый день, сэр - соседский Джим помахал мне самодельной удочкой.
- Как улов, Джимми? - пропыхтел я.
- Ничего, кроме этого паршивого чемодана!
- Это мой чемодан, Джим - сказал я тихо.
- Простите, сэр, но может быть в следующий раз, отправляясь в путешествие, вы положите туда хотя бы пару носков?
- В нем точно ничего не было?!
- Там еще было сто пенсов, но мы их бросили в воду. На удачу! - захохотали мальчишки.
Возможно, в другой раз их шутка и показалась бы мне смешной, но сейчас я в отчаянии трусил вдоль ручья, пытаясь найти хоть какой-нибудь знак, хоть какую-нибудь ниточку.
И я ее нашел. Не ниточку, а ту самую бумажную бечевку! Её лохматый обрывок с одного конца трепал беспощадный Литтл Роуп, а другой был прихлопнут гнилыми зубами страшной черной коряги.
Я представил Одиссея, обернутого моим шейным платком как тогой. Представил, как корабль-чемодан качают быстрые волны, как острые камни царапают фибровые бока, как вода юркой змеей пробирается в маленькую дырочку от гвоздя. Капитан выбрасывает и подмокший сахар, и ненужную свечку, делает из бечевки лассо и закидывает его на чудовище-корягу, пытается прибиться к берегу, размокшая бумага рвется, но мышонок из последних сил ухватывается за скользкий сучок.
Я опустился на колени, разглядывая сырой прибрежный песок, и вдруг отчетливо увидел цепочку мелких следов. Без сомнения, Одиссей был жив! Но мою короткую радость тут же захлестнуло темное отчаяние - рядом со следами моего друга мутными зловещими озерцами были отпечатки какого-то большого когтистого зверя. Сначала гигантские лапищи неотступно сопровождали знакомые легкие ножки, потом крупяные следочки пропали и по песчаному берегу к верхней дороге поднимались только когтистые...
...И вот тут я заплакал.
*******
Не помню как добрался до дома, как открыл дверь. Помню только, что ноги мои в парусиновых туфлях разъехались и я, оказавшись на полу, увидел черные жирные пятна. Они были везде - на коврике, на моих тапках, даже на стене. Врожденное любопытство побороло воспитанную брезгливость и я потер пальцем коврик. Хм... что-то знакомое. Ну, конечно! Это была обувная вакса!
Ошарашенный, я направился в ванную комнату и, застыв на пороге, закричал от неожиданности: в оцинкованном тазике (том самом, где обычно купался Одиссей) весь в радужной пене сидел неизвестный мне черный мышонок и благостно щурился. Я что-то промычал, попятился и сел на корзину для грязного белья, а нахальный незнакомец щедро натер себя душистым обмылком и сказал: Подай полотенчико. Не глядя, я сунул ему махровую салфетку. Пришелец вытирался и приговаривал: Дом, милый дом... Этого я уже стерпеть не мог. Полный гневной решимости выставить самозванца, я вытряхнул его из салфетки.
НА ПОЛУ СИДЕЛ ОДИССЕЙ. Чистый и довольный.
*******
- Твой шелковый платок, наверное, унесло в открытое море - вздохнул Одиссей, макая в молоко сухарик.
- Ерунда - ответил я.
- И прости, что извел ваксу. Сначала я намазался, чтобы походить на него (тут он возвел глаза к потолку), а потом эта мазилка удержала меня на воде. Я ведь не умею плавать, ты знаешь.
- Знаю - ответил я.
- А этот пес - Бакстер, оказывается отличный парень и бегает быстро. Это он заметил меня на берегу и предложил подбросить до дома.
Мы помолчали, глядя на огонь в камине.
И Одиссей сказал: Это было замечательное путешествие, Гомер, замечательное...
Да. Именно так он и сказал.
* Гомер "Одиссея"
** древние греки считали, что река обтекает Землю
МЫШОНОК ПО ИМЕНИ ГРЕЙСИ ВУЛ
Однажды я купил мышонка по имени Грейси Вул.
Когда я спросил его имя, он почему-то смутился и отвел глаза. Но обо всем по порядку.
Я всегда мечтал иметь орла. Не попугая, не канарейку, а именно орла. Я представлял, как несу его на руке - оперенье светится бронзой, а прохожие уступают дорогу. Я даже стащил у папаши Локера старую кожаную перчатку. Каждое воскресение я ходил на птичий рынок, но орлы в нашем городе не водились и, на меня смотрели как на сумасшедшего...
В тот день я проснулся с удивительным ощущением полета. В тающих обрывках сна я уловил зоркий орлиный глаз и череду фиолетовых гор. Разбив копилку над красным клетчатым платком, я побежал на рынок. Сухой невозмутимый Альварес, как всегда, сидел в плетеном кресле, а перед ним в высокой клетке гнул мощные крылья стервятник. В его когтях отчаянно бился серый комок. Вдруг кто-то спросил моим голосом:
- Сколько он стоит?
- Пятьдесят шиллингов.
- Сколько стоит мышонок? - спросил его я.
- Пятьдесят шиллингов - не разжимая губ, повторил Альварес.
Я протянул клетчатый платок. Темной когтистой рукой Альварес пересчитал деньги.
- Еще крона и четыре пенса.
Прутья клетки закачались в моих слезах. Вдруг чья-то обтянутая твидом рука разжалась и над клеткой дождем посыпались монеты. Альварес завернул мышонка в клетчатый платок, сунул мне. Я оглянулся, ища своего благодетеля, но твидовый пиджак стремительно удалялся.
- Спасибо, сэр! Верну! Обязательно! - крикнул я и кинулся домой, даже не обернувшись на свою бронзовую мечту. Взлетев по ступеням в свою комнату, я положил платок на кровать и кинулся в чулан за старой картонной коробкой, а, когда вернулся, мышонок уже сидел на подушке и прихорашивался.
- Ну, вот - я пересадил мышонка в коробку - как же мне тебя назвать?
- У меня уже есть имя.
- Вот как?! - удивился я.
Тут мышонок почему-то смутился и отвел глаза, а потом еле слышно произнес:
- Грейси Вул
- Разве у мышей бывают фамилии?
- Не у всех, конечно - сказал мышонок со скромным достоинством и стряхнул с шерстки невидимую пылинку. - Я родился в трюме торгового судна "Королева Виктория", в семье Вулов - корабельных мышей. Наш корабль возил ткани со всего света. Кашмирский шелк, персидская парча, арабский миткаль, иранская тафта... Чего там только не было! - мышонок закатил круглые глазки. - А пра-прабабушка говорила, что раньше на корабле возили даже мадаполам!
- Пра-прабабушка? - с сомненьем переспросил я.
- Да. Наш род очень, очень древний... - Грейси сложил на животе крошечные лапки.
- С кем это ты там болтаешь, Том? - услышал я мамин голос и скрип расшатанной лестницы.
- Повторяю урок, мам - я быстро сунул картонную коробку под кровать.
Под кроватью было тихо. Я вытащил коробку. Грейси Вул крепко спал, накрывшись клетчатым платком.
Так, неизвестный помог мне спасти потомка знатного рода, а у меня появилась маленькая тайна.
Теперь я с радостью возвращался домой и, заглянув по пути на кухню, где гремела кастрюлями наша кухарка Пэгги, прихватывал сухарик или кусочек морковки для Грейси. Мне нравилось, делая уроки, слышать его шебуршание, а засыпая - тоненький свист.
Грейси был неприхотлив и не делал припасов, но часто в мышиной коробке я находил лоскутки и шерстяные нитки. Лента, оброненная сестрой, клочок старой кружевной салфетки, крахмальная наколка Пеги, разноцветные обрывки вязания. Однажды, Грейси Вул даже завязал вокруг шеи кусочек вышитой тесьмы и кокетливо пояснил - галстук.
Он был явно неравнодушен к тканям. Прогуливаясь по комнате, теребил покрывало, щупал занавески, цокая языком, восхищался шелковыми кистями. Подолгу вглядывался в обшарпанный тканый коврик над кроватью. Я знал, что может его порадовать, и приносил цветные нитки, заплатки из замши, молочно-жемчужные пуговицы из маминой шкатулки. Также я знал, чего он боится. Грейси боялся кошек. В этом, конечно, ничего удивительного не было. Все мыши боятся кошек. Но ведь на корабле не бывает кошек. Я спрашивал его об этом, но он путался, крутил хвостом и, в конце концов, будто обидевшись, замолкал.
Грейси часто вспоминал свою семью. Удивительно, но он помнил всех своих родственников, вплоть до троюродных дедушек и пра-пра-внучатых племянников. Мне было неловко - ведь я путал даже имя собственной тетки из Авимора. Сестра говорила, это потому, что её пряники чёрствые и пахнут валерианой. Но теперь, слушая Грейси, я внезапно понял, как мы, люди, ужасно безразличны друг другу и как дорого стоит доброта.
Бывали дни, когда мышонок особенно тосковал и сидел молча, перебирая свои тряпочки. А я, видя его таким, старался не открывать окно, чтобы соленый морской ветер не напоминал ему о родном плавучем доме.
Однажды, возвращаясь с рынка, куда меня отправила Пеги, я услышал протяжный гудок. Рассчитав, что успею до обеда, я свернул к порту. Там, растолкав серые волны, пришвартовался большой корабль. На темном мокром борту тусклым золотом надпись "Королева Виктория". По трапу, придавленные тюками с раджастанским хлопком, сходили матросы. Я понесся домой. Отдав Пеги корзину с овощами, взбежал по лестнице к себе.
- Греси Вул! Я нашел твою семью! Собирайся!
Мышонок, сидевший на чернильнице, вздрогнул и обернулся.
- "Королева Виктория" в порту! Ты так тоскуешь по своему дому, по родным. Я привязался к тебе, но было бы жестоко не вернуть тебя в семью - бормоча это, я сунул за пазуху онемевшего Грейси и побежал к морю.
Облизывая соленые щеки, я посадил мышонка на швартовый канат и легонько пожал розовую лапку:
-Удачи тебе, Грейси Вул.
Мышонок смотрел на меня блестящими глазами и отчаянно мотал головой.
- Разве это не твой корабль?
- Том, я не корабельная мышь и я...первый раз вижу море...- прошептал мышонок и горько заплакал.
- Ну, что ты, что ты! - я посадил мышонка на плечо и медленно пошел обратно. Он всхлипывал и сопел мне в ухо.
У магазина "Сондерс и сыновья" Грейси с ужасом пискнул - Пират! Спасайся! - и нырнул под воротник моей куртки. Вдоль дома медленно шел большой черный кот. Около двери с колокольчиком он остановился, повел носом и поднял хвост саблей. Вдруг послышались веселые голоса, колокольчик звякнул и на улицу вышли две женщины с бумажными свертками, а кот юркнул внутрь. Любопытство толкнуло меня вслед. Я огляделся. Вокруг стояли задрапированные манекены, с полок струился шёлк, белой пеной оседало кружево, огромными валунами стояли рулоны сукна и шерсти.
- Вы что-то хотели, молодой человек? - За прилавком появился продавец в сером твидовом пиджаке.
- Нет-нет - промямлил я, а Грейси завозился под воротником.
- Как угодно - продавец кивнул и повернулся к полкам. Я обомлел! Его спина в твидовом пиджаке - была спиной моего доброго незнакомца!
- Простите, сэр. Вы так помогли мне тогда, на птичьем рынке.
Продавец удивленно оглянулся.
- Позвольте мне вернуть долг, сэр - я положил на прилавок деньги, которые с тех пор все время носил с собой, надеясь на случайную встречу.
- Ах, вот в чем дело! - улыбнулся он и добавил - Я был рад помочь.
Тут на прилавок запрыгнул черный кот и потерся усатой щекой о рукав хозяина. От ёрзающего на шее Грейси, мне стало щекотно и я, попрощавшись, вышел.
- Может быть, сейчас ты скажешь, откуда знаешь Пирата?
Мышонок вылез на плечо и громко прошептал - З д е с ь был мой дом и моя семья.
- Почему же ты не остался в магазине?!
- Знаешь, Томми, ведь я был последним, кто убегал от Пирата...
- И оказался в клетке у орла?.. - догадался я.
Грейси Вул остался у меня.
Мы часто ходим в порт. Смотрим на море и на корабли.
Я обещал Грейси, что, когда я стану моряком, обязательно возьму его с собой.