Проверка на голубую кровь
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
ПРОВЕРКА НА ГОЛУБУЮ КРОВЬ
" Мелкий тиран - это удача для воина".
Карлос Кастанеда
Июльским утром на перроне Воронежского вокзала Смелков находился в некотором расслаблении плоти и борении духа. Почти часовая остановка поезда располагала к первой сигарете на свежем воздухе, и он вышел прогуляться. Перед сигаретой желательно положить что-нибудь в желудок. Тут-то Буриданов осел внутри и распоясался, задерживая кайф первой затяжки. Строгое материнское воспитание даже в пятьдесят годков сказывалось и требовало кофе со сливками под домашний бутерброд. Материальный организм жаждал пива, оставляя бутерброд, как компромисс. Оправдывая слабость вчерашними проводами в санатории, Смелков неспешно двинулся к бабульке, продававшей пиво из корзинки.
У платформы с другой стороны, стояла железнодорожная лаборатория из двух вагонов. Невысокий, резкий в движениях, мужичок в чистом и ладно сидящем на нем комбинезоне прижал к вагону молодца в дорогом костюме и совал ему в лицо сорванную с лаборатории агитку за какого-то кандидата.
- Ты, сучонок, у меня сейчас это жрать будешь! Любишь компанию с ворьем и жуликами, так не смей где попало и перед честным народом эти хари развешивать! Да я тебя...
Какой узнаваемый голос - Зубцов! Первый командир Смелкова на военной, еще срочной, службе. Взять пару пива или поллитровку и подойти? И полковник запаса засомневался. Не узнает его Зубцов, сколько их, салаг, через его учебный взвод прошло. Отказал когда-то Зубцов ему подписать рапорт для поступления в военное училище. Мол, слаб пока, солдат Смелков, духом, и косточка военная не окрепла, послужи еще с годик, а там, если не передумаешь, другие подпишут. Так и произошло. А теперь запросто может бывший старший сержант отчитать полковника запаса за склонность к употреблению с утра.
Торопливо глотнув из открытой бутылки, Смелков закурил, наблюдая, как молодец лет тридцати, получив пинок под зад, удирает молча. Зубцов оглядел перрон, подобрал и отнес в урну обрывок видимо недожеванной бумажки и скрылся в служебном вагоне.
Да, Смелкова бывший командир может не признать. А вот Голицына он вряд ли забыл. И, вспоминая тот случай перед присягой, Смелков пошел к вагону.
Голицына Сашку Смелков на дух не переносил. Ему даже находиться
рядом неприятно было. Это как нелюбовь с первого взгляда.
Высокий, но рыхлый, с толстыми щеками и губами Голицын, вероятно, обладал раздутым самомнением, поскольку местоимение "Я" в его разговорах или рассказах было главным в каждом предложении. Проходя мимо, он мог наступить тебе на сапог (тяжелый - больно) и, вместо извинения, засмеяться - это он шутит - мол, нечего ноги расставлять.
Все бы ничего, можно было по совокупности таких шуток и рыло начистить, но не успел Смелков. После первой недели службы в ШМАСе*, так называлась учебка, в которую их призвали, Голицына назначили командиром 3 отделения. Чем руководствовался старший сержант Зубцов - заместитель командира 6 взвода, выдвигая Голицына, не понял никто из новобранцев.
Ну, в 1-ом отделение назначен Корк. Ему уже 24 года, он не был, как все салаги - после школы, уже университет в Риге закончил, начал биологом работать, да в армию загребли. Латыш, толстый, под 2 метра ростом, молчаливый: спросишь его что-нибудь - устанешь ждать ответ. Он основательно подумает, прежде чем скажет. Но, если скажет - как отрежет - менять мнение не будет.
Во 2-ом отделении назначен Боря Козырев. Тоже правильно. Боре 22 года, успел 4 года в Ленинградском политехе отучиться. На взрослого мужика похож, и что-то в нем цыганское есть. Веселый и острый на язык: если язвить начнет - над жертвой весь взвод хохочет. Про себя говорит:
- Я справедлив как бритва: не трогай - не порежешься, а тронул - не жалуйся!
В 4-ом отделении командиром Витя Грошев. Это справедливо: 19 лет парню, а уже коммунист. Даже, говорят, награду за что-то с "гражданки" имеет.
Ну, а как Голицын в эту обойму попал, никто не понял.
За прошедшие всего 3 недели с начала службы Голицын уже 2 раза болезненно достал Смелкова. И, как понял Смелков, это произошло неслучайно. То, что он, двигая табуретку, пальцы Смелкову придавил и, якобы случайно, в умывальнике шапку его на мокрый пол смахнул - не в счет. То, что он толком не извинился - ладно - все не без недостатков. Смелков не злопамятен. Но на утреннем осмотре Голицын разворошил постель Смелкова только из-за одной вмятины на одеяле от лежавшей там ранее шапки. Натянуть одеяло - секунда, а перезаправлять 2 минуты на глазах всего взвода..! Да и служит Смелков у Козырева во 2 отделении, подумаешь, искатель порядка за других нашелся! Промолчал почему-то Козырев. Видимо решил посмотреть, как его подчиненный сам проявит себя. Но это уже был наезд, и это понял весь взвод.
Второй наезд произошел без всякого повода и неожиданно 3 дня назад, во вторник. На самоподготовке в перерыве подошел к нему Голицын и барским тоном приказал:
- Давай, Смелков, шапку бери и в казарму со мной бегом.
А в ответ на удивленный взгляд торжествующе объявил:
- Я сегодня дежурным по роте заступаю, ты со мной дневальным пойдешь.
- У тебя свое отделение есть.
Смелков уже внутренне понял, что придется подчиниться. Но это было не по правилам. В наряд всегда заступал командир отделения с дневальными из своих подчиненных.
- А у меня Гуськов ногу растер, хромает придурок. Я Зубцову тебя предложил. он в журнал инструктажей вписал, - и Голицын, не скрывая радости от сознания своего превосходства, ухмыльнулся.
- Что же ты после обеда не предупредил? - Cмелков не хотел этого говорить - это было проявление слабости, но вырвалось против воли. Получалось, что он остался без отдыха. В наряде за сутки редко удавалось поспать больше 2,5 - 3 часов, поэтому перед заступлением в наряд положено после обеда поспать 1,5 - 2 часа, а потом начинать чистить обувь, бляху ремня, пуговицы, подшивать подворотничок, готовиться к инструктажу у старшины и разводу.
- А не успел, ты же не с моего отделения. Ничего потерпишь, бывает, - и Голицын вроде сочувствующе похлопал его по плечу.
- Давай шустрей за шапкой в класс, а то до инструктажа подшиться не успеешь. Да Козырева предупреди, я ему тоже не сказал, - Голицын замурлыкал какой-то мотив и пошел к выходу из цикла*.
А вот тут ты, парень, прокололся - Козырев тебя не поймет. Надо только сказать ему так, будто это его не касается. Мысли опережали одна другую. Отпор Голицыну пора организовывать и продумать его надо качественно.
В учебном классе, подойдя к Козыреву с шапкой в руках, Смелков как можно спокойнее лениво протянул:
- Боря, я в казарму пошел, мне пора.
Козырев недоуменно посмотрел на часы:
- Ты заболел, Андрюха? Еще 2 часа самоподготовки! Никакой казармы! Садись, занимайся, сейчас Зубцов придет проверять!
- Голицын меня к себе в наряд поставил, а Зубцов в журнал записал.
- Т-а-к...- Козырев опустил глаза и немного отвернулся, прокручивая информацию. Было видно, как на левом виске его пульсирует тонкая жилка.
- Так, так... Ну ладно, иди, служи, - он посмотрел внимательно в глаза Смелкову. Явно читался вопрос: пора тебе реагировать начинать, и как ты собираешься выкручиваться?
- Передавай от меня привет Сашке, - с хрипотцой в голосе крикнул он вдогонку Смелкову.
Смелков у дверей класса оглянулся и отстраненно сухо, но громко
ответил:
- Сам передавай! Твои подчиненные - это твои проблемы, - и, выйдя, закрыл дверь.
До 10 часов вечера Смелков не мог понять: как Голицын будет использовать свою власть над ним. После " отбоя " прояснилось. Андрей убирал в бытовке, в дверях появился Голицын.
- Слухай, что скажу, Смелков. - Он подождал пока Смелков повернется и, выдержав паузу, объявил: - План работы и дежурства дальше такой будет. Ты слушаешь?
- Слушаю, - Смелков спокойно созерцал сапоги Голицына и улыбался.
Все было понятно. Казарменный туалет на 10 " очков " ждет Смелкова. Фу ты, как просто. Боялся какой-нибудь подлянки, а тут всего-навсего сортир помыть.
- Значит так. Галкин до 2 часов очередным* у тумбочки, с 2 до 6 - Сенцов, ты с 6 до 10. Сенцов щас спать пошел, Липягин казарму с тем придурком - нарядчиком из 5 взвода мыть будет. А тебе что, Смелков, достается? Ну?
- Сортир, - Смелков широко улыбнулся.
- Правильно, но вместе с умывальником. А ты чему радуешься, Смелков?
- Разрешите выполнять, товарищ дежурный? - Смелков приставил швабру к левой ноге и отдал честь.
- У тя чо, крыша съехала? - Голицын ожидал нытья, отпора, подхалимажа, только не улыбки.
- Если хочешь - объясню, только не отрываясь от работы. Ты же мне помогать не будешь? А чем раньше вымою, тем раньше спать.
- А вот это видал? - Голицын показал кукиш. - Спать ему захотелось! Не раньше 2-х. Еще впереди у вас с Липягиным сержантская комната, канцелярия и ленкомната, когда сержанты оттуда уйдут. А когда они телевизор смотреть кончат - не знает никто. Если хочешь - сходи, спроси! - Голицын, довольный собой, захохотал.
Появился он спустя часа полтора, когда Смелков, закончив с туалетом, надраивал суконкой с мелом медные краны в умывальнике.
- Так вот, Смелков, прежде чем ты мне расскажешь о своей радости в туалете, - тут он, не сдержавшись, зафыркал, - Я тебе слова старшины передаю: " Туалет и умывальник посмотрю лично. Если где тряпкой не вымоете, трите одежными щетками. Не помогает одежная - трите зубной! Но чтоб все блестело, как причиндалы у кота!.. Слышь, Андрюха, а чо за причиндалы такие?
- Ты о причинном месте слышал что-нибудь? - Андрей полировал кран и на Голицына не смотрел. Голос у него был спокойный, уверенный, и работал он с видимым удовольствием.
- Ну, слышал, не помню только. А чо это?
- А это то, что у всех мужиков стоит, а у тебя - висит! Смелков даже не улыбнулся. - Но это - причина, а причиндалы - то, что рядом с причиной. Дошло?
- Яйца это! - Довольный Голицын смеялся и не мог остановиться. - Во старшина загнул! Во, загнул! Надо записать, забуду. - Он отсмеялся, вытер слезы.
- Так чо ты мне про радость в сортире доложить хотел? Давай, я послушаю.
Смелков, продолжая надраивать краны, дребезжащим голосом, как бы пародируя старого учителя, читающего нотацию бестолковому ученику, начал:
- Видно папа с мамой драли тебя, Санек, мало, а книжек ты и вовсе не читал. Не читал ведь, Голицын? - И, не дождавшись ответа, сам ответил, - не читал. А вот еще в далекой древности философы ... Это такие умные люди, Санек. Так они от родителей к детям учили передавать наказ и в книжках многих прописали: не бывает грязной работы, если ты трудишься для блага людей! Как я вот сейчас. Такая работа благородна и почетна! Чуешь, Голицын?
Голицын фыркнул:
- Нашел почет в дерьме ковыряться!
- Эх, Голицын, Голицын... Вот взять, к примеру, врач - академик какой-нибудь. Он в твоих кишках, в дерьме, как ты говоришь, ковыряется - жизнь твою спасает. Так ты думаешь: ему зря премии вручают, в газетах хвалят? А вот грязными, по мнению философов, Голицын, бывают дела, поступки, мысли и намерения людей. Ты согласен с этим, Голицын? Есть у тебя грязные мысли? А! Ну, отвечай! - И Смелков, прекратив работу, посмотрел на Голицына.
Тот от неожиданности встал, как по команде " смирно ", и отвесил
нижнюю губу. Но начал приходить в себя и забормотал:
- Ты не очень не очень...
- Есть, Санек, есть. Я знаю. В том-то и дело, что они у всех людей есть. Недаром Христос сказал: " Кто без греха - бросьте в нее камень..." Все грешны, Голицын, не один ты. Вот разве что я - безгрешная овца перед тобой, разбойником!
- Ну, ты, полегче! Сейчас старшина придет тебе премию выписывать, философ! - И Голицын, выйдя, захлопнул дверь.
Спустя 5 минут в туалет прошел Зубцов, а, выходя, окликнул:
- Дневальный!
- Рядовой Смелков, товарищ старший сержант!
- Ты в шахматы могешь, Смелков?
- Приходилось, товарищ старший сержант!
- Так, хорошо, - он отворил дверь в коридор: - Дежурный, ко мне!
Голицын, грохоча сапогами, прибежал из бытовки и зарапортовал:
- Товарищ старший сержант, дежурный, рядовой Голицын, по Вашему...
- Да погоди ты орать! - перебил Зубцов, - твои товарищи спят! Ты вот что, Голицын, подмени кем-нибудь Смелкова - он мне в сержантской нужен. Да и сам, кстати, можешь засучить рукава. Ты понял?
- Так точно, товарищ старший сержант!
- Выполняй!
- Есть! - Голицын на цыпочках побежал в спальный зал за Липягиным.
Зубцов посмотрел внимательно на Смелкова, стоящего с мокрой одежной щеткой в руках возле очередной раковины.
- Значит так, Смелков: сапоги насухо вытереть, руки вымыть и в сержантскую. Ты куришь?
- Курю.
- Я не курю, но если первую партию выиграешь, - во время второй разрешу покурить в сержантской.
У Смелкова так взыграл дух от неожиданного приобщения Голицына к благородному труду вместо него, что он, забыв о благоразумии, выиграл две партии. Благоразумие стало возвращаться, когда Зубцов, отодвинув доску, посмотрел на часы.
- Без четверти два, Смелков. Мне спать пора, а тебе наряд нести. Ты учился этому? - Он кивнул на доску.
- Немного, еще в школе, товарищ старший сержант. - Смелков принял уставную стойку при разговоре со старшим.
- Так ты, я слышал, языкастый хлопец? Смотри, не выпендривайся, тяжело служить будет. Все, иди! - Зубцов зевнул.
- Есть! - Смелков отдал честь и, негромко ступая, но имитируя
строевой шаг, ушел.
Голицын сидел в бытовке и изучал себя в зеркале.
- Я спать иду, - проинформировал Смелков из дверей, не заходя.
- Я тебя еще не отпускал отдыхать, - Голицын не повернул лицо от зеркала, - иди сюда.
Смелков подошел, сел на табуретку, не пытаясь качать права. Может быть, Голицын ждет нытья типа: ты, дежурный, тебе днем спать положено. А мне в 6 часов к тумбочке вставать, днем спать не положено, да и перед нарядом не отдохнул... Так пусть ждет! Зачем ныть, он сам все это устроил.
- Ты чо с Зубцовым в сержантской делал? - Голицын оторвался от зеркала.
- Кофий пил.
- И все? Целых полтора часа?
- Зубцов мне не говорил, что я обязан тебе про него докладывать.
Голицын вдруг переменил тему разговора, тон стал участливым:
- Да не дуйся ты, Андрюха. Ты парень неплохой. Я думал - белоручка, а ты ничо - крепкий! А что ботаешь много, так учился где. Учился?
- Учился. - Смелкову не хотелось откровенничать с Голицыным, да и в сон клонило. Обычно 8 часов не хватает выспаться при такой физической нагрузке, а уже 2 часа ночи. Но что-то Голицыну от него надо. Чуть не в душу лезет. Видимо боится, что Смелков завел хорошие отношения с замкомвзвода и это может отразиться на нем. Похоже верно.
- А где? В институте?
- В университете.
- И на кого?
- Неважно, все равно не доучился.
- Да уж видать, коль в 18 лет в армии - так недолго проучился. А за чо шибанули? За дурость, небось?
- За нее, Саня, за нее.
- Уроков, небось, не учил?
- Да нет. В морду лица одному подонку дал, а свидетелей много оказалось. А надо было по-тихому.
- Чо? И за это сразу выгоняют? Он из райкома был?
- Еще хуже, из Африки он был. Да ногу сломал, когда в окно от меня прыгал.
У Голицына рот от восторга открылся.
- Так что после скандала его в Африку лечить, а меня к тебе.
- Ну ты, бля, дал Андрюха! Чо, совсем не думал, что будет! Дурак же ты, ой... Голицын непритворно зажмурился и покачал головой.
-Ладно, иди спать, без десяти шесть я тебя подниму.
Машинально раздеваясь и заползая под одеяло, Смелков не мог стряхнуть видение образа качающего головой Голицына и сам о себе сказал:
- Точно, дурак! До сих пор думать не научился.
Так, в общем-то безобидно, и завершился второй наезд.
В четверг после обеда Козырев за плечо придержал идущего в курилку Смелкова и тихо проговорил:
- Я у Зубцова отпросился с тобой на почту за конвертами сходить. Поговорить надо без свидетелей. Сходи, одень шинель и мою захвати.
В практической сметке Козыреву не откажешь: гениальное решение. Ни в курилке, ни возле кроватей не поговоришь - всегда рядом кто-то. Ночью не пошепчешься: весь взвод Зубцов поднимет, если услышит, тренировать "отбой-подъем". Дальше курилки - в буфет или на почту - надо было отпрашиваться и бежать бегом: новобранцы в одиночку по территории части пешком ходить не имеют права. А двое - уже строй. И идти можно хоть и строевым шагом, но не спеша - 30 минут по распорядку после обеда им можно отдыхать. Разговаривают они между собой или нет - никто не слышит. Ай да Козырев! А поговорить действительно надо.
Смелков с Козыревым познакомился еще на призывном пункте, и в поезде вместе сутки ехали. Все призывники, как в последний раз, пытались напиться, а они выпили по разу да для будущего знакомства друг другу о себе рассказывали.
Козырев довольно анекдотично прервал свою учебу. Выдали стипендию, был май, и хотелось расслабиться. Они жили вчетвером в одной комнате общежития. Устроили праздник: купили выпить, закусить, пригласили своих подружек и начали расслабляться. К позднему вечеру разговоры, песни, танцы надоели, и хмельной дух начал рваться наружу - требовать поступка. Но не драться же после третьей бутылки! Решили совершить благое дело: проверить исправность огнетушителей. С трех этажей собрали штук пять. К общему восторгу компании три из них оказались работоспособны, что и было доказано в окно их комнаты с четвертого этажа.
Все бы обошлось. Но забыли посмотреть вниз под окно, на тех, кого тушили. А может темно уже было. Внизу по своим делам мимо проходили члены комиссии из администрации института, студкома и коменданты общежитий городка. Двух облили пеной, хотя и не целились.
Спустя 10 минут часть комиссии попыталась войти в комнату, стали стучать в дверь. Их никто уже не слышал. Освобождение духа произошло, и все легли спать. Настойчивая комиссия не стала поднимать шум и оставила одного дежурить, пока не откроется дверь. Еще ночью стало невтерпеж, кто-то побежал в туалет и ... На комсомольском собрании прозвучала фраза:
- По всей комнате разбросаны пустые бутылки, грязная посуда и голые женщины.
Троим приятелям влепили по строгому комсомольскому выговору, а Козырева, как старосту комнаты и козла отпущения, вышибли из комсомола и из института. Позже ему порекомендовали не сильно расстраиваться: мол пройдет время, год или два, и восстановят без проблем. На это Козырев и надеялся после армии.
Смелков вынес шинель уже одетый. Козырев одел ее, и, они пошли строевым шагом один вплотную к другому.
- Андрюха, если я так буду говорить, а не кричать, тебе слышно? -
От размахивания руками и напряжения тела для сохранения равновесия на мерзлом асфальте казалось, что у Козырева одышка.
- Слышно, продолжай.
- Ты не вздумай сорваться и морду Голицыну набить! Как понял?
- А что, срочно надо? И у тебя к нему претензии?
- Я свой вопрос с ним еще утром решил. Претензий пока больше нет.
- Поделись, любопытно. Стоп! Сейчас этих " сверчков "* пройдем молча.
Оба усиленно затопали.
- Ну и как?
- Я во время утренней приборки позвал наших трех "комодов"* в ленкомнату. Там никого не было. И говорю:
- Санек, ты мне позавчера одолжение сделал - моего подчиненного целые сутки внутренней службе учил. Так я тебе благодарен, и вдвойне спасибо, что без моей просьбы. А долги надо отдавать. Видишь, пчела сидит? - И хлоп его с размаху ладонью по уху! А ладонь горсточкой сложил.
- Ну, ты зверь, Боря! Так можно и перепонку порвать!
- Можно, но я не сильно. Звонко, правда, вышло...
- А он?
- Кувырнулся на пол. От неожиданности, не от удара. Он думал, что все забыто, ему с рук сойдет. Вскочил, пятнами пошел, зачокал: " Ты чо, мол, я тебя..." А я ласково говорю: - Саня, я тебе пчелу с уха согнал, все видели - выручил тебя. Ты мне позавчера помог, я тебе - сегодня. Если остался должен, давай - я жду!
- И что?
- Да ничего. Растолкал нас и выскочил из ленкомнаты. Мы посмеялись и пошли утренний осмотр проводить.
- Хорошо! А что ты мне предлагаешь?
- Пока ничего, думать надо. Но драться не рекомендую.
- Сам понимаю.
- Но я на всякий случай объясню. Если он тебе лицо набьет - ты будешь объектом насмешек: сам напросился, сам получил. Если ты - ему: авторитет комода уронишь, побежит к Зубцову или выше. Преподнесет как месть за служебную требовательность. До трибунала, думаю, не дойдет - замнут. И на "губу" не сядешь - присягу еще не принял. Но Зубцов такое пятно на своем послужном списке будет тебе все 5 месяцев в учебке припоминать. Удалкина видел?
- А что с ним?
- Вокруг глаз чернота - вторую неделю не досыпает. Говорят, вчера на занятиях заснул, ему еще 1 наряд добавили.
- Да... уж.
Сразу после приезда в учебку Удалкин из пятого взвода показался Смелкову каким-то приблатненным. С золотой фиксой во рту, прищуренным взглядом, он постоянно что-то тюремное напевал или насвистывал, ходил развинченной дерганой походкой. Сигареты в перерывах курил одну за другой, держа их не между пальцами, а в кулаке. Неожиданно, через неделю после начала " курса молодого бойца ", он сбежал. Искали его двое суток все сержанты постоянного состава школы. Нашел его Зубцов ночью у одной разбитной бабенки в деревне за озером.
Старшина объявил Удалкину 3 наряда на работу, замполит долго объяснял всем непатриотичность его поступка. На этом официальная часть закончилась. Но солдатское радио донесло: замкомандира 5 взвода сержант Шестопалов получил строгий выговор, отпуск домой на 10 суток ему отложили, с доски почета части его фотографию сняли. На доске почета от 2 роты осталась только фотография старшего сержанта Зубцова. Ночью сержанты сделали Удалкину "темную". Со следующего дня он начал отрабатывать наряды. Один наряд на работу - это 10 часов по уборке казармы или туалетов после отбоя. Так каждую ночь по 2 - 3 часа, причем в зачет идут только целые часы, лишние 15 -20 минут не засчитываются. При той физической нагрузке, которая у них ежедневно: утром - физзарядка плюс кросс 3 километра, днем - обязательное физо: лыжная дистанция на 10 км или упражнения на перекладине "с выдрючиванием"- так назвал их попытки делать упражнения Зубцов. Во время самоподготовки - дополнительное физо, поскольку до выполнения нормативов еще далеко. А строевые занятия на свежем воздухе, а постоянные уборки территории от снега и льда... 8 часов на сон не хватает, будто и не спал, а уже: - "Рота, подъем!" При таком режиме, если суток трое недосыпать по 2-3 часа - ноги держать не будут. Удалкину не позавидуешь!
- Боря, слышь, а как сержанты выдерживают? Днем вместе с нами кроссы бегают, строевые проводят и физо, а спать ложатся в час или в два ночи, - Смелков вспомнил игру в шахматы с Зубцовым.
- А ты хоть одного сержанта на занятиях до обеда видел?
- Нет.
- То-то. До обеда занятия, даже строевые, проводят офицеры, а сержанты только после обеда до ужина.
- А где ж они спят? В казарме нельзя - любой офицер зайдет - сразу увидит.
- Ну, ты себя с сержантами не равняй. Здесь офицеры после обеда и не появляются, почти - все сержанты на себе тянут. А дисциплина - будь здоров! В строевых частях ты к сержанту или старшине обращаться будешь "Вася" или "Петя", а здесь к ефрейтору строевым шагом и "товарищ ефрейтор". Поэтому и спят сержанты после развода на занятия и до обеда в сержантской, там три топчана стоят, да в каптерке 2 кровати у старшины. А если не спят, так могут в город по личной надобности отпроситься. У них здесь льготы - только мечтать! Но и оставляют служить здесь таких, которые вместо пальца руку откусывают! Ты заметил, что ни в одной из 8 рот нет старшины из сверчков, все - срочной службы?
- Нет еще, а зачем?
- Сверчок не может круглосуточно за тобой смотреть, ему домой хочется, а срочник может и будет: ему почет и уважение, льготы в виде послаблений, плюс бабки получает хорошие. Не такие, как сверчок, но для срочника очень хорошие.
- Сколько?
- Не знаю пока. Ты не зевай, к почте сворачивать пора.
На обратном пути молчали, только перед казармой Козырев сказал:
- У тебя, Андрей, один способ. Тебе надо Голицына разыграть с хорошей подначкой и очень жестко. Так, чтобы на него все пальцами показывали, смеялись и перестали в грош ставить. Другого пути нет. Иначе он "дожрет" тебя, а другие из подхалимства тебя клевать будут.
- А как?
- Надо думать, хорошо думать. Если что придет в голову - скажу.
С чего начать думать? Что известно о Голицыне? В глаза бросается ограниченность кругозора до неприличия. Казалось, что первая книга, которую он прочитал в своей жизни - дисциплинарный устав, и тот не полностью. Воспринимал все услышанное буквально. Юмора и иронии не чувствовал. Понять мог только оскорбление, прямую насмешку или похвалу. На первые два начинал пыхтеть и сжимать кулаки, изображая готовность к драке. Когда хвалили - надувался и становился важным для самого себя. Исполнительным был до тупости и столь же наивным в том, чего не знал.
Кажется, лучшего объекта для розыгрыша не найти. О себе он рассказывал с удовольствием и уважительно к собственной персоне. Естественно, что слушать его никто больше 10 секунд не мог. Но за прошедшие три недели в солдатах его успели пару раз подначить, посмеяться и его наивность стала прикрываться подозрительностью.
А если обыграть его известную фамилию в сочетании с мелочной выгодой. Вед он, имея в кармане сигареты, часто "стрелял" закурить, особенно в своем отделении, где отказать побоятся. Или это называется крестьянской запасливостью? Приплести наследство князей Голицыных, конкурс наследников, - может и побежит отпрашиваться на конкурс у начальства. Вот смеху будет! Ладно, начинать придется с этого, а там по ходу видно будет.
В пятницу в курилке, после занятий физо, Голицын смачно рассказывал о постельных утехах перед призывом. Никто от усталости даже не хотел его перебивать. Приходилось слушать. Глядя на толстые шлепающие губы, лоснящееся потом лицо, масляные от рассказываемых подробностей глаза, Смелков испытал судорогу омерзения. Неужели и такого девушки любить могут?
- Она, дура, думала, я жениться на ней собираюсь... А я ей - мол, перед армией нельзя. А то я служить, а ей гулять! Сказал, мол, дружки следить будут: как она себя блюдет. Вернусь - спрошу, и никакой женитьбы. Поверила, дурища. Я вообще в наш поселок не вернусь. Чо я там не видел? Я на сверхсрочную останусь здесь, чо тут девок нет! - Голицын выпятил грудь и обвел взглядом курилку.
Раздалась пара поддерживающих смешков. Солдаты любят послушать про женщин и постель - это им сейчас недоступно. Но большинство не смотрело на рассказчика: слишком сально, да и противно стало от такого хвастовства.
- Слышь, Голицын, на минуточку, - Смелков приподнялся и приглашающе махнул рукой.
- Чо тебе? - Голицыну не хотелось уходить после столь удачного выступления.
- Дело есть. Личное.
- Ладно, щас докурю.
Смелков вышел из курилки, подошел по снегу к обрыву над озером. Смотреть на озеро хотелось часами, а приходилось урывками - в перекуры. Постоянная напряженность из тела уходила, становилось радостно от красоты и единения с ней. Озеро имело форму широкого эллипса 5 на 8 километров c многочисленными закругленными бухточками. Окаем берега походил на вертикальную синусоиду: высокие песчаные дюны сменялись небольшими пляжами. Сосновый строевой лес настолько близко подходил к воде, что дома города на этом берегу и деревни на противоположном не были видны.
У левого берега, ближе к городу, располагался самый большой остров. Круглой формы, он имел метров 300 в поперечнике. К городскому берегу от него тянулся пешеходный мост на понтонах. На заснеженном пляже лежали перевернутые на зиму лодки, сквозь стволы деревьев просвечивал круг танцплощадки. На льду группами и вразброс сидели рыболовы. Да и под обрывом близко к территории части над лунками сидели несколько человек. День-то будний, а ловят, - Смелков, сопереживая удильщикам, завидуя им и жалея себя, вздохнул. Говорили, что озеро глубокое, чистое, а рыбы - не переловить.
- Ну, чо звал? - не подходя к Смелкову, с дорожки крикнул Голицын.
Смелков подошел и, как заговорщик, азартно зашептал:
- Ты про предков своих что-нибудь слышал?
- Нет, ну и чо? Я им уже написал, еще не пришло мне, - Голицын был равнодушен.
- Да не про этих, балда! Не про родителей... Ты что совсем историю не учил в школе?
- Ща как суну тебе за балду - мало не будет! - Голицын зло напрягся и начал оглядываться.
- Остынь, Санек! Ты ж Голицын! Ты чувствуешь - Г-о-л-и-ц-ы-н!
- Ну и чо?
- Так это же самая известная и древняя княжеская фамилия в России! Ну, еще там, может быть, Долгорукие или Юсуповы... Но и то - Голицыны - известней!
- Да ты чо! Врешь? - Глазки заблестели.
- Да хоть у ротного спроси или вон - у Зубцова - должен знать! Я в книгах много про Голицыных читал. Знаменитые все - воеводы, губернаторы, с царем - запросто, как мы с тобой!
- Ты тише, тише! - Голицын разволновался, - Так и из комсомола попрут за связь с царями! Думай, чо гонишь! Мои мать с отцом - на фабрике, а ихние все - в деревне - колхозники. Не мели зря!
- Да кому ты нужен, чтоб из комсомола выгонять! Что у тебя есть: фамильное поместье, усадьба, крестьян тыщ несколько? Я же не про то, - Смелков успокаивающе похлопал Голицына по плечу.
- Взвод, становись! - голос Зубцова разнесся над плацем.
Смелков и Голицын повернулись, побежали строиться. На бегу Смелков сбивчиво втолковывал:
- Представляешь, умирает какой-либо Голицын за границей. А их туда много сбежало. И вот во Франции или там Америке прямых родственников нет. Бац, и тут выясняется, что это - ты!
- Я помер, чо ли?
- Нет. Ты - родственник. И тебе бац - тысяч 100 долларов наследство, а то и миллион!
Лицо у Голицына затвердело, и он, тихо, сквозь зубы, прошипел перед тем, как встать на свое место:
- Ты не ботай никому, молчи! Вечером договорим.
После ужина, культмассовой беседы с замполитом, дополнительного физо наконец наступили 25 минут свободного времени. Голицын подошел и придержал Смелкова за рукав:
- Подожди курить, все в курилке - не поговоришь. Через 10 минут пойдем: мороз - никого уже не будет.
В казарме, даже в туалете, курить не разрешалось. А курили почти все, и те, кто до призыва в армию не помышляли об этом. Да и как не закурить, если в конце любого занятия звучит команда:
- Встать! Смирно! Вольно. Перерыв 10 минут. Можно курить в отведенных местах. Некурящие, ко мне! - и ставится задача: отнести, принести пособия или плакаты, разложить их для следующих занятий. А в курилке в это время травят анекдоты, делятся воспоминаниями о "гражданке" и планами на будущее.
- Ладно, - Смелков убрал сигарету в пачку, - Пойдем в ленкомнату.
- Ты чо! Там старшина телевизор смотрит. Пошли к окнам.
Казарма 2-ой роты представляла собой длинную прямую анфиладу проходных залов на первом этаже с входом с торца здания. Основные стены имели толщину полтора метра и возводились еще при Петре 1-ом. Первый зал от входа был перестроен на служебные помещения по типу общежития: в середине - широкий коридор, справа и слева - двери. Там располагались коллективные туалет и умывальник, бытовка, сушилка, каптерка, кладовая для хозинвентаря, оружейная комната и комната для сержантов. Во втором зале было спальное помещение первых четырех взводов роты. Солдатские койки установлены в два этажа четырьмя рядами - по два ряда справа и слева от прохода вплотную друг к другу. Койки попарно разделялись тумбочками для туалетных и письменных принадлежностей солдат. В третьем зале только слева размещались в два ряда двухэтажные койки 6 и 5 взводов, за ними - отдельные пристройки - канцелярия и кабинет командира роты. Справа от прохода - большое фойе и ленкомната. В фойе обычно чистили оружие или рассаживались на политинформацию со своими табуретками, так как в ленкомнату вся рота из 200 человек не помещалась.
Когда Смелков нес службу во внутреннем наряде по роте, ему нравилось наблюдать исполнение команд "Отбой" и " Подъем ". По команде "Подъем " вспыхивал свет, раздавались железный скрип и лягание, - громадная стая ловких стриженых обезьян в белом белье шустро спускалась по металлическому лесу вниз. С короткими междометиями, взмахами расправляя портянки и одежду, приводила себя в человеческий вид: 45 секунд прошло - глядишь - люди! Полная аналогия человеческой эволюции и так быстро. Но что странно - на деволюцию - "Отбой" хватало меньше времени - 35 секунд. Любопытное сравнение, все как в жизни!
Идти к окнам секретничать не хотелось. От торцов коек до стены оставался проход шириной в метр. Половину его " съедали " личные табуретки, приставленные к койкам. Там всегда было полутемно и удобно доверительно беседовать " за жизнь ". Но не с Голицыным же!
- Знаешь, Саша, пойдем к входным дверям говорить. Дневальный далеко - не услышит. А как будут курцы входить, мы - в курилку.
- Ты вот чо, Андрюха! - Голицын заговорил решительно и с угрозой, - Не вздумай ботать кому про заграницы и наследство, а то можешь пожалеть! Понятно?
- А что, уже объявились?
- Кто?
- Богатые родственники!
- Никаких родственников нет и не надо, и наследств не надо, понял!
Весь план рушился. Голицын оказался самодостаточен: ему ничего не надо. Но угрожает ведь, а зачем? Чего-то боится. Значит "заглотил приманку". Можно подсечь, но неизвестно, что вытянешь.
- Да мне-то что! Я - не наследник. А тебя, если надо, вычислят в момент. Там адвокаты знаешь какие? Ого! Они голубую кровь за версту чуют. Да и деньги заработать хотят. - Смелков проговорил это равнодушно и уверенно.
- Какую кровь? Чо мелешь!
- Деревня! Принято считать, что у дворян голубая кровь, и они этим отличаются. Дошло?
- У меня - красная.
- Да у всех красная. Это же принято только говорить. А надо будет - тебе делают генный анализ и...- здравствуйте, князь Голицын! Ну, как?
На Голицына жалко было смотреть. Глаза полузакрыты, на носу висит капля пота, вторая бежит по щеке. Дыхание частое, через рот. Чего боится? Надо дожимать!
- Да ты что, Санек! Расстроился никак? Все твое будет! Представляешь: личный шофер на иномарке возит, в ресторане сам метрдотель за закуской бегает!
Дверь с хлопаньем начала запускать первых курильщиков. Голицын подавленно стоял, не реагируя на звуки.
- Ну, ты, Саня, подожди здесь. Я за шапками схожу, а то забыли. И покурим - Смелков побежал к своему взводу. В курилке Голицын молчал, не доставая сигареты.
-Давай, Саня, твоих покурим, - Смелков хотел вывести его из ступора.
- Не раскатывай губы! Каждый - свои. А лучше - твои с фильтром, - Голицын начал приходить в себя.
- Ну, мои, так мои. Доставай спички.
Прикурили.
- Вот ты мне объясни: почему ты наследства не хочешь? Тебе еще не предлагают, а ты уже отказываешься. Хотя с твоей фамилией вероятность высокая. - Смелков внимательно смотрел в глаза Голицыну.
- Дурак ты, Андрюха! Предложить-то могут, а кто ж даст! Только жизнь сломают.
- А то не дадут?
-То-то и не дадут. У нас одному в поселок от родственников автомобиль в подарок пришел. Заставили бумагу писать - отказ от подарка. Так и написал. Правда, квартиру ему улучшили: на комнату больше дали. Их четверо в одной жили. За то с завода турнули - оборонный, мол, родственника за границей скрыл! А мужик 20 лет оттрубил, поммастера работал.
- Ты-то чего боишься? Ефрейтора отнимут! - Смелков фыркнул.
- Тебе, Смелков, не понять! Ты институт закончишь и будешь за 80 рублей всю жизнь ребятишкам в школе рассказывать. А я, может, через год рапорт подам на сверхсрочную - уже 95 рублей. Лет через 10 с выслугой уже 130 - 140. А если начальником склада какого, лучше продуктового, так и зарплата не нужна, понял! А с твоими князьями кто ж меня в постоянный состав возьмет, там еще, может, в партию вступать придется, - Голицын закурил вторую, свою.
Парень, да ты оказывается о карьере ворюги мечтаешь! Ну и ну! Жаль, весь план рушится - не клюет на наследство. Синица ему дороже журавля, вот практичная натура! Смелков закурил вторую сигарету и стал смотреть на озеро. При яркой луне было видно, как уходят по льду к берегу припозднившиеся рыболовы.
- Слышь, Андрюха, - Голицын засопел рядом: - А ты знаешь, как отличать: князь я или не князь? Без этих, без анализов?
Анализы, анализы... Стоп! Озеро! Есть! Он неторопливо повернулся к Голицыну и равнодушно бросил:
- Знаю. А тебе что беспокоиться: не предлагают же пока ничего.
- Да я ж наперед знать хочу, чтоб не тревожиться. А это просто? Ты сам можешь определить? - Голицын повеселел.
- Замерз я. Санек, пошли в казарму. Мне еще до прослушивания радио подворотничок подшить надо.
- Давай, я то же прикоченел. На прослушивании сзади садись, я - рядом, пошепчемся.