Ох, ох - и быстро бежит жизнь наша, дорогие мои. Будто речка лесная, сначала ручейком хрустальным, в котором каждый камушек, каждая травинка, каждый мотылек, так приметны, так важны, это детство наше. А вот и опушка солнцем залитая, сквозь березки, дали синие открываются и ручеек наш уже речка малая, сквозь луга многоцветные, да поляны душистые вдаль убегает. Это отрочество и юность. Там глядишь уже река полноводная, среди спелых хлебов да лесов тенистых течет. Мимо села мелькают, храмы древние, города малые. Молодость. Зрелые годы уже полноводная река, синей лентой, меж городов текущая, корабли на ней, баржи да паромы, мосты ее перекрывают. Тут уже причалы и притоки, семьи, дети да внуки наши. А там, у самого горизонта, где небо с землей встречается, разливается река нашей жизни, в устье широкое, с заливами и озерами. Это уж годы мудрости и заката. Впадает река нашей жизни в море необъятное, океан наших судеб и чем дальше ты, от истоков своих, от ручья того лесного, тем больше вспоминается дни весенние.
Вот и я, на склоне лет вспоминаю юность и детство свое и каждую деталь, каждый миг той ушедшей жизни перед глазами встает. Вот и хочу я рассказать вам о временах тех далеких, о людях окружавших меня.
Владыка Арсений (Крылов).
Мало кто уже помнит Москву послевоенную. Город моего детства, юности моей. С палисадниками утопающими во флоксах да золотых шарах, дворами полными ребятни, гоняющей мячик или играющей в биту. Голубятнями, гордостью целого квартала, с взлетающими в синеву небес стаями белоснежных птиц. Ушло то время, а с ним и город тот, весной цветущий сиренью и жасмином, а зимой утопающий в сугробах. Давно это было.
К великому моему счастью, судьба одарила меня встречами с людьми необыкновенными. Главной для меня в юности моей стала встреча со старым священнослужителем, епископом Арсением. Совсем еще ребенком я был, как заприметил он меня. Десять лет мне было, а я уже прислуживал ему в храме "Нечаянная радость", в Марьиной Роще. Владыка Арсений там кафедру возглавлял после ухода на покой. А тогда молодых ребят немного на службе увидеть можно было. Пионеры да комсомольцы все мои сверстники, атеисты. А я, как себя помню, все в церкви, мама у меня крепко верующая. Полюбил я храм, всем сердцем, всей душой. Вот и пригласил меня Владыка прислуживать ему в качестве посошника. Я и рад, а мама так просто счастлива.
Да время тогда было такое, что каждый подросток военным стать хотел, грезил о битвах и победах. Фронтовики, что с войны вернулись, героями нашими были. Во дворе, у столика деревянного, вечером, собиралась стайка ребят и часами слушала рассказы ветеранов о страшных боях, о героях, победах и поражениях. Потом бесконечно играли мы в войну, воображая себя бесстрашными танкистами и летчиками, разведчиками и партизанами. И решил я военным стать. Пришел за благословлением к владыке. Он ласково посмотрел на меня и благословил, сказав, что дело это богоугодное - Родину защищать. Я мечтал стать офицером, и стал поступать в училище Суворовское. А там конкурс гигантский, так, что я с только третьего раза и поступил. Да не пришлось мне долго там проучиться, выгнали меня. Отец мой, что с войны не вернулся, без вести пропал. А по тем временам это подозрительным считалось. Вот и отчислили меня после первой же проверки компетентные органы.
Вернулся я в храм с разбитыми надеждами, да несбывшимися мечтами. Владыка успокоил, сказав, что по другому можно отечеству служить, в церкви, богу за людей молиться. И стал я с этих пор в храме служить, посошником, потом псаломщиком, и, наконец, иподьяконом. Так и определилась судьба моя.
Владыка Арсений опекал меня, бережно вводя в жизнь церкви, во все особенности и сложности службы. Как сын я ему был, Шуренькой он меня ласково называл. Тогда молодежь к храму не подпускали, хотели преемственность нарушить, обескровить церковь православную. Так владыка уполномоченному обкома по делам религии сказал, что племянник я ему. А пора пришла, владыка на учебу меня благословил, в семинарию духовную. Да только опять незадача, по возрасту рановато мне было в семинарии учиться, мне еще и восемнадцать годков не исполнилось. Надоумил он меня в Саратов поехать в семинарию поступать, там не так строго. Поехал, взял благословление у архиепископа Саратовского Палладия, а меня к уполномоченному по делам религии вызвали, и стал он меня вербовать с органами госбезопасности сотрудничать. Я наотрез отказался, и не успел еще до семинарии доехать, как уже отказ получил. Не судьба. Да, владыка Палладий, сказал, чтобы не расстраивался я очень, все равно местную семинарию закрывают через год. Приехал я в Москву, опять у епископа Арсения прислуживать иподьяконом, а там пригласили меня в резиденцию патриарха в Переделкино. Оттуда, через три года поступил я в семинарию в Троице Сергиевой Лавре, слава Господи, сразу на третий курс.
Здесь, в 1962 году меня горе настигло, умер благодетель мой, владыка Арсений. Царство ему Небесное. Как отец родной был он мне. Необыкновенный был человек. Как сейчас помню лучистые, радостные, какие то по детски доверчивые глаза владыки. Голос его, тихий, ласковый, заботливый. Происходил епископ Арсений из высокообразованной и глубоко религиозной семьи, отец его был псаломщиком. Настоящая любовь связывала его всю жизнь с родными - братом, служившем в Патриархии и погибшем в ГУЛАГе в 1941 году. И тремя сестрами: Елизаветой, Верой и Зинаидой. В небольшом деревянном домике, что уютно расположился за красивым особняком болгарского посольства, владыка и доживал свой век со своей сестрой Елизаветой.
Еще до революции он окончил Московское Донское духовное училище, затем духовную семинарию. Был учителем в Покровской монастырской церковноприходской школе и псаломщиком . Позже закончил Московский Университет став кандидатом экономики, а затем получил и второе высшее образование - юридическое. Но занимаясь профессиональной деятельностью, всю душу отдавал вере, являясь псаломщиком Богоявленского Патриаршего собора. Во время войны в его личной жизни произошла трагедия, круто изменившая всю его жизнь. Он потерял горячо любимую жену, скоропостижно скончавшуюся. И выбрал путь священника, монаха, епископа, пройдя через все тяжелые испытания ХХ века, неся в богоборческие времена свет истины и веры в свой народ. Став Епископом он мужественно сражался с властями, отстаивая права верующих, и часто был преследуем за это. Результатом были частые конфликты, отставки, потеря здоровья и тяжелые инфаркты. До конца жизни епископ, уже, будучи на покое, служил в храме "Нечаянная радость" в Марьиной Роще и сослуживал Патриарху в Богоявленском соборе. И из жизни ушел владыка, символично, отслужив в церкви. Отпевали моего благодетеля в его любимом Богоявленском соборе, и будто ангелы витали под сводами, так светло было в храме от любви, переполнявшей сердца пришедших проститься. А похоронили епископа Арсения на Ваганьковском кладбище, в самом сердце Москвы, города, навсегда запомнившего доброго пастыря.
Мне он запомнился уже старым и больным человеком, перенесшим инфаркты, но необыкновенно светлым и добрым, дарящим свою любовь всем, с кем сводила его судьба. Бесконечно благодарен я своему благодетелю и наставнику, молюсь за него каждый день.
Архимандрит Леонид.
В детстве, посещая храмы, мы с мамой любили бывать на службах, которые вел архимандрит Леонид. Особой теплотой, доверительностью отличались его проповеди. Меня завораживал тот покой и свет, исходящий от, казалось бы, простых слов, что находил архимандрит для своей паствы. Мы специально с мамой приезжали в чудесный храм "Пимена Великого", что находился в Новых Воротниках на Новослободской улице. Хоть и не близко было ехать туда, да уж больно храм хорош, и служба красива. Помню, особенно весной, за оградой узорчатой, чугунной, весь в сирени, как из сказочного града старинного, стены красные в белом кружеве, колокольня высокая, а над куполом золотым заря вечерняя догорает. В дворике голуби сизари расхаживают, курлыкают важно, на ступенях котик полосатый мурлычет, а за вратами пение молитвенное и лампадки горят. До того хорошо, уютно, как в сказку попал.
Как-то зимой, я долго болел тяжелой ангиной, измучился, похудел. Зашла к нам мамина знакомая монахиня мать Мария проведать болящего, гостинчики принесла, печенье монастырское да маленькую баночку варенья малинового, драгоценного по тем временам. Ох, и варенье, до сих пор помню запах, что разлился по комнатке нашей, когда бумажную крышечку сняли. Будто летним погожим днем повеяло, травами луговыми да ягодами лесными, цветами полевыми. У меня даже голова закружилась от счастья. А матушка Мария улыбается, ласково гладит меня и молитовки читает, да так тихо, почти шепотом. Напился я чаю горячего с вареньем и заснул. И с этого дня пошли дела на поправку. А как температура спала, мы с мамой к матушке Марии в храм "Пимена Великого" приехали, на службу. Бога благодарить. Матушка ласково меня встретила, расцеловала и к амвону подвела. Стоим на коленях, молимся, а тут и служба началась. Вдруг подходит ко мне архимандрит Леонид с посохом в руке, а матушка Мария берет мою руку и к посоху прикладывает, подержись чадо за посох, возблагодари Бога за исцеление. Я с робостью смотрю снизу вверх на величественного пастыря, а он улыбнулся, на голову руку возложил мне и сказал " Посох взял - священником будет". Так мне хорошо стало, так радостно!
Митрополит Крутицкий и Коломенский Николай (Ярушевич).
Первая проповедь, которую помню, которая запала в душу, та, что услышал в детстве от митрополита Николая (Ярушевича). Помню, приболел я, да никак не поправлялся, изнемог совсем. Мама и взяла меня на проповедь ту необыкновенную. Московским златоустом звали его. Славился владыка проникновенными, доходящими до самых глубин сердца проповедями. Узнавали православные, когда служил митрополит в храме Петра и Павла на Преображенке и ехали через всю Москву послушать необыкновенного священника, сердцем утешиться. Много ли таких проповедей, что душу трогают да радость истинную приносят. Голос владыки, тенор чистый и ясный, под сводами храма, будто колокол звучал. Каждому благовестил, любого утешал и укреплял в беде и горе. Каждое слово, каждая фраза как чеканная, всякая мысль глубокая, любое слово как алмаз светилось. Даром великим обладал владыка Николай, редким и ценным. Любили его москвичи. Я много раз ездил специально владыку послушать, душа, будто светом наполнялась, радостью светилась.
А мое знакомство со знаменитым митрополитом началось в юности. Мы, молодые певчие, алтарники, да иподьяконы, молодежь православная любили на Святки ездить и почитаемых нами батюшек поздравлять. А именины владыки на Николу зимнего приходились. Мы отправлялись всей гурьбой в чайный магазин у "Сандунов", славившейся отличным цейлонским чаем, затем покупали красивый, старинный подстаканник, заказывали гравировку на ободке " На добрую молитвенную память от благочестивой московской молодежи" и ехали в небольшой особнячок, что в переулке старинном находился. Проводником нашим был молодой тогда Владимир (Фролов), у митрополита иподьяконом прислуживающий.
И вот, зимний московский вечер, синие сугробы, легкая поземка и свежий январский морозец. Под ногами снежок поскрипывает, фонари желтыми шарами небо расцветили, за окошками огоньки светятся. Уютно, радостно, весело, шумно. Молодость! Подходим к милому домику, такому родному, московскому, с наличниками и карнизами лепными, за окошками свет неяркий, звоним в старую, деревянную, филенчатую дверь. Открывает экономка владыки, широко улыбается. Весело здороваемся, поздравляем, дарим конфеты и спрашиваем, дома ли владыка. Дома, отвечает, как вас представить. Тут Владимир на правах близкого человека заявляет: "Делегация православной молодежи Москвы, с поздравлениями"! Заходим в прихожую, наполняя тишину домика молодыми голосами. В гостиной встречает нас сам владыка. Весело, непринужденно, по домашнему. Дух особый витал в доме этом, родной, московский. Мы с морозца, румяные, веселые, смешливые. Праздник! И митрополит на глазах молодеет, шутит, смеется. Вручаем с поклонами и речами подарок свой, чайный. Щурится владыка, разглядывает узоры на подстаканнике, цокает языком, хорош подарок! И приглашает, конечно, к чаю, в Москве живем, В России! Начинается веселье незабываемое, владыка дома непринужденный, простой, обаятельный. Настоящий интеллигент российский, дореволюционный. Обстановка в доме обволакивает особым, старозаветным уютом, с громадной библиотекой, фисгармонией, граммофоном. В конце вечера владыка достает пластинки дореволюционные, с его любимым Шаляпиным. И не удержавшись, в самом конце, сам садится за фисгармонию и поет великолепным тенором любимый свой романс Рахманинова на стихи Мережковского "Христос Воскрес поют во храме". Свет в гостиной только от горящих лампад да торшера у окна, за окнами тихо падает хлопьями снег, а души наши переполняются счастьем и покоем.
Годы гонений. Архиепископ Антоний (Михайловский).
Время нашей молодости, конец пятидесятых годов, на новый виток борьбы государства советского с религией пришелся. Возглавляемая Н.Хрущевым антирелигиозная компания завершилась новыми гонениями на Церковь Православную. Теперь все усилия всемогущей власти были направлены на свержение с поста Председателя Отдела внешних церковных сношений митрополита Николая (Ярушевича). Не вписывался выдающийся святитель в планы безбожных властей, не шел на компромиссы и уступки, отстаивал права верующих, и был снят со всех должностей и уволен "на покой". А мы, так любившие владыку, переживали за него, и приезжали иногда к нему в гости, поддержать в тяжелые времена. Владыка любил эти встречи с православной молодежью, и будто сам молодел, забывал на время о печалях и невзгодах.
Запомнился мне на всю жизнь такой случай. Были мы в гостях у митрополита, посидели, почаевничали, пора и честь знать. Только собрались откланяться, а в прихожей звонок. Через минуту экономка заходит и докладывает, что архиепископ Брянский, Антоний (Михайловский) пришел. Тут уж мы заторопились, неудобно встрече иерархов мешать. А владыка, напротив, удержал нас, говоря, что познакомит с архиепископом, полезно для вас это будет. Входит в гостиную удивительно скромно, даже бедно одетый пожилой человек. Внешность аскета, изможденное лицо, совсем на архиепископа не похож Владыка, скорее на отшельника. Оказывается, только из заключения вернулся. Скромно и тихо поздоровался со всеми, благословил и удалился для разговора с митрополитом Николаем. Мы тихо откланялись и вышли, пораженные необыкновенным впечатлением, что произвел на нас новый знакомый. А на следующей встрече с Владыкой Николаем, попросили рассказать о нем. И услышали поразительный рассказ о необыкновенной судьбе архиепископа Антония (Михайловского). В этой святой жизни, полной страданий и гонений отражалась как в зеркале судьба Русской Православной Церкви в двадцатом веке. Двадцать пять лет тюрем и лагерей, где только чудо и провидение Господа спасали от неминуемой гибели, подвиги во имя Веры, прозрения, многочисленные богословские труды, и постоянная молитва. Прав был митрополит Николай, лучшего примера истинного служения для нас, начинающих свой многотрудный путь священников, было не найти.
Часы. Встреча с архиепископом Лукой (Войно-Ясенецким).
Любил Владыка Арсений, когда позволяли обстоятельства, в Крым осенью поехать, отдохнуть. Кто бывал в эту пору на полуострове, знает какое это блаженство. Рай, истинный рай. Горы, поросшие дубравами, облачаются в пурпур и золото, море наливается ультрамарином, к берегу вскипая небольшими белоснежными волнами. Воздух напоен ароматами моря, цветов и трав. Белые домики Ялты и Симферополя, Гурзуфа и Херсонеса, окруженные садами, полны плодов благословленной, древней земли. В окрестностях Одессы, сохранилась резиденция Патриархии, где и останавливался Владыка. А в этот раз, решил он посетить старинного своего друга архиепископа Луку (Войно-Ясенецкого). Я еще отроком тогда был, прислуживал в алтаре, и взял меня Владыка Арсений с собой в Крым для службы в храме и исполнения поручений, что переполняло меня гордостью за оказанное доверие. Теперь, спустя многие годы, думаю, просто пожалел меня старый архиепископ. Знал, что без отца я остался, что мама тяжело больна, что живу впроголодь и недавно воспаление легких перенес, чуть Богу душу не отдал. Бледный я до синевы стал, в чем душа держится. В Москве голодно, сыро, на карточки продуктовые досыта не поешь.
А тут, в Крыму, фрукты на каждом шагу, только срывать успевай, все бесплатно. Теплынь стоит, в море купаться можно. Рыбку ловить с рыбаками ходил, а потом уху на берегу варили наваристую. Чудо.
А началось наше путешествие с посещения архиепископа Луки. Старенький он тогда уже был, а величественный. Помню, увидев его, оробел. Строг, мне показался архиепископ Лука. Отслужили службу у него в храме, и захотел он Симферополь нам показать, свой, тот, что любил и знал как никто. Посадил в машину, я на переднем сидении оказался, а старые друзья на заднем диване расположились. Ездим по городу, останавливаемся, выходим в город, епископ Лука рассказывает.
Прошло немало времени, и тут спрашивает он меня, который час. Я смутился, часов то у меня никогда не было. Откуда роскошь такая. Извинился я, что не знаю, часов нет, но мигом сбегаю на площадь привокзальную, разузнаю. Засмеялся он, и сказал моему благодетелю, Владыке Арсению, что негоже помощника без часов оставлять. Да это легко поправимо. Вот, говорит, у меня часы есть, а слеп я и не вижу почти ничего, так пусть молодым послужат. Снимает с руки часы золотые "Победа", и мне отдает. Сказать, что оторопел я, ничего не сказать! Благодарю и отказываюсь, посматривая в страхе на Владыку Арсения. Тот улыбается, и разрешает принять дар. Только Александр, помни, кто часы тебе подарил, говорит Владыка. Время пройдет и бесценным дар этот станет. Я в восторге благодарю епископа Луку, часы, принимая в дар. Теплые они еще, прямо с руки сняты. И, что удивительно, тепло это, сколько лет потом прошло, хранили часы святого человека, будто оберегая меня.
Владыка Сергий (Ларин).
Особыми годы те были послевоенные, бедно мы все жили, такую беду одолели, миром всем одолели, жертвами великими. Снова народ к вере потянулся, к истокам своим, к роднику и жизнь церковная после стольких гонений потихоньку возвращаться стала. Я тогда у Владыки Арсения прислужиживал и вот как то на праздник великий, службы шли большие, в соборе патриаршем Елоховском. Храм красоты дивной, цвета неба лазоревого, а в вышине купола золотом горят. На службы эти патриарх, митрополиты, архиепископы приехали, каждый с помощниками своими. Отслужил я службу с Владыкой Арсением и вдруг подходит к нам высокий, статный, не старый еще епископ и просит Владыку Арсения отпустить меня помочь ему завтра литургию провести. Рассмеялся Владыка Арсений, лукаво посмотрел на меня и благословил. Я уж домой собрался ехать, отдохнуть перед службами, да не тут-то было. Просит меня епископ Сергий поучаствовать к подготовке к завтрашней службе. Я по простоте душевной, да малолетству думал, за час управимся, не в первый раз. Ан нет. Строг епископ оказался, до позднего вечера, до мельчайших подробностей, со всеми деталями разбирали весь ход службы. Устали, аж с ног валимся. А к вечеру попросил нас епископ на чай в трапезную и тут, будто подменили его, в храме строгий, не терпящий никаких ошибок, просчетов, здесь радушным хозяином оказался, веселым, хлебосольным. Да и чая такого я никогда не пил, душистого, по старинным рецептам, на травах луговых настоянного. И пироги к нему, с ягодами лесными, да грибами, чудо, как хороши. Весело на душе стало, светло, а в дворик церковный вышли, ахнули. Небо все звездами усыпано, и купола в нем в сиянии будто плывут, внутри храма лампады горят, свечи мерцают, молитва слышна. До того хорошо.
На следующий день отслужили мы службу с епископом Сергием. Те дьяки, что с ним приехали с полуслова его понимали, с полувзгляда и я грешный расстарался. Поблагодарил нас епископ и мне толи в шутку, толи всерьез, предложил у него служить. Поблагодарил я за честь, да разве мог я от благодетеля своего Владыке Арсения уйти. Позже Владыка Арсений спросил меня, как служба прошла, и ничуть не удивился репетиции нашей, вчерашней. Славится этим епископ Сергий (Ларин), сказал мне владыка, ты еще хора его не слышал, а он у него лучший в России. Любит епископ службу нашу православную, бережет. Строг, конечно, как без этого. Да ведь Богу служим. Сам он ни время, ни сил, ни денег, не жалеет своих на это благородное дело, по всей Руси старинные песенные книги собирает, лучших певчих находит. Так, что чадо мое возлюбленное Александр, не напрасно я тебя на службу ту отпустил. И, правда, истинная, на все жизнь запомнил я эту первую встречу с Владыкой Сергием.
Послесловие.
Вот и заканчивалось это лето, наполненное удивительными встречами с Отцом Александром. Происходили они на нашей старой подмосковной даче, в большой и уютной гостиной, за настоящим купеческим столом в центре зала, большим старинной работы резным буфетом и стенами увешанными гравюрами давно уже ушедшей Москвы.
Заканчивался последний вечер, за окнами наливался синью яблоневый сад. Мы проводили Отца Александра, он благословил нас. А на улице было так хорошо, так тихо, на верхушках сосен догорали последние всполохи вечерней зари. Сад наполнился чудным запахом упавших яблок и свежескошенной травы. Природа засыпала, и только легкий ветерок приносил горьковатый запах далеких костров.
Мы смотрели на бесконечный купол ночного неба усыпанного миллиардами сияющих звезд. И каждому из нас, в эти мгновения светила его звезда, отражавшая его жизнь и его путь.
Свежело, надо было идти домой. Закончилось еще одно незабываемое лето нашей жизни.
А утром звезды, ушедшие с небосклона, рассыпались слезами росы, на луговых цветах.