Аннотация: Текст 2 части 2 книги. Иллюстрации (1412 шт.) и комментарии см. ниже, в соответствующих главах
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ВСЕХ ПРОУЧИМ ПАМЯТНЫМ УРОКОМ
...В целом мире нигде нету силы такой,
Чтобы нашу страну сокрушила,
С нами Сталин родной, и железной рукой
Нас к победе ведет Ворошилов!..
На земле, в небесах, и на море
Наш напев и могуч и суров:
Если завтра война,
Если завтра в поход,
Будь сегодня к походу готов!..
В. Лебедев-Кумач
1. Красный вымпел над волной...
Финский залив, середина декабря 1939 г.
...Передышка была короткой. Собственно говоря, ее и не было вовсе...
В час ночи шестого декабря эскадренный миноносец 'Гордый' отдал швартовы и покинул Таллин. Вслед за 'Минском', 'Гневным' и 'Грозящим'.
За двое суток, прошедших с момента возвращения из первого боевого похода, капитан третьего ранга Ревякин спал не больше четырех часов.
Потому что дел было невпроворот! Доклад замкомфлота о набеге на Раумо, минной постановке и потоплении двух финских транспортов в ходе самостоятельного разведывательного поиска. Устранение повреждений (слава Богу, небольших!), полученных во время шторма. Прием мазута, масла и воды. Погрузка боеприпасов и провианта. Совещание комначсостава в штабе флота перед новым походом. Инструктаж в политотделе. А потом в Особом отделе. И так далее. И тому подобное. Одним словом, ни минуты покоя! До самого выхода в море.
Только теперь, глядя на серебрящийся кильватерный след идущего впереди 'Грозящего', Шурка понял, как он устал. Потому что от зрелища текущей воды его просто повело. И он понял, что сейчас рухнет на палубу. И уже не встанет.
Он вызвал на мостик старпома, спустился в свою каюту, сел на койку и отключился. Как был. Прямо в дождевике...
Приняв топливо и пополнив боезапас, второй дивизион эсминцев в полном составе ушел в Лиепаю. Для наращивания сил, осуществляющих блокаду финского побережья.
Поскольку сил этих в Лиепае не осталось. Крейсер 'Киров' и эскадренный миноносец 'Стремительный' лежали на дне, а эсминец 'Сметливый' стоял у причала в Таллине. И ремонтировался. Во время шторма, оказавшегося роковым для 'Кирова', 'Сметливый' потерял обе носовые вьюшки и кормовой кранец с боезапасом. Кроме того, в двух котлах (из трех имевшихся) полопались водогрейные трубки.
Впрочем, с этими бедами экипаж мог справиться и собственными силами. Хуже было с политико-моральным состоянием. Которое было ниже ватерлинии...
При попытке подать на 'Киров' новый буксирный конец вместо лопнувшего, ледяной балтийской волной были смыты за борт главный боцман Мошкин и краснофлотѓцы Быков и Хрулев. И спасти их не было никакой возможности.
Как не было никакой возможности спасти и экипаж крейсера, который боролся за свой корабль до последнего. И ушел на дно вместе с ним. Вскоре после того, как лопнул буксир и 'Киров' остался один на один с десятибалльным штормом.
Огромные, увенчанные пеной водяные горы падали на крейсер одна за другой. Изувеченный корабль не сдавался, но долго противостоять разбушевавшейся стихии не мог. Слишком неравными оказались силы.
Очередная волна вновь захлестнула носовые башни главного калибра и боевую рубку до самого дальномера. Несколько мгновений спустя они показались из-под воды. Но только для того, чтобы опять в нее опуститься... Теперь уже насовсем.
Под бешеными ударами волн броневая траверзная переборка шестьдесят первого шпангоута, столько часов преграждавшая путь воде после того, как 'Кирову' миной оторвало носовую оконечность, наконец, не выдержала. И море рванулось внутрь крейсера. Заполняя отсек за отсеком. Убивая корабль. И его героический экипаж.
Агония длилась недолго. 'Киров' приподнял корму с медленно вращающимися винтами. И соскользнул в беснующуюся черную пучину.
Очень быстро!
И все же не настолько быстро, чтобы радист не успел отстучать в эфир открытым текстом: 'Погибаю, но не сдаюсь! Прощайте, товарищи...'.
Командир 'Сметливого' капитан второго ранга Кудрявцев стоял на мостике, сжимая побелевшими пальцами поручень, и молча смотрел, как уходит под воду со всем экипажем его флагман. Который он упрямо тащил на буксире сквозь шторм. В Таллин. До которого оставалось каких-то двадцать миль...
Когда ему доложили о последней радиограмме с 'Кирова', он спустился к себе в каюту и застрелился.
Не от страха. Хотя Кудрявцев не сомневался, что на берегу его ждет трибунал. А от невыносимой боли человека, который мог спасти своих товарищей. Но не сумел.
В Таллин эсминец привел старший помощник капитан-лейтенант Колесников...
Оставшись без командира, сраженный гибелью крейсера, происшедшей на его глазах, экипаж 'Сметливого' совсем сник... Вяло чинил корабль. Вяло грузил припасы. И, вообще, ходил как в воду опущенный...
Капитан первого ранга Алафузов, доложив наркому о результатах проведенной операции по ВЧ, немедленно отправился на 'Сметливый'.
Прошелся по кораблю... Посмотрел на это все... Поговорил с моряками... И собрал комсостав и коммунистов в кают-компании.
Выслушав доклад старпома, принявшего командование после гибели Кудрявцева, Алафузов мрачно прищурился. За показным бодрячеством врио командира пытался спрятать уныние и страх. Военком 'Сметливого' держался немногим лучше. Отчетливо осознавая степень своей ответственности за происшедшее.
Уполномоченный Особого отдела уже снял показания с обоих. Но с арестом пока не спешил. Ожидая приказа сверху. Поскольку в органах был не новичок. И отлично знал, что инициатива - штука наказуемая.
Но это было сейчас не важно! Командира и военкома можно поменять. А где взять экипаж?! Сейчас надо было любой ценой воодушевить людей! И вдохновить их на бой с врагом! Потому что у Алафузова было теперь на два корабля меньше. И каких корабля! Владимир Антонович скрипнул зубами...
- Товарищи коммунисты! - тяжело поднялся замкомфлота, когда военком, стушевавшись под его суровым взглядом, скомкал свое выступление. - Балтийский флот понес тяжелейшие потери. В бою с подлым и коварным врагом погибли эсминец 'Стремительный' и крейсер 'Киров'... Погибли геройски! Вот последняя радиограмма с 'Кирова', - Алафузов взял листок и прочитал. - 'Погибаю, но не сдаюсь! Прощайте, товарищи!', - он оглядел сумрачные лица присутствующих. - Предлагаю почтить память погибших товарищей вставанием.
Зашумели, сдвигаясь стулья. Все встали. В кают-компании повисла тишина...
И стало слышно, как бьется волна за бортом эсминца. Как стучат подошвами по сходням краснофлотцы, таская ящики с припасами. И мерно гудят насосы, закачивая топливо в цистерны корабля. А на полубаке, прямо над головой, гремят кувалды.
- Прошу садиться, - сказал Алафузов минуту спустя. - Вчера, в бою с врагом погибло девятьсот наших товарищей... Но эти жертвы были не напрасны! - возвысил он голос. - Своим набегом они отвлекли на себя внимание врага! И приняли на себя весь его огонь! Поэтому мы и смогли нанести белофиннам такой внезапный и жестокий удар в Ботническом заливе!.. Там, где они нас не ждали!.. Потому что все их внимание было приковано к крейсеру 'Киров' и эсминцам 'Стремительный' и 'Сметливый'!.. Благодаря чему нами были до основания разрушены важнейшие вражеские порты Вааса, Пори и Раумо, через которые англо-французские империалисты снабжали оружием своих белофинских прихвостней! А все их фарватеры мы забросали минами! А кроме этого, потопили десять транспортов!.. И это наша общая победа, товарищи!
Алафузов окинул взглядом моряков, заметно оживившихся после его слов. Потухшие глаза снова загорелись. Потому что понесенные потери теперь обрели смысл. А тяжкое поражение превратилось в настоящую победу. Трудную и дорого оплаченную. Но все-таки Победу!..
- Командование внимательно изучит все материалы вашего героического похода. Но уже сейчас я могу с уверенностью сказать, - замкомфлота сделал паузу и закончил, твердо и веско. - Экипаж 'Сметливого' сделал все ради спасения своих боевых товарищей! И не его вина, что они погибли, а подлого врага! Который должен быть уничтожен!..
Вернувшись в штаб, Алафузов приказал вестовому заварить чаю. Как можно крепче! Он не спал уже несколько суток. И в ближайшее время позволить себе этого не мог. Поскольку боевые действия в Финском заливе развивались по нарастающей. Не взирая на смену командования флотом. А, может быть, как раз, именно, поэтому...
Как только стих шторм, Отряд особого назначения КБФ приступил к выполнению боевой задачи, ради которой и был сформирован - высадке десанта на острова Сейскари, Лавенсаари, Суур-Тютерсаари, Нарви, Соммери и Суурсаари. Которые третьего декабря были переданы Советскому Союзу в вечное владение Народным Правительством Финляндии. В соответствии с Договором о дружбе и взаимопомощи.
Отряд особого назначения (восемь транспортов, три сторожевика, двенадцать тральщиков, шестьдесят катеров, буксиров и мотобаркасов) совместно с Отрядом корабельной поддержки (эсминцы 'Артем', 'Володарский', 'Ленин', 'Карл Маркс' и 'Энгельс') должен был обеспечить доставку и поддержать артогнем высадку на островах частей отдельной специальной стрелковой бригады Береговой обороны Краснознаменного Балтийского флота.
Командир Отряда особого назначения капитан первого ранга Рамишвили был обстрелянным боевым моряком. Участвовал в справедливой борьбе испанского народа против фашизма. Был награжден орденами Красного Знамени и Красной Звезды.
Правда, встретиться с врагом в открытом море ему ни разу так и не довелось. Дон Хуан Гарсиа (он же капитан второго ранга Семен Рамишвили) являлся военным советником при командире Картахенской военно-морской базы. И все свои силы, знания, навыки и умения отдавал делу организации бесперебойной работы по обеспечению жизнедеятельности республиканского флота и приему советских транспортов с оружием и боеприпасами для сражающейся Испании. Под прямым руководством дона Николаса Лепанто - нынешнего наркома ВМФ, а тогда военно-морского атташе при Полпредстве СССР в Испании и главного морского советника капитана первого ранга Кузнецова. Которого помнил еще по годам совместной учебы в военно-морском училище имени Фрунзе.
В училище Семен Рамишвили был старше Николая Кузнецова на целый курс. А теперь, вот, на десяток ступеней служебной лестницы младше.
Впрочем, это его нисколько не беспокоило. В смысле, не беспокоило количество широких полос на рукавах. К командованию эскадрами, флотилиями и флотами Семен никогда не рвался. Предпочитая преподавательскую работу. После окончания адъюнктуры Военно-морской академии имени товарища Ворошилова он в течение года служил старшим преподавателем. Сначала на Спецкурсах комсостава ВМФ при академии, а потом на кафедре оперативного искусства. Что его вполне устраивало.
В мае-июне этого года ему, правда, пришлось временно исполнять обязанности начальника штаба КБФ (а куда денешься, приказ есть приказ!), пока командование подбирало подходящую кандидатуру на эту многотрудную и многохлопотную должность. А потом еще полгода отслужить замначштаба. Но, в конце концов, все устаканилось и месяц назад он был назначен начальником Военно-морского училища имени товарища Фрунзе, альма-матер советских военных моряков.
Одновременное назначение командиром Отряда особого назначения капитан первого ранга Рамишвили воспринял как досадную помеху. Являющуюся, однако, необходимым и достаточным условием для назначения на училище. И взялся за дело со всей решительностью. Чтобы разделаться с ним как можно скорее.
А дело было далеко не простым.
Во-первых, под его командованием оказалось более восьмидесяти вымпелов. Совершенно разнородных. То бишь, разнообразных. По всем параметрам. И боевые корабли (сторожевики, быстроходные тральщики, морские охотники и торпедные катера), и гражданские суда (пароходы, буксиры и мотобаркасы).
Во-вторых, отдельная специальная стрелковая бригада, которую Отряд особого назначения должен был высаживать на финских островах (и, что вполне вероятно, на финском побережье, а, может, даже и в самом Хельсинки) была сформирована на базе Кронштадтского крепостного стрелкового полка несколько месяцев назад. Со всеми вытекающими последствиями. В смысле, уровнем боевой подготовки.
Старослужащие краснофлотцы умели стрелять из винтовок и ходить строем. На оценку 'удовлетворительно'. А новобранцы только-только одолели курс молодого бойца. Но самое главное, ни те, ни другие, ни разу (!) не участвовали в реальном десантировании. Даже во время учений. Потому что осенние общефлотские маневры, в ходе которых предполагалось, в том числе, отработать и высадку морского десанта, были отменены наркомом ВМФ в связи с начавшейся в Европе войной.
Судя по разведданным штаба флота гарнизоны на всех островах, включая самый большой из них - Гогланд (он же Суурсаари) - были не велики. Несколько сторожевых катеров. Шюцкор и морская погранохрана. Однако штаб отряда разработал операцию по всем правилам. То бишь, с учетом всех возможных вариантов развития событий и непредвиденных осложнений. С авиационной и артиллерийской подготовкой. И высадкой всех частей бригады. Включая артиллерию.
Столько сил и средств для захвата Суурсаари, вообще говоря, не требовалось. Но, учитывая вероятность последующего десантирования в более укрепленных местах (в том же Хельсинки, например) капитан первого ранга Рамишвили решил использовать все имеющиеся возможности для тренировки бойцов и командиров бригады и отряда. В условиях, не просто приближенных к боевым. А по-настоящему боевых...
На рассвете пятого декабря скоростные бомбардировщики пятьдесят седьмого бомбардировочного авиаполка ВВС КБФ приступили к бомбардировке островов Сейскари, Лавенсаари, Суур-Тютерсаари, Нарви, Соммери и Суурсаари.
А шестого, в семь тридцать утра, из Пейпии и Усть-Луги вышли корабли и суда Отряда особого назначения с отдельной специальной стрелковой бригадой на борту, построились в походный ордер и двинулись каждый в своем направлении.
Капитан первого ранга Рамишвили, подняв брейд-вымпел на сторожевом корабле 'Буря', возглавил Суурсаарский отряд, самый многочисленный (шесть транспортов, два сторожевых корабля, шесть быстроходных тральщиков и три десятка катеров, в том числе двенадцать торпедных с десантно-штурмовыми группами первого броска). Эскадренные миноносцы 'Артем', 'Володарский' и 'Энгельс' уже ожидали отряд в точке рандеву. Лавенсаарский отряд должен был поддерживать эсминец 'Карл Маркс', Сейскарский - 'Ленин', а остальным предстояло обойтись собственными силами - сторожевиками (Суур-Тютерсаарский отряд) и тральщиками (Нарвиский и Соммерский).
Операция прошла как по нотам. В общем и целом. Но без бардака все-таки не обошлось. Потому что без него обойтись не могло.
Во-первых, потому что, как выяснилось, понятие 'точка рандеву' штурманы эсминцев и кораблей отряда специального назначения, понимали по-разному. Хотя учились штурманскому делу в одном и том же училище и пользовались одними и теми же лоциями и наставлениями. Но это не помогло. Поэтому из-за ошибок в счислении рандеву состоялось на два часа позже, чем это было запланировано.
Во-вторых, потому что в поисках финских кораблей повсюду летали героические летчики ВВС КБФ. Атакуя все, что обнаруживали. На всякий случай...
Первым бомбардировке подвергся 'Карл Маркс'. Командир корабля капитан-лейтенант Ефет искусно увернулся от шести стокилограммовых фугасных авиабомб, которые высыпал на него какой-то залетный СБ. Пилот упомянутого (отнюдь не литературными эпитетами!) самолета, в свою очередь, проявил не меньшее искусство, уворачиваясь от залпов зениток атакованного им 'вражеского броненосца'. Поэтому все окончилось благополучно. И для эсминца. И для бомбардировщика.
А вот, эскадрилья 'чаек', оказывавшая авиационную поддержку высадке на Суурсаари, добилась гораздо большего 'успеха', проштурмовав уже высадившийся на остров и вошедший в поселок Сууркюля десант (о чем пилоты своевременно извещены не были, поскольку радио на борту истребителей не имелось). Вследствие чего завязался жаркий бой между закрепившейся в поселке десантно-штурмовой группой и второй волной десанта, спешившей им на помощь. И лишь усилиями флагарта майора Волина, который под огнем бегал от одного подразделения к другому, уговаривая моряков прекратить стрельбу, удалось таки остановить кровопролитие.
Потери в результате всей этой кутерьмы составили шесть человек ранеными. Что с одной стороны радовало (а кому под трибунал хочется!), а с другой - огорчало (поскольку и десантники, и пилоты стреляли на 'удовлетворительно').
В отличие от эскадренных миноносцев. Которые отстрелялись на 'хорошо' и 'отлично'. И разнесли в пух и прах не только все постройки в Киискинкюля и Сууркюля, но и маяк. А это было уже совершенно напрасно! Потому что маяк был бы значительно полезнее, останься он цел. Впрочем, победителей не судят.
Красный флаг над островом подняли? Подняли! Потери имеются? Никак нет! Сверлите дырочки на кителях!
На других островах ситуация развивалась по схожему сценарию. Бомбежка. Артобстрел. Энергичная высадка. И красный флаг над дымящимися развалинами.
Совершенно безлюдными. Поскольку белофинны сразу после начала войны эвакуировали на Большую землю все свои гарнизоны...
В час ночи седьмого декабря комфлота Левченко доложил комфронта Коневу об успешном завершении операции по захвату бывших финских, а теперь советских, островов Сейскари, Лавенсаари, Суур-Тютерсаари, Нарви, Соммери и Суурсаари. Что должно было сыграть важную роль в дальнейших боевых действиях.
На Лавенсаари штаб Краснознаменного Балтийского флота планировал построить аэродром. А на Суурсаари (он же Гогланд) оборудовать передовую маневренную базу. И сосредоточить там основные силы Отряда особого назначения. Для их последующего использования. Поэтому после захвата Сейскари, Суур-Тютерсаари, Нарви и Соммери на них были оставлены лишь небольшие гарнизоны (где отделение, где взвод), а остальные десантники переброшены на Суурсаари. Уже восьмого декабря. И приступили к обустройству. На новом месте. Менее чем в ста километрах от Хельсинки, менее чем в пятидесяти от Ловиисы, менее чем в сорока от Котки...
Помощник командира первого минно-торпедного авиаполка майор Галушка бросил взгляд на планшет, пристегнутый к колену. До цели оставалось пять минут полета...
Вот уже целую неделю его полк бомбил береговые батареи в районе Хельсинки. Двенадцатидюймовые на островах Макилуото и Куйвассаари, десятидюймовые на Вилинки, Рюссянсаари, Катайялуото и Изоссаари, шестидюймовые на Миессаари, Хармая, Сантахамина, Суоменлинна и Кустанмиекка.
Бомбил без особого успеха. Теряя в каждом вылете, то один экипаж, то два. Иногда три. То от зенитного огня. То по не боевым причинам. Которые во время войны никто не отменял. Штурманы блудили. Пилоты не выдерживали линию взлета. Или били машины во время посадки. В сложных метеоусловиях. И в простых. Плюс отказы. На одном движке садиться нелегко. Даже если ты помкомполка.
А пришлось. Вчера...
Им еще повезло - мотор обрезало не на взлете, а на кругу.
Галушка пересел на другую машину и снова повел девятку на Рюссянсаари. Сквозь огонь. Хотя понимал, что бомбить эту батарею с горизонтального полета с высоты три тысячи метров по ведущему (даже с его штурманом!) бесполезно. Потому что математика - это наука! Которая с точностью до третьего знака после запятой утверждает, что точечную цель бомбить девяткой с горизонтального полета с высоты три тысячи метров по ведущему бесполезно. Потому что вероятность попадания равна нулю. И в первом, и во втором, и в третьем знаке. После запятой.
А что делать? Приказ - есть приказ. И его надо выполнять...
Он и выполнял. И его ребята выполняли. Ценой своей жизни.
Начальник ВВС Краснознаменного Балтийского флота полковник Ермаченков, хотя и не оканчивал академий (исключительно по молодости лет), но успел уже многое. Командовал звеном, отрядом, эскадрильей, истребительной авиабригадой. Сражался на Хасане. А три месяца назад за разгром самурайской 'эскадры возмездия' был удостоен звания Герой Советского Союза.
Там, на ТОФе, во время разгрома этой самой 'эскадры возмездия' он и убедился в эффективности ударов пикировщиков по малоразмерным маневрирующим целям.
Поэтому, получив приказ уничтожить береговые батареи, прикрывающие Главную базу ВМС Финляндии, полковник Ермаченков обратился к комфлота с предложением использовать для уничтожения этих малоразмерных (но, к счастью, не маневрирующих) целей пикировщики восьмидесятой смешанной авиабригады особого назначения.
Левченко предложение Ермаченкова поддержал. Но. Поскольку в данный момент восьмидесятая бригада осназ выполняла более важную боевую задачу (бомбила береговые батареи в районе Виипури), подтвердил отданный ранее приказ. Добавив при этом, что как только батареи на Бьорке и в Хумалийоки будут уничтожены, приложит все усилия, чтобы убедить комфронта перенацелить бригаду Залевского на Хельсинки. А до тех пор приказал всеми наличными силами ежедневно наносить бомбовые удары по белофинским батареям, а также усилить их авиаразведку.
Но этим комфлота не ограничился и приказал штабу флота запланировать набеговую операцию канонерских лодок. В целях обнаружения замаскированных орудийных позиций береговых батарей на подступах к Хельсинки.
В течение пятого-шестого декабря восьмидесятая смешанная авиабригада особого назначения совершила почти сотню самолетовылетов на уничтожение береговой батареи Сааренпя и еще столько же на уничтожение батареи в Хумалийоки. Сровняв обе с землей. И доказав тем самым высокую эффективность нового тактического приема (нанесение бомбового удара с пикирования) не только по морским, но и по наземным малоразмерным целям. А уже девятого приступила к выполнению новой боевой задачи - уничтожению береговых батарей в районе финской столицы.
Приказ начальника ВВС фронта комдив Залевский получил еще седьмого числа. И сразу же взялся за подготовку операции. Для чего, вместе со своими флагманскими специалистами, начштаба и командирами полков, немедленно вылетел в Котлы, где находился штаб восьмой бомбардировочной авиабригады ВВС КБФ и дислоцировался пятьдесят седьмой скоростной бомбардировочный авиаполк.
Для обмена опытом. В смысле, за свежей информацией. Об этих батареях, которые моряки долбили уже почти неделю.
Отработав в Котлах по полной программе, Залевский на обратном пути не поленился побывать и в Беззаботном. Чтобы потолковать о том же самом с командиром, начштаба и комэсками первого минно-торпедного. А наутро отправил начальника разведки в штаб пятнадцатого морского разведывательного авиаполка. Который должен был отснять белофинские орудийные позиции во время перестрелки вражеских батарей и наших канонерских лодок.
Канлодки дразнили финнов каждый божий день, начиная с пятого числа, и у разведчиков уже накопилось достаточно фотоматериалов, чтобы определить, где и сколько установлено морских орудий, где и сколько - зениток.
Так что можно было приступать.
На рассвете девятого декабря на Пулковском аэродроме заревели авиамоторы. Час спустя в небо поднялись двадцать четырехмоторных гигантов с четырьмя десятками истребителей на внешней подвеске. У каждого из которых под крыльями чернели по две двухсотпятидесятикилограммовых фугасных авиабомбы.
Построившись на кругу и дождавшись подъема истребителей, восемьдесят пятый Краснознаменный смешанный авиаполк особого назначения во главе с Героем Советского Союза полковником Коккинаки двинулся на запад.
Чтобы повернуть в районе Таллина на север и разделиться. Один отряд должен был нанести удар по батарее Макилуото. Которая планам советского командования мешала не очень. Однако финнам это знать было не обязательно. Остальные отряды должны были разделиться на подходе к Хельсинки. И отправиться каждый к своей цели самостоятельно. С собственным истребительным прикрытием.
Этим налетом Залевский планировал уничтожить (или, как минимум, вывести из строя) двенадцати- и десятидюймовые береговые батареи Макилуото, Куйвассаари, Вилинки, Рюссянсаари, Катайялуото и Изоссаари.
Пикировочные эскадрильи восемьдесят четвертого бомбардировочного авиаполка особого назначения Героя Советского Союза полковника Байдукова поднялись вслед за СПБ. Их прикрывали две оставшихся эскадрильи восемьдесят третьего истребительного авиаполка осназ Героя Советского Союза полковника Супруна. Байдуковцы, по замыслу комдива Залевского, должны были уничтожить шестидюймовые батареи Миессаари, Хармая, Сантахамина, Суоменлинна и Кустанмиекка.
После чего канонерские лодки 'Красное Знамя', 'Красная Горка' и 'Кронштадт' в очередной раз переведаются с финнами в артиллерийской дуэли. Если, конечно, у тех останется из чего стрелять.
Впрочем, комдив Залевский был реалистом. И понимал, что за один вылет разобраться с этими батареями вряд ли удастся. Но, тем не менее, предполагал, что врагу будет нанесен значительный урон. Который должны зафиксировать 'эмбэрухи' пятнадцатого морского разведывательного полка.
После дешифровки фотоснимков, которые они привезут, штабы восемьдесят пятого и восемьдесят четвертого авиаполков наметят цели для завтрашней бомбардировки. И так будет продолжаться до тех пор, пока на вражеском берегу не останется ни одного орудия в радиусе пятидесяти километров от Хельсинки...
Старший лейтенант Никашин оторвался от подкрыльевых ферм ТБ одновременно со своим напарником, Сашкой Долговым. Который должен был атаковать батарею Макилуото вслед за ним. Чуть-чуть погодя. А потом все остальные.
Три месяца назад они тем же макаром утопили самурайский крейсер в Японском море. Но крейсер был большой. Двести метров в длину. Двадцать в ширину.
А тут всего одна башня. Хотя и двенадцатидюймовая...
Алексей вошел в пике и приник к прицелу. Башня была расположена там, где ей и было положено. В смысле, именно там, куда указывала стрелка на его фотопланшете, нарисованная полковым разведчиком. Вокруг орудийного дворика на снегу чернели воронки - следы предыдущих бомбардировок. Многочисленных. Но безуспешных...
Точка превратилась в пятнышко. Алексею показалось, что он даже различает тоненькие усики орудийных стволов. А может, и не показалось. Высота была не более пятисот метров... Пора! Он нажал кнопку бомбосбрасывателя и потянул ручку управления на себя. И вырвал машину из пике. Свечой! А потом оглянулся и увидел черное облако взрыва, вздымающееся там, куда указывала стрелка на его фотопланшете. В смысле, там, где стояла эта белофиннская двенадцатидюймовая башня. А на нее уже пикировал Сашкин 'ишачок'. И еще шесть были на очереди...
'Работа у нас ювелирная' - подумал Алексей, выравнивая истребитель и вставая в вираж над островом в ожидании товарищей. - 'Но интересная! И оч-чень нужная!'
ТБ, между тем, уже развернулись и под прикрытием ребят из восемьдесят третьего полка встали на обратный курс. Никашин собрал эскадрилью и помчался вслед за ними. С чувством честно выполненного долга.
А для финнов все еще только начиналось.
Старший лейтенант Живописцев перевернул свой СБ, плавно убрал газ, выпустил тормозные решетки и вошел в пике. Стрелка альтиметра крутилась словно вентилятор. Орудийный дворик стремительно увеличивался в плане. Еще немного... Еще чуть-чуть...
- Сброс! - доложил штурман. И закричал, не выдержав. - Выводи, Леха! Выводи!..
Живописцев потянул на себя штурвал. Изо всех сил!.. Которых уже не хватало... Но он тянул и тянул... Зная, что самолет его послушается. И выйдет из этого пике!.. Как не раз уже выходил во время испытаний. Которые он, старший лейтенант Алексей Живописцев, сам и проводил в полку боевого применения Научно-испытательного института ВВС. Этим летом. Таким уже далеким...
Все!.. Вывел!
Алексей убрал решетки и толкнул вперед оба рычага газа. На полную. Надо набрать высоту и собрать звено. А потом - домой.
- Цель поражена! - доложил стрелок-радист.
Не зря слетали, подумал Алексей, и покрутил головой, осматриваясь. А потом уменьшил скорость. Ребята отбомбились и потихоньку подтягивались. А в вышине, прямо над ними, кружило звено краснозвездных истребителей.
Все в порядке...
Пока пикировщики разбирались с береговыми батареями под Хельсинки, восьмая бомбардировочная бригада ВВС КБФ навалилась на батареи в районе Хамины и Котки. Дабы финны не догадались о направлении предстоящего удара.
Но провести финнов на этот раз не удалось...
К шестнадцатому декабря восьмидесятая авиабригада, совершив более девятисот самолетовылетов, вдребезги разнесла все батареи на подступах Хельсинки. И тогда командующий ВМС Финляндии генерал-майор Валве решил перебросить в Главную базу броненосец 'Ильмаринен'. Чтобы прикрыть ее от возможной атаки с моря. И с воздуха.
К этому времени в Хельсинки уже были стянуты все зенитные батареи, откуда только можно. И даже оттуда, откуда нельзя. Но лишние восемь стомиллиметровых универсальных орудий, снабженных системой централизованного управления зенитным огнем, в данной ситуации лишними не были. А вовсе наоборот.
Валве и 'Вайнемяйнен' в Хельсинки перевел бы. Если бы тот не превратился в плавучую батарею после того, как в него в первый же день войны угодила тяжелая авиабомба. Которая взорвалась в машинном отделении. Перебив всех мотористов и разворотив дизель.
Прорыв прошел без сучка и задоринки. И поутру 'Ильмаринен' уже стоял на рейде Хельсинки. Развернув орудия в сторону моря. В полной боевой готовности.
Подводные лодки Щ-309 и Щ-322, находившиеся на своих позициях в районе Аландских шхер и полуострова Ганге, финский броненосец и два, сопровождавших его сторожевика, благополучно прошляпили. Попросту не заметив в ночной темноте.
Дежурившая у полуострова Порккалаудд М-75, обнаружив на рассвете следующий курсом норд-норд-ост финский ББО, атаковала его двумя торпедами. Но неудачно.
Командир лодки старший лейтенант Тарасов в сердцах врезал кулаком по перископу, глядя, как броненосец неторопливо продолжает свой путь. Но делу это не помогло. Больше стрелять было нечем.
Поскольку запасных торпед на борту не имелось. А сорокапятимиллиметровое орудие, которое могло пригодиться при встрече с невооруженным транспортом, в бою с броненосцем было совершенно бесполезно.
Лодки типа 'М' были относительно недорогостоящими в производстве. И даже могли транспортироваться по железной дороге в собранном виде. Что открывало возможность маневрирования по внутренним путям между разобщенными морскими театрами. Однако за это пришлось дорого заплатить. Автономность 'Малюток' составляла всего десять суток. Более того, после первой же атаки с выпуском двух торпед они должны были возвращаться на базу. Для перезарядки.
Где-то в отдалении (на пределе дальности торпедного хода) громыхнуло. Тарасов чертыхнулся. Торпедированные скалы ко дну не пойдут. А вот они могут! За милую душу! Потому что оба шедших в охранении сторожевика развернулись. И прибавив ход, двинулись в сторону М-75. Видимо, увидев бурун от ее перископа...
Сторожевики отвязались от них лишь два часа спустя. Сбросив в общей сложности тридцать глубинных бомб. Но, к счастью, в стороне от затаившейся на дне лодки.
Дождавшись пока финны уйдут, Тарасов всплыл и радировал в штаб флота о происшедшем. И получил приказ оставаться на позиции и продолжать наблюдение. Пока не придет замена...
Узнав о том, что появилась новая крупная цель, комдив Залевский потер руки. Батареи - батареями. А вкус к потоплению бронированных многобашенных гигантов, после разгрома самурайской эскадры у Залевского появился отменный. 'Илю-Маню' гигантом, конечно, назвать было нельзя. Но, в любом случае, это был самый крупный вражеский корабль на театре. И, ясное дело, его надо было топить!
Комдив вызвал начальника штаба и поручил срочно разработать план удара по белофинскому броненосцу. Поэтому, когда поступил приказ нанести этот удар, бригада к нему была уже готова.
Утром семнадцатого декабря восьмидесятая смешанная авиабригада особого назначения в полном составе (все боеготовые машины!) вылетела на Хельсинки.
Первым шел восемьдесят четвертый полк. Три его эскадрильи должны были отбомбиться по позициям зениток с горизонтального полета, а две - с пикирования. Затем те же позиции должны были по очереди проштурмовать 'эрэсами' четыре эскадрильи восемьдесят третьего полка, которые сопровождали бомбардировщики. После чего в дело вступали И-16 СПБ восемьдесят пятого полка. Которые это дело (в смысле, потопление броненосца) и должны были завершить. Восьмьюдесятью двухсот пятидесяти килограммовыми фугасными авиабомбами.
Уцелеть после такого налета не смог бы даже флагман Императорского флота Японии линкор 'Нагато'. А не то, что какой-то там каботажный дизель-электрический ледокол. Хотя и тяжеловооруженный. И местами даже бронированный.
Он и не уцелел...
Судя по данным воздушной разведки то, что когда-то громко титуловалось броненосцем береговой обороны, сидело в воде по самую палубу. Раздолбанное в дребезги. И до черна обгоревшее после взрыва погребов боезапаса.
Восьмидесятая авиабригада в ходе налета понесла свои первые потери. Зенитным огнем противника были сбиты ДБ, два СБ и три И-16.
Но главное было сделано! Вражеская столица осталась совершенно беззащитной. И с моря. И с воздуха.
Вечером того же дня началась погрузка десанта. И морского. И воздушного.
Отдельная специальная стрелковая бригада грузилась на корабли и суда Отряда специального назначения, а первый и второй воздушно-десантные корпуса Тринадцатой армии - на тяжелые бомбардировщики.
Час Хельсинки пробил!
2. Шли на приступ штурмовой...
Ленинградский фронт, середина декабря 1939 г.
...Штурм укрепленного узла линии Маннергейма - зрелище не для слабонервных. Впрочем, даже имея крепкие нервы, выдержать эту процедуру способен далеко не каждый. Так или иначе, но ни один белофинн выдержать ее не смог...
Тяжелые фугасные авиабомбы (тонные, полутонные и четвертьтонные) способны оказывать поразительный эффект на обороняющихся! Даже если не попадают в ДОТ, а взрываются поблизости.
Когда все вокруг ходит ходуном, а бомбы падают и падают, и этому не видно конца, люди начинают сходить с ума. От этого нескончаемого ужаса.
А потом вместо тяжелых авиабомб начинают падать крупнокалиберные снаряды. Двенадцати, одиннадцати и восьмидюймовые. Причем не просто падают, а попадают! Беспрерывно! Двенадцатидюймовые - раз в три минуты, одиннадцати - раз в две, восьмидюймовые - раз в минуту! И тогда у обороняющихся начинают лопаться барабанные перепонки. И из ушей льется кровь. А мозги бултыхаются туда-сюда посреди черепной коробки, как недоваренный студень в кастрюле.
Но и это еще не все!
Когда многометровая гранитная насыпь с долговременной огневой точки будет содрана бомбами и снарядами, в дело вступят саперы отдельного инженерного батальона особого назначения. Которые уложат две-три тонны взрывчатки на обнажившуюся крышу обреченного ДОТа. И подорвут его. Вместе с гарнизоном...
Но это будет позже.
А пока крупнокалиберные батареи особой мощности РГК долбят железобетонные сооружения прямой наводкой. А гаубицы корпусной и дивизионной артиллерии бьют с закрытых позиций по вражеским траншеям и пулеметным ячейкам. А сорокапятки отдельного дивизиона противотанковой обороны расстреливают надолбы, проделывая проходы в заграждениях.
Оказалось, что тяжелые снаряды выворачивают гранитные глыбы из грунта целиком, не разрушая их. Зато сорокапятимиллиметровые при прямом попадании дробят их в щебенку. Выстилая дорогу для танков (огнеметных ОТ-130 и Т-28 с саперами и взрывчаткой в бронесанях). Сразу вслед за которыми в атаку пойдут мотострелковые роты ОтИБОНа. На БТП. По тем же проходам. Занимая разбитые и выжженные полевые укрепления противника. И добивая все, что еще шевелится.
Из человеколюбия...
С небольшими вариациями, но с неизменным успехом, упомянутая процедура была осуществлена частями Ленинградского фронта от Муурила и Инкяля до Суммаярви, Муолаанкюля и Мялкеля.
И только на крайнем правом фланге фронта, в полосе наступления пятидесятого стрелкового корпуса Седьмой армии, дело застопорилось. Потому что путь Красной Армии здесь преграждали не только многочисленные ДОТы и ДЗОТы, но и широкая гладь озер Вуоксиярви и Сувантоярви. И бурные воды рек Вуокси и Тайпален-йоки...
В соответствии с планом наступления главный удар Седьмая армия должна была нанести в направлении Кивиниеми и далее на Иматра силами двадцать четвертой и сорок девятой стрелковых дивизий пятидесятого корпуса, а также двадцать девятой и тридцать пятой легкотанковых бригад. При этом важнейшим условием успеха был захват железнодорожного и автомобильного мостов в так называемом 'Кивиниемском горле', самом узком месте водной системы Вуоксиярви-Сувантоярви. Для чего ночью тридцатого ноября, задолго до начала общего наступления в глубокий тыл противника был выброшен воздушный десант.
Десантники захватили мосты в целости и сохранности. И целых трое суток отбивали бешеные атаки егерей и шюцкоровцев! И не взирая на тяжелые потери, продержались до подхода 'двадцатьшестерок' тридцать пятой легкотанковой бригады! Однако делу это не помогло. Потеряв надежду отбить мосты, белофинны взорвали их с помощью фугасов, замурованных в опоры еще во время стройки.
Разведбат двадцать четвертой дивизии подошел к месту боя вслед за передовой ротой тридцать пятой бригады.
Командир разведбата, придя в себя после взрыва, быстро оценил обстановку. И приказал своим бойцам перебираться на тот берег по обрушившимся в воду фермам. Потому что понимал, что перебираться туда все равно придется. Не сегодня, так завтра. Поскольку боевую задачу по взятию Кивиниеми никто не отменял!
А по сему, лучше перебраться сейчас! Пока плацдарм еще удерживают парашютисты. Чем потом форсировать реку и захватывать этот самый плацдарм под вражеским огнем...
Час спустя разведчики уже сидели в уцелевших ДОТах и траншеях на северном берегу. И только после этого остатки первого парашютно-десантного батальона двести первой отдельной воздушно-десантной бригады имени Кирова отошли на южный берег.
Свой воинский долг батальон исполнил честно. Хотя поставленная задача была не выполнена. Но кто же знал, что финны окажутся такими коварными!
Так или иначе, но мечты советского командования о прорыве на этом направлении были похоронены. Вместе с этими треклятыми мостами. Из-за которых погибло столько отличных ребят...
В районе Тайпале дела тоже шли далеко не лучшим образом.
Восемьдесят четвертая стрелковая дивизия, перейдя государственную границу утром тридцатого ноября, к утру первого декабря вышла к реке Тайпален-йоки, на противоположном берегу которой располагались долговременные оборонительные сооружения и полевые укрепления одного из самых мощных укрепрайонов линии Маннергейма - 'Тайпале'.
Организуя оборону, финны учли и воспользовались всеми выгодами, которые им предоставлял рельеф местности. Вода в реке шириной сто восемьдесят и глубиной восемь метров еще не замерзла. Западный, обрывистый, берег был хорошо укреплен, особенно скалы возле устья, а восточный, пологий, отлично просматривался с наблюдательных пунктов. Также как и низкий, плоский полуостров Коуккуниеми, который Тайпален-йоки огибала, широкой дугой выдаваясь на юг.
Сто двадцать лет назад этой реки еще не существовало, а озеро Суванто было соединено протокой и вливалось в Вуоксиярви. Но во время одного из ежегодных паводков местные крестьяне решили спустить вешние воды. Для чего выкопать канаву в широкой песчаной гряде, отделяющей Суванто от Ладожского озера. И выкопали. А утром увидели на ее месте ревущий мутный поток. Уровень воды в Сувантоярви упал более чем на семь метров. Озеро рванулось к Ладоге всей своей мощью и пробило русло для новой реки. Широкой, бурной и неукротимой...
По данным разведотдела штаба фронта финны имели здесь до десяти двух-трех пулеметных ДОТов и более двадцати ДЗОТов. На берегу Ладожского озера была расположена крупнокалиберная береговая батарея, простреливающая все подходы к укрепрайону вплоть до восточного берега Суванто. Где находился четырехорудийный двухуровневый форт, державший под обстрелом западный берег озера. Ширина которого в самом узком месте превышала полтора километра...
Восемьдесят четвертая стрелковая дивизия имени Тульского пролетариата до августа этого года являлась территориальной и была развернута в ординарную всего три месяца назад. Поэтому никакого боевого опыта ни ее бойцы, ни командиры не имели. Средний и младший комсостав прошел переподготовку на краткосрочных (точнее, сверхкраткосрочных!) курсах, а красноармейцы на сборах.
Тем не менее, дивизия имела оч-чень грозный вид! На марше.
Двенадцать тысяч человек. Шесть с половиной сотен автомашин и тракторов. Девятьсот повозок. Три с лишним тысячи верховых артиллерийских и обозных лошадей. Сто пятьдесят орудий. Пятьдесят танков и пятнадцать бронеавтомобилей.
Кроме того, дивизия была усилена сто шестнадцатым артполком РГК (двенадцать шестидюймовых гаубиц) и отдельным понтонно-мостовым батальоном. Поскольку должна была штурмовать главную оборонительную полосу линии Маннергейма, преодолевая серьезную водную преграду под огнем противника, засевшего на крутом берегу порожистой ледяной реки.
Командир дивизии комбриг Коньков просил придать ему отдельный инженерный батальон особого назначения. Но получил отказ. Потому что наносил вспомогательный удар на второстепенном направлении. Более того, у него едва не отняли его собственный танковый батальон. Мотивируя это тем, что наступать танкам на его участке все равно негде. Конькову еле-еле удалось отстоять свои танки. И то лишь потому, что они были водоплавающими. И были незаменимы при форсировании...
Василий Коньков был опытным командиром и наставником. Начав службу рядовым красноармейцем команды пеших разведчиков, дослужился до командира дивизии.
Участвовал в советско-польской войне. Правда, недолго (из-за ранения). Потом окончил курсы среднего комсостава. Пять лет командовал ротой. После окончания курсов 'Выстрел' был начальником полковой школы, а затем - начштаба полка.
Летом тридцать седьмого года, после раскрытия военно-фашистского заговора в Красной Армии, майор Коньков резко пошел на повышение. Потому что после такого подлого предательства, Красной Армии как хлеб, как воздух требовались проверенные командирские кадры. А он как раз такой и был. Проверенный.
Происхождение - из крестьян. В детстве батрачил на односельчан. Потом прошел рабочую закалку на котельном заводе в Москве. Стал большевиком. В семнадцатом вступил в Красную гвардию. Участвовал в штурме московского Кремля. Затем по приказу партии укреплял советскую власть на селе. В двадцатом, опять же по приказу партии, вступил в РККА...
В тридцать восьмом депутат Верховного Совета СССР полковник Коньков был назначен командиром восемьдесят четвертой стрелковой дивизии. И немедленно взялся за наведение в ней порядка. Благо, всю жизнь прослужил в территориальных частях, занимаясь подготовкой переменников. И знал это дело до тонкости.
Три месяца назад, после принятия решения о переводе дивизий-'тройчаток' в ординарные, Коньков на базе одного из полков сформировал из приписного состава вторую дивизию. Которая по наследству от родительницы получила восемьдесят четвертый номер и славное имя Тульского пролетариата. После чего убыл с ней на латвийскую границу. В связи с обострением международной обстановки.
Четвертого ноября за успехи в боевой, политической и технической подготовке ему досрочно присвоили воинское звание комбриг. А уже десятого его дивизия опять погрузилась в эшелоны и убыла в Ленинград. Со всеми этими передислокациями и неустройством, так и оставшись недоученной. Что комбриг, обладавший, как уже упоминалось, огромным опытом работы с приписным составом, отлично понимал. Но поделать ничего не мог. Хорошо еще, что удалось сосредоточить всю эту массу людей, техники и вооружения у Тайпален-йоки! Хотя и с некоторыми потерями. Причем не от боестолкновений с финнами! Которых до сих пор еще никто не видел. А по техническим причинам. То бишь, из-за головотяпства и элементарной халатности!
И вообще, о какой мобильности можно говорить, имея такой обоз! Да еще на таких дорогах! В смысле, при таком бездорожье!
И это при том, что радиостанциями при формировании их укомплектовали лишь на треть от положенного! А качество подготовки связистов, хотя он их и гонял с утра до вечера целых три месяца, все еще оставляло желать лучшего.
Коньков, вдоволь намаявшись со связью во время последних передислокаций, прекрасно понимал, что управлять на марше многокилометровой колонной с помощью посыльных не-воз-мож-но! Только по радио! Вот почему, нарушая все уставы, он раздал радийные танки и бронеавтомобили по полкам и отдельным батальонам. В дополнение к имеющимся радиостанциям.
И только благодаря этому сумел сосредоточить всю эту массу людей, техники и вооружения на исходных позициях в срок!
И, слава Богу, что в небе летали только краснозвездные бомбардировщики! Иначе остались бы от его восемьдесят четвертой имени Тульского рожки да ножки! Потому что истребительное прикрытие, обещанное штакором, так и не появилось. То ли заплутало. То ли загуляло. А может, заявка затерялась. Во штабах. Что, скорее всего...
Форсирование было назначено на второе. И должно было начаться сразу после бомбардировки и артподготовки. При огневой поддержке кораблей Ладожской военной флотилии. С высадкой тактического десанта в тыл противника с кораблей упомянутой флотилии. Но, как говорится, было гладко на бумаге, да забыли про овраги.
Делегат связи, направленный для организации взаимодействия с ЛВФ, сообщил, что из-за отсутствия транспортов осуществить высадку десанта не представляется возможным, а огневая поддержка будет чисто символической. Из-за потерь, понесенных флотилией в ходе сегодняшней перестрелки с береговой батареей...
Сначала отбомбились ТБ-3. Величаво проплыв над вражескими позициями, и завалив их тяжелыми авиабомбами. В том числе, тонными... В небо вздымались гигантские султаны земли и гранита. Тут и там в воздухе мелькали вырванные с корнем стволы вековых сосен... Затем примчались скоростные бомбардировщики и высыпали на финнов несколько сот стокилограммовок.
Красноармейцы кричали 'Ура!' и подбрасывали вверх буденовки.
Артподготовка тоже удалась на славу! Целый час более ста орудий (в том числе, двадцать четыре шестидюймовых и тридцать две стодвадцатидвухмиллиметровых гаубицы) крушили финские позиции, выпустив несколько тысяч снарядов!
После чего через реку под прикрытием дымовой завесы ринулись десятки плавающих танков Т-37 и Т-38. А за ними пехота на резиновых лодках...
В этот момент в заливе Тайпаленлуото появилась Ладожская военная флотилия, которая в полном составе (два сторожевика, три тральщика и четыре катера) вышла из гавани Саунасаари и открыла ураганный огонь по врагу из всех своих орудий (две трехдюймовки и пять сорокапяток).
Как и говорил делегат связи, поддержка была чисто символической. Тем не менее, свою задачу моряки выполнили. Поскольку отвлекли на себя огонь береговой батареи. А вот авианалет и артподготовка, казавшиеся издали такими эффектными, оказались совершенно неэффективными. Потому что большая часть огневых точек (собственно говоря, почти все) остались не подавленными. Что было неудивительно.
Потому что авиация бомбила по площадям. На основании данных воздушной разведки. Которые уточнить перед бомбометанием не имела возможности. Артиллерия тоже лупила по площадям. По той же причине. Поскольку выявить цели и привязать их к ориентирам не успела. Весь вчерашний день финны молчали как рыба об лед. Так что пришлось стрелять наугад. То бишь, на основании данных разведотдела штаба фронта.
Впрочем, со стороны все выглядело просто замечательно! Как на прошлогодних маневрах в присутствии наркома! Но в сто раз красивше. И страшнее. Уши закладывало от непрерывного грохота. Земля тряслась под ногами. А небо над головой.
Правда, без толку. Потому что пулеметные очереди били по лодкам отовсюду. Казалось, что стреляют сами скалы!..
Форсирование осуществлялось сразу в трех точках. Но лишь одному из полков удалось зацепиться за берег и захватить небольшой плацдарм на полуострове Коуккуниеми. Остальные были отброшены назад с тяжелыми потерями.
И, тем не менее, комбриг был доволен достигнутыми результатами.
Не так страшен черт, как его малюют, думал Коньков. Дивизия форсировала такую трудную водную преграду! Причем с первого раза! За ночь саперы наведут наплавной мост, и он перебросит на тот берег весь полк. Вместе с артиллерией. К этому времени разведка уточнит координаты вражеских ДОТов. А потом артиллеристы их уничтожат! И тогда он ударит всей мощью и порвет финскую оборону на куски! И двинется на Кякисалми! Вдоль берега озера. А затем на Хийтолу! И перережет железную дорогу Сортавала - Виипури! И тогда посмотрим, второстепенное у него направление или нет!
Коньков еще не знал, что этот с таким трудом захваченный его бойцами плацдарм был тщательно подготовленной ловушкой...
Финны еще летом вырубили на полуострове все деревья и кусты. И пристреляли каждый метр. В том числе, для стрельбы из шестидюймовых орудий береговой батареи Каарнайоки. Которая до этих пор молчала. А под вечер нанесла артиллерийский удар по кораблям Ладожской флотилии, укрывшимся от шторма в гавани Саунасаари. Пристрелянной не хуже, чем Коуккуниеми...
Утром флотилия ушла в Шлиссельбург. Зализывать раны. За четыре дня боев она потеряла шесть боевых кораблей - канонерскую лодку, сторожевик, два тральщика и два катера. Еще два тральщика и два морских охотника получили повреждения...
Командарм-семь Батов в задумчивости смотрел на карту с нанесенной на нее обстановкой на ноль часов пятого декабря.
Ближайшую задачу Стариков выполнил. Вышел к станции Пуннус. И наткнулся на ДОТы вдоль железной дороги и на северном берегу Салменкайты. Как оно, в общем-то, и предполагалось... ДОТов, правда, оказалось гораздо больше. Чем предполагалось. Обмишулилась разведка. Как всегда... А теперь эти ДОТы надо чем-то вскрывать! А все ОтИБОНы комфронта Попову отдал. На главное направление. А которые не отдал, в резерве держит. На всякий случай... Впрочем, один ОтИБОН Старикову он все-таки выделил. Один на весь корпус! От щедрот.
Ладно! И на том, как говорится, спасибо! Завтра пощупаем суоми за причинное место! Как следует! ОтИБОН - это вам не просто так! Это... ОтИБОН!
Батов усмехнулся. А потом снова нахмурился... Гореленко здорово подкачал. Не смог захватить мосты в Кивиниеми. Эх, прощай рывок на Хельсинки...
Что же делать?.. Так. Поглядим еще раз... Мосты взорваны. Но, ведь, плацдарм-то на том берегу есть! А оборона у финнов хлипкая! ДОТы подорваны, проволоки и надолбов нет. Только наспех отрытые траншеи и пулеметные ячейки.
Против парашютистов, может, и годится. Потому как у тех задача стоять насмерть! То бишь, держать и не пущать! А против нормальной пехоты? И нормальных танков? Да, после нормальной артподготовки?
Нет, господа белофинны! Этому вам противопоставить нечего!
Молодцы, десантники! Удержали плацдарм! Надо представить всех отличившихся к орденам. А комбата к званию Героя! Заслужил!
Но это потом. А завтра. Ночью. Навести понтонную переправу. Перебросить на плацдарм стрелковый полк. С артиллерией. И пару танковых рот. А потом врезать финнам, как следует! А затем навести рядом еще одну переправу. И переправить обе дивизии. И обе танковые бригады. И вперед!
Да, сроки удлиняются... Если бы все шло, как планировалось, его танки уже были бы под Антреа! А так еще неделя потребуется. На все про все. Но это, в любом случае, в сто раз лучше, чем топтание перед разрушенными мостами с целехонькими ДОТами и ДЗОТами на чужом берегу!
Комкор вызвал к себе начальника штаба армии полковника Голушкевича и приказал срочно подготовить предложения по расширению плацдарма и прорыву белофинской обороны на северном берегу Вуоксен-вирты. А также в районе Тайпале. Потому что Антреа (и Хельсинки!) - это, конечно, прекрасно! Но ближайшей задачей армии по-прежнему остается взятие Кякисалми! И его надо взять!..
Сорок первому стрелковому полку майора Петухова было очень солоно. И оч-чень неуютно. На северном берегу Тайпален-йоки.
К исходу третьего декабря Петухов занял практически весь Коуккуниеми. И даже несколько раз сходил в атаку на вражеские позиции. И отошел, умывшись кровью. Комдив выслушал доклад и приказал атаки отставить. А вместо этого приступить к окапыванию. И тщательной разведке расположения вражеских огневых точек. Для их последующего уничтожения.
Петухов к окапыванию приступил. Но это мало помогло. Финны со своих высот просматривали и простреливали весь полуостров. Насквозь. Поэтому в светлое время суток любое шевеление на плацдарме приводило к летальному исходу для пошевелившегося. И лишь благодаря краткости зимнего дня и постановке дымовой завесы полк еще не был перебит до последнего человека...
Но больше всего доставалось переправе. И от полевой артиллерии белофиннов. И от береговой. Впрочем, с этой бедой пока справлялись. С помощью контрбатарейной борьбы. Стволов, слава Богу, имелось в достатке. И боезапаса тоже.
А седьмого, рано утром, на КП командира восемьдесят четвертой дивизии прибыл начальник артиллерии армии комдив Парсегов. Прибыл не один. А вместе с командиром четвертого дивизиона сто шестьдесят восьмого крупнокалиберного гаубичного артполка капитаном Мальцевым. Дивизион Мальцева (шесть восьмидюймовых гаубиц) был придан дивизии для уничтожения ДОТов прямой наводкой.
- Разрешите доложить, товарищ комдив! - вытянулся перед Парсеговым начарт дивизии полковник Иванов.
- Докладывайте!
- Плацдарм хорошо пристрелян финнами! Видимо, еще летом. Поэтому перед тем, как выводить дивизион на плацдарм, считаю необходимым подавить вражескую береговую батарею.
- Что за батарея? - нахмурился Парсегов.
- Несколько крупнокалиберных орудий, расположенных в устье Тайпален-йоки. Примерно вот в этом районе, - ткнул пальцем в карту полковник.
- У вас здесь целых три полка! Пятьдесят восемь крупнокалиберных орудий! - сверкнул глазами Парсегов. - Почему эта батарея до сих пор не уничтожена!
- Данные звуковой разведки не позволяют точно установить направление и дальность до батареи, товарищ комдив, - вытянулся руки по швам Иванов. - А визуально корректировать стрельбу затруднительно из-за рельефа местности.
- А с воздуха? В ваше распоряжение был передан аэростатный взвод! Почему не корректируете огонь с аэростата?
- Скорость ветра не позволяла поднять аэростат, товарищ комдив, - развел руками Иванов. - По инструкции не положено поднимать при порывах свыше семи метров в секунду. А у нас тут...
- А у нас тут - война! - отрезал начальник артиллерии армии. - Приказываю! Немедленно! Организовать корректировку с аэростата!.. А вы, капитан, - повернулся он к Мальцеву. - Подготовьте орудия к стрельбе и направьте корректировщика к воздухоплавателям! Выполняйте!
- Есть! - капитан козырнул, четко по уставу повернулся налево-кругом и строевым шагом убыл из блиндажа.
- Даю вам сутки, полковник! И ни часом больше! - прищурился Парсегов. - Завтра дивизион должен приступить к уничтожению ДОТов на плацдарме!..
Аэростат артиллерийского наблюдения АН-540 состоял из наполненной водородом оболочки, изготовленной из двухслойной прорезиненной материи с алюминированным покрытием, такелажа и сплетенной из ивовых прутьев гондолы для двух наблюдателей. Поднимался и опускался аэростат с помощью ручной лебедки, установленной на бронеавтомобиле. А связь с землей поддерживалась по телефону.
В полдень огромный трехперый баллон с подвешенной к нему на длинных тросах крошечной кабинкой медленно, почти торжественно, всплыл и, слегка покачиваясь, замер под низкими лохматыми облаками. Впрочем, это только с земли казалось, что он покачивается слегка. На самом деле, гондолу мотало из стороны в сторону, словно утлую лодочку в открытом море.
Болтанка на привязных аэростатах (в отличие от пилотируемых) была довольно сильной даже в тихую погоду, являясь неустранимым недостатком конструкции. Но дело было не в том, что качка мешала вести наблюдение. А в том, что она вызывала жестокие приступы морской болезни у экипажа.
Командир третьего аэростатного взвода тридцать первого отдельного воздухоплавательного отряда аэростатов артиллерийского наблюдения воентехник второго ранга Саид Джилкишиев решил сам подняться в пасмурное карельское небо с артиллеристом-корректировщиком. Потому что ветер, хотя и стих немного со вчерашнего дня, все еще был довольно силен.
Джилкишиев был опытным воздухоплавателем, до призыва пять лет служил испытателем в учебно-опытной эскадре кораблей научно-исследовательского комбината 'Дирижаблестрой' и имел несколько сот подъемов на аэростатах. И пилотируемых свободных, и привязных. Поэтому давно уже притерпелся ко всем прелестям воздухоплавания. И к жестокой качке. И к жестокому морозу. И к кислородному голоданию на большой высоте.
Впрочем, от морозов спасали меховой комбинезон, собачьи унты и кротовая маска, а от голодания - кислородная. Что же касается морской болезни, то Джилкишиев неустанными тренировками вестибулярного аппарата сумел таки ее преодолеть. Точнее свести к минимуму ее симптомы.
А вот лейтенанту Пономаренко, начальнику разведки четвертого дивизиона, ни разу в жизни не бывавшему в море, пришлось испытать эти симптомы в полной мере!
Коля Пономаренко окончил Одесское артиллерийское училище всего два месяца назад. И был зеленый, как огурец. Фигурально выражаясь. И не фигурально выражаясь тоже. Потому что позеленел уже через пять минут после подъема.
Однако крепился из последних сил. И, слава Богу, что, замотавшись, он не успел ни позавтракать, ни пообедать после ночного марша. Не то было бы ему совсем худо...
Так или иначе, когда аэростат достиг высоты восьмисот метров и зафиксировался (если можно так выразиться, конечно!), лейтенант Пономаренко превозмог себя и приступил к наблюдению и расчетам.
В Одесском артиллерийском училище готовили средний комсостав для крупнокалиберной (двенадцать, одиннадцать и восемь дюймов) артиллерии. Причем готовили всерьез! Поэтому курсанты в свободное от внутренней и караульной службы время занимались не только строевой и политической подготовкой.