Брайан Коффи - псевдоним молодого американского писателя, чьи произведения разошлись по всему миру тиражом более двух миллионов экземпляров.
"Риск для крови" должен значительно дополнять эти цифры.
Они решили, что только четверо мужчин должны были остановить большую машину на узкой горной дороге, удержать пассажиров на расстоянии и забрать наличные, которые были сложены в чемоданы на полу за передним сиденьем. Сначала Мерл Бахман, которая должна была уехать одна в синем "Шевроле" с деньгами, надежно запертыми в багажнике, настояла на пятом мужчине. Номер пять должен был находиться в конце частной полосы движения, чтобы отработать процедуру перехвата на случай, если кто-то свернет с главного шоссе во время ограбления в процессе. Другие возражали против Бахмана, потому что на частной дороге, ведущей к поместью Баглио, было очень мало движения, особенно утром, когда раз в две недели осуществлялся денежный перевод. Кроме того, никто не хотел, чтобы его доля полетела к чертям из-за пятого надреза. Бахман ясно видел экономический смысл в использовании запасной команды, хотя и настаивал, что за этой деталью плана нет никакой другой разумности, и неохотно согласился продолжить работу вчетвером. Теперь одетые в темное мужчины ждали на своих заранее подготовленных позициях, поскольку приближалось время действовать.
Выше по склону щебеночная дорога, на которой должно было произойти ограбление, резко огибала известняковый выступ, проходила в сотне ярдов мимо обочины с внешней стороны, где могли проехать две машины, если бы они встретились, двигаясь в противоположных направлениях, спускалась еще на четыреста ярдов, прежде чем повернуть за второй известняковый угол и скрыться из виду на главном шоссе. Два крутых поворота, за которыми ничего не было видно, и неподвижный утренний воздух создавали ощущение, что весь остальной мир исчез в результате какой-то необъяснимой катастрофы.
Если ехать вверх по склону, то левая сторона проезжей части была ограничена отвесной каменной стеной чуть выше человеческого роста, а над ней - густым сосновым лесом и подлеском, зеленым, как новенькие деньги. Хотя высокая трава на опушке леса мягко колыхалась под утренним ветерком, она вообще не издавала ни звука, наклоняясь и снова распускаясь в грациозном немом балете. Лежал на возвышенности над первым поворотом дороги, растянувшись в тени больших деревьев, похожих на копирку, не обращая внимания на влажную от росы траву и на то, как тихо она Джимми Ширилло, казалось, тянулся к нему, наблюдая за особняком Баглио в мощный полевой бинокль. Длинные травинки коснулись лица Ширилло, оставив яркие капельки росы на его светлой коже, его единственном недостатке, придававшем ему уязвимый вид, подчеркивающий его молодость. С другой стороны, его профессиональная невозмутимость, экономия движений и напряженность, с которой он наблюдал за особняком, указывали на опытного профессионала, скрывающегося под нежной внешностью.
Линзы бинокля были единственным, что могло выдать Ширилло тому, кто смотрел вниз из большого дома, но они были затемнены, чтобы исключить любой яркий свет. Майкл Такер подумал об этом, потому что он подумал обо всем.
В сотне ярдов ниже Ширилло, слева, сидя в кустах на вершине каменной стены, Пит Харрис баюкал старый пистолет-пулемет "Томпсон", сувенир со времен Второй мировой войны. Харрис разломал его, смазал маслом, упаковал в ткань и отправил из Парижа пятью посылками на свой домашний адрес в Штатах. Тогда, в конце войны, подобное было еще вполне возможно. Он не собирался использовать оружие для каких-либо незаконных целей или вообще для каких-либо целей, поскольку считал, что с войной покончено. Снова став гражданским лицом, он ему пришлось столкнуться со своей неспособностью работать с девяти до пяти, и в отчаянии он начал свою собственную войну против системы, против скуки, респектабельности и непреходящей бедности. Его неспособность соответствовать этой системе не была результатом какой-либо большой чувствительности или интеллекта. Харрис был лишь средне восприимчив. Однако он также был упрямым, очень самостоятельным человеком с дорогими вкусами. В конечном итоге это привело бы его к преступлению, потому что он годился только на должность клерка в любой другой области. Он был самым старшим из четверых присутствующих здесь мужчин. В сорок восемь лет он был на десять лет старше Бахмана, на двадцать - Майка Такера, на двадцать пять - мальчика Ширилло, хотя он не использовал свой возраст и опыт для узурпации власти в группе, как могли бы сделать другие. Все, о чем он заботился, - это нанести удар и получить деньги, и он знал, что Такер был чертовски хорошим оператором.
При мысли о деньгах ему стало не по себе, и он поерзал в кустах, вытягивая свои длинные ноги и сводя судорогой толстые мускулистые бедра. Когда бдение только началось, он занимался тем, что вытаскивал заусенцы из своей одежды, его сильно мозолистые пальцы не пострадали от острых предметов. Теперь, хотя его мозоли остались нетронутыми, он слишком нервничал, чтобы возиться с такими мелочами, и ему хотелось побыстрее оказаться в движении.
На правой стороне проезжей части, напротив Харриса, гравийная насыпь резко обрывалась в усыпанный камнями овраг, дно которого находилось более чем в трехстах футах ниже. Единственным безопасным местом на той стороне была стоянка длиной в пятьдесят ярдов, где теперь были припаркованы "Додж" и "Шевроле", оба украденные, лицом к небольшому спуску. Такер и Бахман ждали там, мужчина постарше за рулем "Шевроле", Такер был заслонен от полосы движения корпусом "Доджа".
Бахман носил пистолет 32-го калибра в замшевой наплечной кобуре, как и Такер. Однако, в отличие от Такера, он продолжал прикасаться к нему, как дикарь к своему талисману. Влажными кончиками пальцев он провел по рисунку перекрестия на массивном прикладе, слегка вытягивая все оружие из кобуры, проверяя, как оно сидит, выискивая возможные загвоздки - хотя он носил это изделие годами и знал, что оно никогда не загнется.
Хотя у Бахмана был только один пистолет, у Такера был дополнительный дробовик с длиной ствола всего семь дюймов; оба патронника были заряжены, а шесть запасных патронов лежали в карманах его куртки. Если бы у Бахмана был дробовик, он бы постоянно похлопывал себя по карманам, чтобы убедиться, что патроны на месте. Однако Такер стоял тихо, двигаясь как можно меньше, и ждал.
"Они уже должны быть здесь", - крикнул Бахман через открытое окно "Шевроле". Он провел тонкой рукой по лицу, более чем прикрывая свои мелкие, сжатые черты, снял что-то невидимое - возможно, свое собственное нетерпение - и стряхнул это с пальцев. Прямо сейчас он был нервным и слишком много болтал, но когда придет время для работы, он будет весь в масле, как Такер обнаружил на трех других работах, над которыми они работали вместе.
Такер сказал: "Терпение, Мерл". Он был известен своим спокойствием, сохранением невозмутимого вида, который никогда не трескался под давлением. Однако внутри он был весь скручен и истекал кровью. Его желудок скручивало то туда, то сюда, как будто это было животное, попавшее в ловушку внутри него; по всему телу выступил пот, символическая пленка подавляемого ужаса.
Он родился и вырос не для того, чтобы таким образом зарабатывать себе на жизнь, никогда не понимал криминальный социальный слой. То, что теперь он добился успеха в том, что делал, было свидетельством почти фанатичной решимости достичь того, к чему он стремился, и обычно он был бесспорным лидером любой группы просто потому, что другие видели его целеустремленность и восхищались ею.
На вершине склона Джимми Ширилло уронил полевой бинокль, перекатился на спину, сложил ладони рупором у рта и крикнул: "Вот они!" На последнем слове его голос дрогнул, но все поняли, что он сказал.
"Вперед!" - крикнул Такер, хлопнув ладонью по капоту угнанного "Доджа".
Бахман перестал теребить пистолет, зажатый подмышкой, включил двигатель "Шевроле", несколько раз увеличил обороты и поехал вперед, перекрыв дорогу по диагонали. Не теряя ни секунды, плавно он поставил машину на стоянку, нажал на ручной тормоз, открыл дверцу и выпрыгнул наружу. Он укрылся в самом конце заднего крыла, где, если бы увидел, что грядет столкновение, мог достаточно легко отскочить в безопасное место. Запоздало подумав, он схватил гротескную маску для Хэллоуина, которая свисала с эластичной ленты у него на шее, и надел ее на голову.
Хэллоуин в июне, подумал он. В такую жару и влажность было неподходящее время надевать резиновую маску.
На вершине холма Джимми подполз к краю выступающего известняка, готовый прыгнуть на полосу позади "Кадиллака" в тот момент, когда большая машина проедет мимо. Он на мгновение потрогал лицо своего гоблина, почувствовал на нем росу и подумал - необъяснимо, - что вода - это кровь. Страх. Зеленый страх, чистый и простой. Разозлившись на себя, он водрузил маску на место.
Внизу, на стоянке, за "Доджем", Такер одним быстрым движением руки превратился в старого ведьмака со шрамами, поморщился от запаха латекса, который теперь вдыхал с каждым вдохом, затем посмотрел через дорогу на кустарник над каменной стеной. Где был Харрис? Там. Обеспечивал хорошее прикрытие для городского парня, сливаясь с сорняками. Прижимая к груди свой "Томпсон", с лицом гротескного монстра, он казался вдвое больше и опаснее, чем когда-либо прежде.
Такер поднял дробовик и прислонил ствол к крылу "Доджа", предупреждая себя, что нужно держаться свободно. В животе у него горело; желчь подступила к задней стенке горла. Под маской он мог позволить себе поморщиться, потому что никто другой этого не увидел бы.
Теперь был слышен рев двигателя "Кадиллака". Такер задался вопросом, не движется ли оно слишком быстро, чтобы вовремя остановиться, и попытался просчитать все возможные ходы, которые он мог бы предпринять, если бы оно врезалось в баррикаду. Хотя шок от столкновения замедлил бы реакцию людей Баглио и облегчил бы задачу по обеспечению надежного контроля над ними, существовала также опасность заклинивания дверей. И пожара. Люди Баглио могли сгореть - но как же тогда деньги? Нарастающий рев двигателя автомобиля прозвучал в тот момент так, словно языки пламени пожирали пачки хрустящих долларовых купюр.
В поле зрения появился "Кадиллак".
Водитель действовал быстро. Он ударил по тормозам, развернул большую хромированную машину вбок, затем сбросил скорость, чтобы избежать опасного падения в пропасть, резко остановил машину в шести футах от пассажирской двери "Шевроле".
Клубы голубого дыма догнали "Кадиллак" и пронеслись мимо него.
Как и планировалось, Пит Харрис дал очередь из пулемета, целясь значительно выше голов присутствующих, прежде чем кто-либо из остальных смог двинуться к лимузину. Выстрелы оглашали склоны холма, как серия ударов молота по железному ложу кузницы. Грохот почти наверняка был слышен на протяжении всего склона и привлек подкрепление из особняка. Через пять минут это место будет кишеть боевиками Баглио. Тем не менее, это был самый быстрый и простой способ дать понять тем, кто находился в лимузине, что это серьезное дело, грубый бизнес, и что они безнадежно превосходят их в вооружении.
Когда эхо затихло, Такер стоял у окна водителя, нацелив короткий дробовик в шею старика. Один только выстрел из первого ствола разнесет окно и размозжит череп шоферу прежде, чем он успеет нырнуть под половицы. Старый ублюдок знал это; он сидел там, где был, неподвижно.
Другим мужчиной на переднем сиденье был Вито Чака, доверенный "бухгалтер" Баглио, сорока лет, стройный и почти женственный, с сединой на висках. Он отрастил крошечные усики, которые покрывали треть его верхней губы, как мазок краски. В 1930-х годах он бы сводил женщин с ума, подумал Такер. И, возможно, он все еще это делал, с помощью своей позиции и своего банкролла. Чака посмотрел на него, оценивая, затем кивнул и медленно положил обе руки на мягкую приборную панель перед собой ладонями вверх, все открыто, в знак признания их профессионализма.
"Убирайся!" Сказал Такер. Его голос звучал хрипло и злобно через прорезь резинового рта.
Шофер и Чака немедленно подчинились. Когда два мускулистых типа на заднем сиденье заколебались, Джимми Ширилло постучал по заднему стеклу стволом своего пистолета. Он забрался на багажник "кадиллака", не издав ни звука, и его маска гоблина, казалось, ухмыльнулась бандитам, когда они подпрыгнули от неожиданности.
Ширилло чувствовал себя хорошо, лучше, чем он ожидал, и меньше боялся, чем до того, как все пошло наперекосяк. Он вспотел, а из-за маски на всю голову у него чесалась шея; но это были незначительные неприятности.
Тридцать секунд спустя все люди Баглио выстроились вдоль водительской стороны лимузина, положив руки на крышу или капот, широко расставив ноги, наклонившись вперед, чтобы потерять равновесие, втянув головы между лопатками, все очень аккуратно, очень классически. Только Чака выглядел уверенным в себе, щеголеватым даже в этой унизительной позе.
Бахман быстро открыл заднюю дверь с дальней стороны. "Три случая", - сказал он. В его голосе не осталось и следа прежнего беспокойства.
Джимми Ширилло торжествующе рассмеялся.
"Продолжайте праздновать", - сказал Такер. "Идите, помогите ему".
Бахман поднял самый тяжелый чемодан и направился к "Шевроле", сильно сгибаясь под его тяжестью. Конечно, он не удовлетворился бы одним из чемоданов поменьше - по той же причине, по которой носил брюки с высокой талией: ему не нравилось, когда кто-то считал его маленьким человеком, хотя он и был маленьким человеком.
Джимми обошел дом, взял последние две сумки, без особых проблем перенес их, бросил в открытый багажник угнанного "Шевроле" и захлопнул крышку, в то время как Бахман поспешил к входной двери.
"Расслабьтесь", - сказал Такер мужчинам, выстроившимся у машины, хотя никто из них не пошевелился.
Никто не ответил.
Бахман завел "Шевроле", один раз запустил двигатель, переключился на задний ход, с визгом сдал назад, направляя машину под уклон.
"Полегче!" Крикнул Такер.
Но ему не нужно было предупреждать Мерла Бахмана, поскольку невысокий мужчина всегда правильно оценивал ситуацию и ехал на оптимальной безопасной скорости. Он был хорошим водителем.
Харрис, кряхтя, оторвался от каменной стены, звук его тяжелого дыхания усиливался маской. Пока Бахман давал задний ход "Шевроле", Харрис подошел к Такеру и сказал: "Спокойно".
Такер снова сказал: "Продолжайте праздновать".
Бахман включил передачу, слегка нажал на газ и начал спуск ко второму повороту, мерцающие завесы тепла поднимались от крыши и багажника автомобиля.
"Доставай "Додж"", - приказал Такер Ширилло.
Мальчик пошел на это.
Пит Харрис был единственным, кто все еще смотрел на Chevy, думал обо всех этих деньгах в багажнике, думал о выходе на пенсию, и он был первым, кто увидел, что все идет наперекосяк. "О, черт!" - сказал он.
Он даже не успел закончить восклицание, когда Такер услышал резкий визг тормозов "Шевроле" и обернулся, чтобы посмотреть, что пошло не так.
Все пошло не так.
Не успел Бахман преодолеть и половины расстояния до нижнего поворота, как из-за известняка внизу выехал "Кадиллак", направляясь вверх. Это был тот же "Кадиллак", который они только что сбили, и он двигался слишком быстро, слишком быстро для таких дорожных условий. Водитель резко вывернул руль влево и попытался съехать с обочины; это было безнадежно, потому что обочина дороги внизу быстро превратилась в каменную стену, которая продолжалась до вершины подъема. Шина лопнула с силой пушечного выстрела. Машину трясло, она дергалась вверх и вниз, как разъяренное животное. Металл заскрипел, когда крыло было сжато вдвое по сравнению с тем пространством, которое оно раньше занимало.
Продолжая тормозить, "Шевроле" бешено раскачивался взад-вперед, пока Бахман пытался восстановить контроль, внезапно и целенаправленно выруливая наружу.
"Он не сможет объехать такую большую машину, как Caddy!" Сказал Харрис.
Бахман все равно попробовал. Он все еще был в разгаре работы, все еще спокоен и смазан, быстр и расчетлив. Он понял, что у него был только один шанс успешно провернуть это дело, и каким бы бесконечно малым ни был этот шанс, он им воспользовался. "Кадиллак" полностью остановился, довольно сильно помятый с одной стороны, а "Шевроле" врезался в заднюю дверь, как свинья, роющаяся в дерне, встал на дыбы и зацепился передней осью за верхнюю часть разрушенной двери, одновременно съезжая влево к трехсотфутовой пропасти. Задние колеса соскочили с бордюра и закружились в воздухе, поднимая клубы желтой пыли. На секунду Такер был уверен, что "Шевроле" сорвется с места и упадет, но потом увидел, что он удержится на полпути к другой, более крупной машине, как пес, взобравшийся на суку. Бахман попробовал это; он проиграл.
Передняя дверь "Кадиллака" со стороны пассажира полностью не пострадала, и оттуда вышел высокий темноволосый мужчина, ошеломленный. Он потряс головой, чтобы прояснить ее, повернулся и уставился на разбитый "Шевроле", бешено накренившийся над ним, наклонился вперед, упершись руками в колени, чтобы его не вырвало. Казалось, он подумал о чем-то более важном, чем это естественное желание, потому что резко выпрямился, заглянул на переднее сиденье, протянул руку внутрь и помог выбраться молодой женщине. Она, похоже, не пострадала так же, как и он, и не разделяла его тошнотворного намека на смертность. На ней были белая блузка и очень короткая желтая юбка: крупная, симпатичная блондинка. Ее длинные волосы развевались на ветру, как вымпел, когда она смотрела на дорогу, на Такера и остальных.
"Сюда!" Крикнул Джимми Ширилло. Он развернул "Додж" лицом к холму.
"Не вынуждайте меня стрелять кому-либо из вас в спину", - сказал Такер, пятясь к открытой задней двери "Доджа".
Люди Баглио хранили молчание.
Он скользнул в машину, по-прежнему лицом к ним, поднял дробовик и выстрелил в небо, когда Джимми рвал резину, выбираясь оттуда, захлопнул дверь после того, как они тронулись, и упал на сиденье ниже уровня окна, пока не почувствовал, что машину разворачивает на верхнем повороте.
"Мы просто оставляем Бахмана там?" Спросил Харрис.
Такер снял маску и откинул с лица слипшиеся от пота волосы. Желудок беспокоил его сильнее, чем когда-либо. Он сказал: "У нас нет средств, чтобы вытащить его и одновременно сдержать всю армию Баглио". Он рыгнул и попробовал апельсиновый сок, который был всем его завтраком.
"Все еще", - начал Харрис.
Такер прервал его, его голос был напряженным и горьким. "Бахман был прав - нам действительно нужен был пятый человек".
"Мы загнаны в угол", - сказал Ширилло.
С этого момента частная дорога больше не огибала край оврага, а вела к широким внутренним склонам горы, с обеих сторон которых открывалась местность. Окруженный соснами, он выходил прямо на кольцевую подъездную дорожку перед сверкающим белым многооконным чудовищным домом Росарио Баглио, всего в миле впереди. Как только они выехали из подъезда, черный "Мустанг" стрелой помчался прямо на них.
"Не в боксе", - сказал Такер, указывая вперед и налево. "Это поворот?"
Джимми вытаращил глаза. "Да, похоже на то".
"Прими это".
Мальчик резко повернул налево, когда они выехали на грунтовую трассу, затормозил, едва не врезавшись в несколько небольших крепких сосен, и жестоко врезался в серию мокрых колей, по-видимому, нисколько не обеспокоенный всем этим. Нажимая на акселератор, он ухмыльнулся в зеркало заднего вида и сказал: "Это не моя машина".
Такер невольно рассмеялся. "Просто смотри на дорогу".
Джимми посмотрел вперед, оседлал большой камень посреди дороги и прибавил скорость.
Ветер свистел в открытом окне крыла, и насекомые бились о стекло, как мягкие пули.
"Они прямо за нами", - сказал Харрис. "Только что свернули".
Оба, Такер и Харрис, уставились в заднее стекло, ошеломленные зеленым размытым пятном деревьев и подлеска, ежевикой и травой, которые проносились по обе стороны, ожидая, когда "Мустанг" выскочит в поле зрения. Они были поражены, когда Ширилло затормозил до полной остановки на трех четвертях пути вверх по длинному холму. "Что за черт", - сказал Такер.
"Через дорогу лежит бревно", - сказал Ширилло. "Либо мы убираем его, либо идем отсюда пешком".
"Все на выход", - сказал Такер, открывая свою дверь. "Мы убираем ее. Пит, принеси "Томпсон"."
Бревно представляло собой остов некогда могучей сосны длиной не менее тридцати футов и столько же дюймов в диаметре, с парой толстых ветвей, которые были коротко обрублены острым топором. Это выглядело так, как будто его положили там, чтобы помешать кому-либо пользоваться дорогой дальше этого места, хотя с такой же вероятностью это была утечка из лесовоза, когда лес служил топливом для бумажной фабрики или фабрики по производству досок. Такер приказал всем троим встать на один конец бревна, на расстоянии трех футов друг от друга, по одной ноге с каждой стороны дерева. Двигаясь вместе, отступая вбок в неуклюжем маленьком танце, они умудрились раскачать его примерно на ярд.
"Недостаточно", - сказал Ширилло.
Харрис спросил: "Где "Мустанг"?"
"Он не может двигаться так быстро по этим плохим дорогам, как наша тяжелая машина", - сказал Такер. Он втянул воздух и сказал: "Еще раз!"
На этот раз они отодвинули барьер почти настолько, чтобы протиснуть "Додж" мимо, но когда они остановились, чтобы перевести дыхание, а их спины трещали от боли, подобной огню, Харрис сказал: "Я слышу другую машину".
Такер прислушался, тоже это услышал, вытер покрытые синяками руки о брюки, чтобы они перестали болеть. "Бери свой "Томпсон" и готовься к встрече с джентльменами, Пит".
Харрис улыбнулся, поднял автомат и побежал к задней части "Доджа", где растянулся посреди пыльной дороги. Он был крупным мужчиной, выше шести футов, весом более двухсот сорока фунтов; когда он упал, пыль облаком поднялась вокруг него. Он поднял черный ствол и направил его туда, где должен был находиться "Мустанг", когда тот выезжал из-за поворота. Большая круглая канистра с боеприпасами, торчащая из пулемета, производила впечатление чего-то насекомоподобного, чего-то, что каким-то образом использовало вместо того, чтобы быть использованным, огромной пиявки, высасывающей кровь из тела Харриса.
Такер наклонился и снова обхватил руками бревно, найдя надежную опору, насколько мог, на удивительно гладком, круглом стволе сосны. Пот стекал у него из подмышек по бокам; рубашка впитала его. "Готова?" спросил он.
"Готов", - сказал Ширилло.
Они тяжело дышали, когда все мышцы их живота болезненно напряглись. Такер почувствовал, как его спина хрустнула, как стеклянная бутылка, наполненная безалкогольным напитком под давлением, и из него брызнул пот. Но он не отпустил, чего бы это ни стоило напряженным мышцам, поднял бревно на несколько дюймов, отполз вбок на удручающе короткое расстояние, прежде чем им пришлось его бросить. На этот раз Ширилло присел на бревно, чтобы отдышаться, тяжело дыша, как собака, которая долго пробежала по июньской жаре.
"Никаких бездельничаний", - немедленно сказал Такер.
Он чувствовал себя так же плохо, как и мальчик, возможно, даже хуже - в конце концов, он был на пять лет старше Ширилло, на пять лет мягче; и у него было двадцать восемь лет легкой жизни в противовес двадцати трем годам тяжелого воспитания мальчика в гетто, - но он знал, что именно он должен поддерживать движение других, должен генерировать драйв, делиться частью своей фанатичной решимости довести их до конца. Такер так сильно боялся не того, что его убьют. Больше всего он боялся неудачи. Он сказал: "Давай, Джимми, ради Бога!"
Ширилло вздохнул, поднялся на ноги и снова оседлал сосну. Когда он наклонился, чтобы ухватиться за нее, Харрис выстрелил из своего "Томпсона", наполнив лес вокруг них маниакальным треском. Ширилло посмотрел вверх, ничего не смог разглядеть из-за уклонения и угла наклона тропы за ним, снова наклонился и ухватился за бревно, вложив все, что у него было, в один последний, неистовый рывок. Вместе они обошли дерево дальше, чем в прошлый раз, прежде чем были вынуждены отпустить его. При падении дерево приземлилось на обожженную дорогу с мягким, пыльным стуком.
"Достаточно далеко?" Спросил Ширилло.
"Да", - сказал Такер. "Шевели задницей сейчас же!"
Они побежали обратно к машине. Ширилло сел за руль и завел двигатель. Этого было достаточно, чтобы насторожить Харриса, который не пользовался "Томпсоном" почти целую минуту. Здоровяк вскочил и снова забрался на заднее сиденье "Доджа". Такер сидел впереди с Ширилло и возился с его ремнем безопасности. Он щелкнул замком, когда Джимми выехал из машины, повернулся к Харрису и спросил: "Есть какие-нибудь шины?"
"Нет", - сказал Харрис. Это признание обеспокоило его, поскольку он уважал Такера и хотел, чтобы молодой человек отвечал ему взаимностью. Если бы эта работа прошла успешно, она была бы его последней; теперь, из-за того, что они все испортили, ему снова нужно было работать, а он предпочитал работать с Такером больше, чем с кем-либо другим, даже после этого фиаско. "Ублюдки слишком быстро догнали, переключились на задний ход прежде, чем я успел проколоть шины". Он тихо выругался и вытер грязную шею, его голос был слишком тихим, чтобы Такер мог расслышать отдельные слова.
"Они приближаются?" Спросил Ширилло.
"Как у копа с метлой в заднице", - сказал Харрис.
Ширилло рассмеялся и сказал: "Подождите". Он сильно нажал на акселератор, на мгновение прижав их к сиденьям, и вырулил на длинный, покрытый тенями участок дороги.
"Почему они не оставят нас в покое?" Спросил Харрис, стоя лицом вперед с "Томпсоном" на коленях. Его лицо соответствовало его телу: сплошные жесткие линии. У него был массивный лоб, черные глаза глубоко запали под ним и светились холодным, твердым умом. Его нос, сломанный не один раз, был выпуклым, но не глупым, рот представлял собой безгубую линию, которая очерчивала верхнюю часть большого квадратного подбородка. Все эти резкие углы сливались воедино во взгляде горького разочарования. "Мы не получили их денег".
"Тем не менее, мы пытались", - сказал Такер.
"Мы даже потеряли Бахмана. Разве этого недостаточно?"
"Не для них", - сказал Такер.
"Железная рука", - сказал Ширилло. Он слишком далеко свернул с дороги снаружи: сосновые ветки царапали крышу, как длинные отполированные ногти, а пружины пели, как плохой альт.
"Железная рука?" Спросил Харрис.
"Так их называл мой отец", - сказал Ширилло, не отрывая глаз от дороги впереди.
"Мелодраматично, не так ли?" Спросил Такер.
Ширилло пожал плечами. "Мафия сама по себе не является солидной и трезвой организацией; она мелодраматична, как дневная мыльная опера. Постоянно воспроизводятся сцены прямо из дешевых фильмов: расправы с конкурентами, избиение владельцев магазинов, которые не хотят платить за охрану, поджоги, шантаж, продажа наркотиков детям в младших классах средней школы. Мелодрама не делает это менее реальным ".
"Да, - сказал Харрис, с беспокойством поглядывая в заднее стекло, - но не могли бы мы ехать немного быстрее, как ты думаешь?"
Теперь дорога постепенно поворачивала на восток и сужалась по мере того, как огромные сосны, редкие вязы и березы теснились ближе - словно зрители в спектакле, начинающие волноваться в ожидании последнего акта и кульминации действия. Внезапно тропа снова заскользила вниз, пыль намокла и превратилась в тонкую пленку грязи.
"Подземный ручей где-то поблизости", - сказал Такер.
У подножия холма земля опускалась на сотню ярдов, прежде чем перейти в другой склон. Здесь, окруженный нависающими деревьями и тысячеслойными стенами из сланца, "Додж" задыхался, кашлял, дребезжал, как Демосфен, говорящий с набитым галькой ртом, и испустил дух без особого изящества.
"В чем дело?" Спросил Харрис.
Ширилло нисколько не удивился, поскольку уже некоторое время ожидал этого. Однако он был удивлен собственным спокойствием. "Когда мы свернули на грунтовую дорогу, в бензобаке была пробоина", - сказал он им. "Последние полчаса я наблюдал, как индикатор понемногу падает - должно быть, небольшая дыра, - но я не видел никакого смысла нервировать всех, пока мы на самом деле не опустеем".
Они вышли и встали в небольшой долине, где остатки раннего утреннего тумана все еще лениво плыли между деревьями, словно призрак без дома.
Харрис перекинул свой автомат через левое плечо за черный кожаный ремень и сказал: "Ну, дорога слишком чертовски узкая, чтобы они могли обойти "Додж". Если нам придется идти пешком, то и им тоже. "
Такер сказал: "Мы не собираемся идти пешком, пока они идут прямо за нами на хорошей машине". Его тон не оставлял места для споров. "Мы отнимем у них этот "Мустанг"".
"Как?" Спросил Ширилло.
"Вы увидите через минуту". Он обежал нос "Доджа", открыл дверь водителя и бросил дробовик на сиденье. Он выбросил их резиновые маски на дорогу. Отпустив ручной тормоз, он перевел передачу в нейтральное положение. "Вы двое садитесь сзади и толкаете", - сказал он.
Они уперлись в противоположные концы заднего бампера, в то время как Такер оперся плечом о дверной косяк и медленно двинулся вперед, держась одной рукой за руль, чтобы машину не заклинило на сланце, который нависал с обеих сторон. В том месте, где дорога начала спускаться, Такер подобрал дробовик и отпрыгнул с дороги. "Отпусти ее!"
Ширилло и Харрис стояли в стороне и смотрели, как черная машина неуклюже прогрохотала первые несколько ярдов спускающейся тропы. По мере того, как склон становился круче, машина набирала скорость и сворачивала влево. Он ударился о глинистую стену, с визгом разлетелись искры, метнулся вправо, как животное, ищущее укрытия, врезался в другой каменный вал, заскользил, когда тропа резко пошла вниз, застрял в колее, которую они не могли разглядеть с вершины прогона. Он начал разворачиваться, как будто с него было достаточно и он собирался вернуться на холм, затем грациозно перевернулся на бок с оглушительным грохотом, который накрыл их волной. Он проехал еще двести футов, прежде чем остановился, повернувшись к ним шасси.
"Защитники природы были бы в восторге от нас", - сказал Ширилло. "Сегодня мы начали нашу собственную войну с автомобилями - меньше чем за час было уничтожено три автомобиля".