Это был 1985г.,май месяц. Я пропустила второй семестр в институте и на лето оказалась совершенно не у дел. Случилось так, что Афанаськина тоже в это время была как-бы в академическом отпуске. Т.е. обе были " не пришей кобыле хвост" -- между небом и землёй. Я задумала переводиться с дневного отделения на вечернее. Но пока суть да дело, а лето наступает и нам абсолютно нечем заняться.
И тут моя мама посоветовала нам устроиться в Ундоры -- деревня такая в Ишеевском районе, Ульяновской области -- в один из домов отдыха. Дело в том, что Ундоры славились своими источниками. Там били родники с менеральной водой, которая по своим целебным качествам не уступала знаменитым " Есентукам" и " Боржоми", но на вкус была несравненно
приятнее. Вообще, это была необыкновенно вкусная вода.
Итак мы с Афанаськиной нанялись на лето в одном из домов отдыха под названием "Серебряный Источник" мыть посуду. Условия нас вполне устраивали: два дня работаем, два дня отдыхаем, плюс бесплатное трёхразовое питание, развлечения и проживание. Что ещё нужно в двадцать лет?
Нам выделили отдельную комнатёнку в рабочем корпусе. К работе мы приступили 17 мая.Надо сказать: место -- чудесное! Берег Волги -- обрыв, смешанный лес, кругом ландыши, да какие! Я таких крупных больше нигде и не видела.
Выскребли мы с Ленкой нашу комнатушку, намыли полы, нарвали ландышей и украсили ими комнату. А ландыши в этой воде стояли удивительно долго -- что-то недели три.
Нашли нам на смену двух баб, но они недолго проработали, всего-то одну смену -- две недели. Как-то не сложились у них отношения: сначала между собой, а потом и с начальством.
А мы с Афанаськиной работали весело. Каждый раз, как на мойку заходим, так давай глотки драть -- всё песни орали. А то устраивали соревнование -- кто быстрее свою порцию посуды вымоет. Дошли до такого совершенства, что у нас тарелки в воздухе мелькали, как кольца в цирке у жанглёров. Чудили, как хотели. А что нам молодым-то?
Раз идём с Афанаськиной с работы после завтрака, смотрим -- бильярдная открыта. Мы туда, а там Женька-шофёр сражается с нашим участковым милиционером. Ну мы давай их подначивать: кто проиграет -- тому лезть под стол и петухом кричать. Разумеется, мы за Женьку болели. Что нам какой-то милитон, хотя бы даже и участковый? Мы его знать не знали. Женька, почувствовав поддержку двух молоденьких, хорошеньких девчёнок, вошёл в раж и, конечно же, выиграл.
Как тут бедному участковому досталось! Правда, под стол нам загнать его так и не удалось и петухом петь он тоже отказался, но наши насмешки и шпильки он честно стерпел. Потом познакомились.
Оказалось, что зовут его Анатолий Петрович ( я тут же окрестила его Анатолем Петровичем), что закончил он наш политех машиностроительный факультет ( где и мы с Ленкой учились), что ему 28 лет, а в милицию попал по комсомольской путёвке. Он женат, сынишке 5 лет.
Прошли два дня нашей смены и в первые же выходные я отправилась в Ульяновск устраивать свои институтские дела. Возвращаясь назад в "Источник", на выходе из автобуса налетела на Анатоль Петровича. Я-то его не узнала -- это он меня окликнул. Он в это время возился со своим мотоциклом. Он тут же нас и познакомил: рассказал, что мотоцикл зовут Катенька ( и никак иначе). А когда я удивилась почему он назвал свой драндулет женским именем он ответил, что мотоцикл этот капризен как женщина. И что если ему не заговорить зубы всякими комплиментами и ласковыми словами и не погладить по всем бокам, так нипочём не заведётся. От того и зовут его Катенька.
На следующий день он пришёл к нам в столовую, одетый в гражданское, и опять я его не узнала, а он давай надо мной подкалывать, над моей рассеянностью. Только теперь я его хорошенько рассмотрела. Оказалось, что Анатоль Петрович очень даже хорош собой. У него хороший рост за 180, красивая фигура, очень приятное, умное и открытое лицо. А в глазах пляшет целая куча весёлых чёртиков. Вот эти чёртики меня и сразили. И улыбка у него совершенно чудесная. А ещё очень доброе, мягкое чувство юмора. И выглядит он совсем не таким старым, как мне сначала показалось. Короче, я, как говаривали в старину, немножко им увлеклась. Не влюбилась, а именно увлеклась.
Мне нравилось с ним болтать -- он был очень умный и интересный собеседник. А ещё что мне в нём понравилось: несмотря на то, что отношения с женой не клеются, он никогда ни одного дурного слова о ней не произнёс. Всё, что он сказал, что они с женой стали друг другу чужими. Но он обожает сынишку и потому не может уйти из семьи. Мне очень нравилось, что даже при таких обстоятельствах он не говорил о жене плохо. И вообще, если он что-то вспоминал об их совместной жизни, то только хорошие, какие-то светлые моменты. Он рассказал, как нёс её на руках из института до дома, когда она согласилась стать его женой. Вспоминал как родился сынишка, какой он счастливый был... И вообще с ним было удивительно легко. Было такое чувство, что мы знаем друг друга тысячу лет.
Да, мы с Анатоль Петровичем были просто друзьями, добрыми хорошими друзьями. Случилось так, что он на какое-то время исчез из моего поля зрения. И у меня в это время закрутился небольшой роман с руководителем инструментального ансамбля, который работал у нас в доме отдыха. Собственно, "роман"-- это очень громкое название, пожалуй даже слишком громкое.
Володя, по всей видимости был не лишён романтичности, потому что местом наших свиданий он выбрал берег махонькой лесной речушки. Там на берегу ручья среди лесных цветов лежал ствол берёзы, один конец которой уходил в воду. Место очень живописное, такая красота кругом. Мы обычно садились на этот ствол и болтали. Володя рассказывал о себе как он учился в Москве, как у него не сложились отношения с тестем и из-за этого развалилась семья, где осталось двое его детей. В какой-то момент я почувствовала, что он готов перевести наши отношения из разряда дружеских в более романтическое русло, но мне этого страшно не хотелось. И обижать его отказом тоже не хотелось, я надеялась закончить наши встречи плавно и естественно, без обид, скандалов и выяснения отношений. То есть я хотела, чтобы он сам пришёл к этому решению.
Дело в том, что я никак не могла поверить в его искренность. Мне мешал разрез его глаз. Я понимала, что это не его вина, но ничего не могла с собой поделать: его глаза казались мне лживыми и неискренними. Не могла же я ему об этом сказать. Я начала придумывать всяческие способы, чтобы не дать ему себя поцеловать. Заметив, что он нервничает всё больше, я просто стала отказываться от свиданий под разными предлогами. Последний наш разговор состоялся на какой-то поляне и закончился не очень мирно. Володя попытался применить силу, но ведь и я была девушка не из слабых. Мы повздорили и я заявила, что не желаю больше его видеть. А спустя несколько дней он уехал из дома отдыха. И что удивительно, на сцене снова появился Анатоль Петрович. Мне тогда даже в голову не пришло спросить куда он пропал. Сейчас, вспоминая эту историю, мне думается, что Анатоль Петрович намеренно отошёл в тень, заметив интерес ко мне свободного мужчины. Как человек женатый он понимал, что ничего кроме дружбы не может предложить и не захотел мешать мне попытаться как-то устроить свою жизнь. Вообще, вспоминая то время, я только удивляюсь насколько осторожно и бережно мужчины ко мне относились. Не знаю за что мне выпало это счастье, чем я заслужила, но я им всем очень благодарна.
Итак мы снова стали встречаться с Анатоль Петровичем. Ничего особенного не происходило -- мы просто вместе гуляли после танцев по дому отдыха. То есть для меня это были прогулки, а для него -- работа, дежурства. Иногда мы втроём -- он, Афанаськина и я -- устраивали весёлые свалки. Разумеется, Анатоль Петрович расшвыривал нас в разные стороны, как котят.
Однажды он явился хорошо "под мухой". Причиной народного гуляния оказалась надбавка к зарплате. Ему прибавили аж целых 25 рублей. По этому поводу он прибыл со свежепостриженным ёжиком и в ярко-оранжевой куртке. И вот в этой ярко-оранжевой куртке мы отправились с ним выслеживать "дикарей", разбивших свой лагерь неподалёку от нашего дома отдыха. Я умирала над им со смеху: более "подходящий" наряд для маскировки придумать было трудно. Когда до него дошла-таки вся тщетность попыток спрятаться, мы отправились просто гулять. Мне захотелось немного поворошить его ёжик, что я и сделала, обозвав при этом чижиком стриженным. Но Анатоль Петрович вдруг посерьёзнел и сказал, чтобы я этого больше не делала.
--Ты же не хочешь, чтобы я тебя обидел?
--Нет, не хочу.
А пару дней спустя произошла одна довольно гадкая история. На територии дома отдыха появилась та компания "дикарей", которых мы выслеживали. Мы с Афанаськиной и одной из наших сменьщиц Ольгой возвращались с работы после завтрака в корпус. Вслед за нами по дорожке шла компания парней. Парни начали нам хамить, выкрикивая в наш адрес всякие оскарбления. Минут 5-10 развлекались, наращивая обороты, и тут я не выдержала, обозвала говорившего кобелём вшивым-драным. Я даже и не видела кому адресовала столь яркие эпитеты, просто бросила, не оглядываясь, и всё. Поровнявшись с танцплощадкой мы разошлись. Ольга пошла на эстраду к музыкантам. Ленка отправилась с поворятами на Волгу купаться. А я -- в корпус за книжкой, намереваясь вернуться на танцплощадку почитать на лавочке в тенёчке. На обратном пути я натолкнулась на этих хамов. Как мне показалось, они поджидали меня. Их было трое, они окружили меня и один полез лапать. У меня было настолько мерзкое ощущение как-будто меня с головой окунули в выгребную яму. Отводя его руку от своего лица, я нечаянно задела его по щеке и тутже получила в ответ пощёчину. После чего они заржали и ушли. Боже мой! У меня было чувство, что меня принародно раздели донага. Но когда я пришла на эстраду, я тут же забыла о собственной обиде. Ольга сидела на скамейке вся в пыли, с разбитой губой, подбитым глазом и в слезах. На вопрос что случилось? Она рассказала, что эти самые "дикари" избили её на глазах у музыкантов и никто за неё не вступился, даже ни единого слова против не произнесли. Я была в таком бешенстве!
Я тут же разыскала Ленку ( слава Богу, её не тронули! ) и мы понеслись к директору дома отдыха. Рассказав ему, что произошло с Ольгой мы потребовали выгнать этих музыкантов к чёртовой матери. Он попытался нас урезонить. Тогда мы просто предъявили ультиматум: или мы, или ансамбль! Через два дня эти музыканты уехали из "Источника". Я настолько была потрясена тем, как обошлись с Ольгой, что начисто забыла о своём оскарблении. Даже Афанаськиной не рассказала -- забыла. А вечером Анатоль Петрович выдал мне что знает об избиении Ольги и не собирается ничего предпринимать, так как Ольга сама виновата, что она ведёт себя черезчур вызывающе и экстравагантно. У меня мир перевернулся перед глазами и сама не знаю как я выпалила:
-- Может ты знаешь за что и мне по роже дали?!!
-- Как тебе?!! За что?!!
-- А ты у меня спроси, может я знаю! -- развернулась и ушла. Афанаськина, присутствовавшая при разговоре, догнала меня:
-- Силантьева, не шути так! Он же с лица сошёл, аж побелел весь.
-- А я и не шучу!
Вечером после танцев прибежали девчёнки-поворята:"Ой, что там делается! Анатолий Петрович вызвал двойной наряд милиции и они сейчас так метелят "дикарей" этих!" А я вдруг расплакалась. До меня только тогда дошло, что я для Анатоль Петровича была не просто другом. И любил он меня далеко не братской любовью. Я почему-то почувствовала себя обманутой. Мне было страшно горько! Грустно! Глупо! Обидно! Я не знала как теперь ему в глаза смотреть и не смогла больше с ним общаться. Я начала избегать его. Я не могла ему простить того, что он вступился за меня как за свою женщину.Я не смогла простить ему, что потеряла очень дорогого и близкого друга, которого любила.
А дней через 10 мы уволились и уехали, не доработав до конца сезона одну смену -- две недели. Я не смогла выдержать этого постоянного ожидания встречи. Больше я его не видела. Я знаю что Анатоль Петрович любил меня. Я знаю, что и я любила его. Но не сложилось. Честное слово, до сих пор жаль, что так всё получилось -- глупо и ужасно нелепо!
Долгие годы мучилась я потом чувством вины и обиды, вспоминая эту историю. А несколько лет назад мне приснился странный сон -- глупый, забавный и какой-то очень теплый и добрый. Мне приснилось будто я голубь и кто-то держит меня очень нежно и осторожно запазухой под военной шинелью. Потом этот некто вынул меня наружу и оказалось, что этот некто -- Владимир Вольфович Жириновский и мы стоим на Мовзалее на Красной Площади. И тут он поднял руки, продолжая также осторожно держать меня. И вдруг я совершенно отчётливо понимаю, что у него только лицо Жириновского, но это не Жириновский. Это кто-то другой, кто-то, кого я когда-то давно очень хорошо знала. И только теперь я понимаю, что это Анатоль Петрович нежно и осторожно держит меня обеими руками. И тут он раскрыл ладони и тихонько подбросил меня вверх, давая мне возможность лететь. И я полетела. И так лёгко, свободно и светло стало во всём теле и на душе.
А утром, проснувшись, я подумала:"Может и в самом деле это Анатоль Петрович наконец простил и отпустил меня?" В любом случае я очень благодарна судьбе за то, что он был в моей жизни. Он, его любовь ко мне, моя любовь к нему навсегда останутся со мной как глоток чистой родниковой воды.