Манфиш Алекс : другие произведения.

Предстояние

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  ПРЕДСТОЯНИЕ
  
  
  ПРОЛОГ
  
  Земную жизнь пройдя до половины,
  Я очутился в сумрачном лесу...
  
  Данте Алигьери, "Божественная комедия"
  
  Встречая темноту в долинах сада,
  Чьи ветви юность видели мою,
  Я силой чувства, чаянья и взгляда
  Вдруг ощутил: на некоем стою
  Уступе, и итоги бытию
  Мне подводить стихом иль песнью надо.
  О нет, я понимал - то не рубеж,
  Что - сколь дано, - от нас да отдалится;
  Но, как библейский звательный падеж
  Иль слово о любви из уст царицы,
  Торжественным всё то, что предо мной,
  Внезапно показалось в те мгновенья;
  И кто б открыл мне - некоей главе ль я
  Кладу начало здесь... в поэме той,
  Которую - уже не молодой, -
  Создам, коль получу благословенье...
  И всё же - где я? Сколь мне этот сад
  Знаком, здесь меж колышущихся елей
  То ль искры, то ль цветы не пламенели,
  Как храмовых свечей престольных ряд
  Иль царской усыпальницы оклад...
  И этот склон пугающий... ужели
  Он был? Сей спуск - куда он?.. Здесь ни скал,
  Ни мест таких - всхожденью иль низине
  Подобных, - ни уступов я не знал...
  И всплыло в сердце слово "амнезия":
  Что, если всё и раньше было так -
  Лишь позабыто мной, но неизменно?..
  Но там, вдали - палат ли неких стены
  Державные, над чьею мощью стяг,
  Иль кряжи гор... и облачко - утёнок
  Отбившийся, - подобием венца?..
  Но здесь никто не строил бы дворца;
  А горы?.. Мне ль - что всё бы здесь спросонок
  Узнал, - забыть: их в этом нет краю!..
  И полно! Всю канву воспоминаний
  Преемственным узорочием тканей
  Я вижу, и в былом осознаю
  Любой виток... Нет, дело не в забвеньи.
  Но в чём тогда? Обитель предо мной
  Та самая: её, а не иной
  Весь образ, облик... Или в измеренье
  Я некое касаточкой шальной
  Влетел - когда вселенных совмещенье
  Случилось, - в мир похожий, но не наш?..
  И сердце - будто пущено со склона
  Тем яблочком... куда же, эх, куда ж
  Ты котишься - сквозь космос ли бездонный?!.
  Но голос я уютно приглушённый
  Внезапно услыхал: "Не бойся, Саш!.."
  О, кто же здесь?.. О нет, я не иными
  Влекусь мирами!.. Сколь ни поражён
  Я всем вокруг, но в космосе чужом
  Ужель произнеслось бы это имя?!.
  Из чьих же уст?.. Не сам я, страх глуша,
  То вымолвил - то некий собеседник...
  А может, мама кличет малыша
  Вернуться в колыбель долин осенних?..
  Я здесь!.. Мой сад, ты всё ж и нынче - мой,
  Что б тут ни сталось, что бы тут за царство
  Ни создалось! Тих-чуден Светлояр (1) твой -
  Овальный пруд, объятый трав каймой,
  Изогнутый то ль сердцем, то ли арфой...
  Из чьих же уст? Не осенью ль самой
  Я узнан... утешительно шепнулось
  Не ею ль мне то имя?.. И она,
  Как прежде понимающе нежна,
  Не суженою ль отнятой вернулась,
  Чтоб навсегда дверь в счастье отомкнулась,
  Чтоб сгинули и зной, и седина...
  Да, я, - златоубрусною главою
  Кивнула мне она; и весь мой страх
  Был ею взят и спрятан - в васильках,
  В траве, и в светлом озере, и в хвое...
  И, ласкою утешен дождевою,
  Я осознал, в сколь добрых я руках...
  И в стороне отсюда дальней самой,
  Где - думалось, - дворец иль гор гряда,
  Явился образ некоего храма -
  За пеленой виссона или льда
  Неясный; но откос - как знать, куда
  Своих ложбин простёрший швы и шрамы
  И сколь во глубь ниспавший предо мной
  (Здесь никогда не виденный доселе), -
  Чуть освещался этой пеленой:
  Лишь сверху; дальше кружево ущелий
  Всё застилось... Но мне сей склон уже
  Не страшен был - нет, влёк он необорно;
  И я на зов тот двинулся к меже,
  Что отделяла свет от глуби чёрной...
  О, что ж со мной? Иль вновь теплично-вздорный
  Мальчишка я?.. Но нет - настолько смел
  Ни юношей я не был, ни подросши:
  Я от огня отдёргивал ладоши
  И за грозящий чем-либо предел
  Ступил бы, лишь грозы ещё сильнейшей
  Спасаясь... Но сейчас, над спуском сим,
  Я чувствовал... иль даже знал: храним
  Я тою, кем был назван... ЕЮ - с ней же
  Нет гибели... она же - кто она?
  Не осень ли, что мне не уставая
  Всё шепчет - "Сколь дорога ни длинна, -
  Глянь - я тебе подушку трав взбиваю,
  Я жду тебя назад..." Иль, оживая
  Чрез годы из хрустальных дланей сна,
  Мечта моя - с чьей пусть не примирился,
  Но свыкся уж утратой, - вновь со мной?
  Те образы сквозь космос ледяной
  Светили мне... И я идти решился;
  И к спуску я дошёл, и наклонился;
  Как будто гладью мутно-слюдяной
  Был скрыт от взгляда дол; но мне нежданно
  Увиделся таинственный тот склон
  Помостом, на который помещён
  Я силой не земной - надмирозданной, -
  Чтоб молвить то, что в сердце неустанно
  Носил сквозь череду ночей и дён.
  И мыслилось: когда заговорю я,
  То - путеводным россыпям под стать,
  Что в сказках не давали заплутать, -
  Канву моих речей живописуя,
  Откроется мне странный этот дол.
  И только мне ль? О нет, не в пустошь канут
  Слова!.. Иль дар поэта - не престол,
  Перед которым внемлющие встанут,
  И в ту же глубь со мною вместе глянут,
  И вслед пойдут, куда бы ни повёл!..
  И над озёрным лоном полусонным,
  У елей тех, что жар свечей зажгли,
  Близ храма, что, сияя чуть вдали,
  Был заткан полотном льдистовиссонным,
  Увидел я людей; неспешным сонмом
  Направились и тихо подошли
  Ко мне они; лишь несколько десятков,
  Не более; меж ними - ни детей,
  Ни тех, чьи жизни скоро уж иссякнут.
  Там были те, чья молодость, с моей
  Совпав, уж скрылась вдаль, но кто при этом
  Ещё и полон сил, и станом прям;
  И юные я лица видел там,
  И женские... Я не был бы поэтом,
  В тех лицах не надеясь отыскать
  Приметы, знаки, отсветы чего-то,
  О чём - от возмыванья до излёта, -
  Мечтал... И на иных узрел печать
  То ль полу-, то ль лже-узнанности хрупкой, ,
  Мою повлёкшей память к именам,
  Которые давно не вспоминал -
  А ныне предо мной, смыкая круг свой,
  Забрезжило их множество; и мне
  Подумалось, что те воспоминанья
  Должны настроить душу, мысль, сознанье -
  Чтоб не был я разлаженной струне
  Подобен; ибо время мне настало
  Быть тем, кто не среди, а впереди;
  И се, из уст пришедших прозвучало
  Единым зовом "Молви и веди!"
  Был тих, как дождь над пустошью ночною,
  Призыв тот; и, напутствуемый им,
  И памятью своей, и тишиною,
  И всем, что мне мечталось, предводим,
  Я начал речь к тем спутникам своим,
  Вступая в бой со скорбью всеземною.
  
  
  ЧАСТЬ 1
  
  - 1 -
  
  По-юному глядеть, и петь, и цвесть -
  К ногам своим бросая ль время? Тщась ли
  Из тех краёв ловить душою весть,
  Где истина носила имя "счастье"?..
  Где лик её чудесным витражом,
  Из трав, озёр, росинок, льда и мёда
  Слагая песнь по имени "природа",
  Был сладостно и цельно отражён.
  Был отражён глазами и сердцами,
  Не знавшими нужды, узды и мзды
  И верившими в то, что созерцали,
  Ещё не кинув взгляд свой на плоды
  Шипастые, что тьмою хищных лезвий
  Вопьются в души в роковой тот час -
  В те души, что, с блаженством разлучась,
  Замечутся в силках причин и следствий...
  Не ты виновна, первая из жён,
  А подлости вселенской беспредельность.
  Ведь так легко - и подло, - целить в цельность
  И бить ножом в цветок, что обнажён...
  Ударил нож, и цельное - распалось.
  Витраж цветной разбился и погас.
  И всем живущим, - каждому из нас, -
  По крошечному стёклышку досталось.
  За свой осколок радужный дрожа,
  Я знаю - он дороже аметиста.
  Но может ли в осколке витража
  Лик истины вселенской уместиться?..
  И даже если все осколки те
  Собрать - и, всем мозаикам на зависть,
  Картину мироздания составить,
  То и тогда на этой красоте
  Останутся рубцы - следы распада.
  А если чудо первобелизны
  Увидеть захотим, - из тишины,
  Как женское молящее "не надо",
  Промолвится: "Вы зренья лишены".
  
  - 2 -
  
  Нам странно это слышать. Но ответь,
  Поэт, писатель... тот, с кем я призванье
  Делю: доступно ль нам создать и спеть
  О мире благоденствия сказанье?
  Для взрослых... впрочем, даже для детей -
  Подумай-ка, - возможно ли, дано ли
  Сложить такую повесть, чтобы в ней -
  Лишь радость; чтобы не было там боли,
  Ничья чтоб не вздымалась там вражда;
  Чтоб только наслаждений череда
  Там полыхала россыпью магнолий...
  Товарищ мой по творчеству, скажи -
  Тебе под силу эти рубежи?
  Ты мне в ответ: и браться, мол, не стоит.
  Читатель ведь... коль в книжке, что откроет, -
  Ни воинских зарниц, ни колесниц,
  Ни скорбности душевной иль телесной, -
  Он книгу эту с первых же страниц
  Отложит, процедив "неинтересно"...
  Да, это так. Не сам ли я подчас
  Так поступал, захлопывая книги,
  Лихой не обещавшие интриги?..
  Не восхитит и не захватит нас
  Та повесть, что без ран, изломов, трещин,
  Где не кипит невзгод шальной рассол
  Где рок клыком не скалится зловещим...
  
  Но если так, - любой, кто в мир пришёл,
  И вправду не подобен ли слепому,
  Что сущее способен постигать
  Лишь ощупью - лишь по
   рубцу, надлому,
  Надрезу, шраму... осязая ж гладь,
  Ни цвета не воспримет, ни сиянья...
  И мы - точь-в-точь те самые слепцы, -
  Той жизни не вмещаем обаянья,
  Чью ткань не испещрили зла рубцы.
  
  - 3 -
  
  А чью не устаём мы память славить?
  Быть может, тех учёных, чьи умы
  И чьи труды сумели нас избавить
  От оспы, от проказы и чумы?
  Иль тех, что жизнь устлали нам периной
  Удобства - чтоб ни лесом, ни долиной
  За дичью нам не красться, и не жать
  В нещадный зной; чтоб пищу добывать
  Нам можно было с полки магазинной,
  А свет и воду - кнопкой и движком,
  Разнежась на диване или в ванне;
  Тех, силой чьих трудов и дарований
  Нам возглас изможденья не знаком?
  
  Но не они рождают в сердце нашем
  Звук песен и поэм, - а те, кто звал
  Сражаться! От семьи, от мирных пашен
  Вёл в бой, вздымая крови сотый вал
  Иль тысячный... Чей зов жесток и страшен -
  Вот образ тот, что нас очаровал!..
  Не радостью наитий и открытий
  Воображенье наше пленено -
  Пребудет самым кассовым кино,
  В котором - водопад кровопролитий...
  И всех славней, конечно же, Ахилл;
  А чем? А тем, что больше всех убил.
  
  - 4 -
  
  А вот - смотрите, - тот, кто, страсти плёткой,
  Хлестнувшею внезапно, обожжён,
  Ушёл от доброй, бережной и кроткой
  К той, чей не посулит ни взор, ни тон
  Покой и ласку... к лживой и неверной,
  Вздымающей насмешливости кнут...
  К той, в чьих ресницах искры полыхнут
  Взметаемые недрами инферно... (2)
  Но, всё забыв, он мчится - юн иль зрел, -
  Под злые острия коварных стрел...
  
  А женщина - к кому порой влекома?
  Вот тот, кто добр, умён, трудолюбив;
  Он на чужой не ринется призыв,
  Живёт он для неё, детей и дома.
  Но он ли ей, скажите, страсть внушит,
  Что, огненной волной изничтожая
  И разум, и привязанность, и стыд,
  Сорвёт, помчит... самой себе чужая,
  К нему ль стремясь, она себя предаст,
  Решив, что миг с ним - вечности блаженней, -
  И, обнажив души порочный пласт,
  Прославит сладость этих обнажений?..
  Нет - тут иной мне образ предстаёт,
  Не близкий, не уютно-подвенечный, -
  Иной - жестокий, гордый, мрачный тот,
  В чьём взгляде и мучительное нечто,
  И хищное; кто словно бы с высот
  Гласит - мои запросы бесконечны.
  Он свысока - орлом, - на всех глядит,
  Бросая вызов зло и откровенно.
  Он многих мимоходом оскорбит
  За то лишь, что они "обыкновенны".
  Он, беззастенчив, словно божество,
  Откроет, сколько взломано им граней;
  Историю шальных своих метаний
  Расскажет он - и, слушая его,
  Лишь чередою томных придыханий
  Взмущая тишину, покорена,
  Ему воскликнет - "Ах! Да неужели!.."
  Красавица, чьих глаз в его фужере
  Зовущая искрится глубина...
  
  - 5 -
  
  О нет, не столь уж многие желают,
  Пересекая грозную черту,
  Взлетать на хрупких крыльях в высоту
  Над бездной, что дотла испепеляет...
  Увольте, - скажет вам почти любой:
  Он не высот и глубей покоритель
  И никогда ни с кем не жаждал в бой.
  Он с трубочкой мороженого зритель,
  Для чьей потехи скрестятся сейчас
  Фракийский меч со скифским акинаком (3)
  Иль, из загривка бычьего сочась,
  Кровь шпагу окропит победным знаком;
  Иль в фильме, что призов без счёта взял,
  Падут в смоле с крутых осадных башен
  Десятки, чей удел столь дик, столь страшен,
  Что дрожь насквозь прохватит кинозал...
  Прохватит... но пройдёмся меж рядами
  И спросим их: друзья, хотите ль в мир
  Без битв, без окровавленных секир,
  Без мук, без сотрясений и рыданий?
  Хотите ль, чтобы злу настал конец?..
  Так спросим мы; и что же нам промолвит,
  Что нам ответит взрослый иль юнец,
  Учёный муж, крамольник иль храмовник?
  Он скажет: но под сенью райских рощ
  Исчезнут вкус победы, яркость, дерзость...
  Нам нужен недруг, нужен вечный "versus", (4)
  В бою с которым крепнет наша мощь...
  И нега нас подушкою лебяжьей
  Столь манит лишь доколе чёрный час
  Грозит; и что сильнее злобы вражьей
  Любовь к нам близких высветит для нас?
  Лик жизни должен быть подчас и скорбным,
  Иначе - суть и смысл её исторгнем...
  
  - 6 -
  
  Первый тайм мы уже отыграли...
  
  Да, молвим мы такое - и не раз:
  За чаем, на прогулке, в ресторане,
  За книжкою иль видя на экране
  Трагедию, постигшую НЕ НАС...
  Но не за край сознанья ль мы порою
  Отводим мысль: а что, коль в некий миг
  За шкирку бросит дьявол нас самих -
  На ту арену! В Рим сожжённый! В Трою!..
  И тонко рассуждавшие о том,
  Что надобен трагический надлом,
  Что путь познанья должен быть кровавым, -
  Вдруг затрепещут сами пред провалом -
  Тот в львином рву, а тот меж львом и рвом...
  Иль в тонущем челне, отколь стремись ли
  К познанью, нет ли, - бездна на ушко
  Своё шепнёт... вот тут и спой о смысле
  Вселенских зол... В сей образ глубоко
  Нас надо ткнуть - точь-в-точь в осколки миски
  Котят, что расплескали молоко...
  
  И сколько б таймов мы (смотри эпиграф)
  Ни завершили - может, и выиграв, -
  Но разве нам ещё не предстоят -
  И нашим близким... да!.. и нашим детям! -
  Путей витки? И что ж они таят?..
  И - если спросят, - что же мы ответим:
  Детей, внучат, и всех, чей срок поздней
  Наступит, в чьи глаза уже не глянем,
  Но чьими прародителями станем, -
  На бездну - на опасность сгинуть в ней, -
  Согласны ли обречь? Вручить их дланям
  Наследие разбросанных камней?..
  Иль, их любя любовию не жгучей,
  Сжимающей резец - алтарный нож,
  А бережной, что примет блажь и дрожь, -
  Мы крикнем Провиденью - нет! Не мучай!
  Пусть к звёздам не взлетят - но уничтожь
  Страдальческих страстей песок зыбучий!..
  Путь подвига - пусть так, - закрой для них,
  Но огради от ужасов земных!..
  
  И всё же иногда в азарте споров
  Слетают безоглядно с наших уст -
  Бойкоречивых, ведающих вкус
  Конфет, и поцелуев, и ликёров, -
  Слова, что безмятежных рубежей
  Достигшим - не скучны ль теплицы рая...
  Так молвим мы порой, цедя милк-шейк
  И пальчики подруг перебирая...
  
  - 7 -
  
  Но слово и иным тут время дать
  Устам - полунедвижным, искривлённым,
  Чьи губы надо нянечке разжать,
  Чтоб влить из трубки кашицу с бульоном...
  Их детский церебральный паралич
  Перекосил... их речь не будет внятной.
  Её лишь персонал пансионатный
  Поймёт... но прозвучит их трубный клич
  Слышнее, гулче всех премудрых притч
  Мне - нам, - взгремев грозой тысячекратной:
  "Пади! Молись! Иль просто - замолчи!.."
  И к голосу тому - как гром в ночи, -
  Ребёнка, что пропал и не отыскан,
  Добавится предсмертный полувсхлип.
  В два года он (нет, это не описка,
  Я точен: в два!) украден - и погиб,
  Удушенный конечностью садистской!..
  
  Смотри! О, не вблизи - издалека,
  Но всё ж взгляни, мой спутник незнакомый!
  За все пределы ужаса ведомый,
  Смотри и не кляни проводника!
  Прости мне и поверь - моя строка
  Впадает здесь сама в подобье комы...
  
  Им - слово! Им! И жезл, и суд, и трон!..
  И сонму всех, чью жизнь безмерно люто
  Диавол сжёг! Им - жертвам всех времён!
  Тем, кто - не осознав, за что, - казнён,
  И тем, чья доля - мук вседневных путы!..
  Им - горше всех за страшный вкус плода
  Платить пришлось! Вблизи узрев их раны,
  Вскричат и любомудры, и профаны:
  Пусть лучше уж не всходит никогда
  Ни святости, ни доблести звезда,
  Чем мук моря и боли океаны!..
  
  Страдальцам тем - реченье и печать!
  Перед лицом вселенной - их зову я,
  Склонясь смиренно, - их молю решать,
  Что предпочесть: всё ту же ль грозовую
  Раздёрнутость меж ужасом пучин
  И дерзостных свершений вышиною
  Иль непосильных жизненных кручин
  Смягчение... пусть даже и ценою
  Того, что станет нам недостижим
  Иных прозрений, смыслов и дерзаний
  Духовный свет; но риска избежим
  Испить из чаши лютых истязаний...
  
  И если спросим их - пребыть ли злу, -
  То приговор их будет беспощаден!
  Они, сломав кощееву иглу,
  Присудят, все срывая прочь печати:
  "Швырнуть навек в кипящую смолу
  И сатану, и рой его исчадий!
  Всю стаю ту, что вторглась в мир людей,
  Несчастий, горя, мук извергнув лаву, -
  Разъять, раздрать по жилке и суставу;
  И мы - чьего удела нет лютей,
  Чей жребий был - в захвате их когтей
  Стать жертвами из жертв, - свершим расправу!.."
  Так молвят. Что ж к реченьям судным сим
  Добавим мы? Лишь "fiat id quod volunt": (5)
  Да будет нескончаемо казним
  Диавол - змей ли, зверь он там иль "воланд", -
  И зло навек да сгинет вместе с ним!..
  
  - 8 -
  
  А что я сам - испуган, слаб, немолод, -
  На этот суд взирая, вспомяну?
  Обиды ль, что киркой сапёрной душу
  Мне взрыли? Иль пред близкими вину?
  Иль, может, как дитя щекою к плюшу,
  К виденьям самым ранним вновь прильну,
  Когда, услышав "деточка, покушай!..",
  Скандалил, и на скатерть лил кисель,
  Кидаясь в маму косточками яблок...
  Эх, мама!.. Я ль про то вещаю ямбом!..
  Ты всё мне, всё прощаешь... И тебе ль
  Не знать: и я, покинув колыбель,
  Был мучим злом - свирепым, плотоядным...
  И ты ль в моей душе не разглядишь -
  Сквозь крик, сквозь вздор, - рубцы, надломы, шрамы?
  Из тех, с кем всласть скандалил тот малыш,
  Теперь лишь ты одна осталась, мама!..
  А я - прости! - уже не молодой, -
  Запальчивым остался, нерадивым...
  Но видишь - нет, не с чудною уздой
  Я на коне красуюсь златогривом;
  Я путник, преклонивший над обрывом
  Дрожащий свой висок полуседой...
  
  - 9 -
  
  И что же видит странствующий взор мой
  В глубинах? Пажить некую; она
  И с тем, что предстоит, съединена,
  И с бывшим; словно в зеркале озёрном,
  Видны и бурей выбитые зёрна,
  И склёванные враном семена.
  Той пропасти не пуст и не безжизнен
  Разъём... там плач и речь, там клад и плод;
  Там впадин, ниш, изгибов спуск и взлёт;
  Но не ясны меж ними рубежи мне...
  И будто б там же - сонм котлов и чаш
  Чудовищных; те щели, ниши, гроты
  Вмещают словно некоей охоты
  Поживу; полон, ломится ягдташ
  От дичи, и она не для продаж -
  Для адского застолия чьего-то...
  И та пожива - муки без вины;
  Вобравшее весь сок людского горя
  Жаркое подаётся адской своре,
  Готовится для пира сатаны.
  Чтоб жрали - он и с ним весь полк бесовский, -
  Сердец и душ смакуя каждый пласт;
  Чтоб, тешась, ощущали их присоски
  Волокон нервных судорожный пляс;
  Чтоб жрали, по-шакальи уминая
  Тот жирный, сочно-пряный тот паштет
  Из чувств, желаний, страхов, крахов, бед,
  То лакомство, чьё имя - боль земная!..
  
  Там, под ножом разделочным, хрипит
  Не тот лишь, кто с рожденья обездвижен
  Иль тот, кто не был в жизни сей обижен,
  Поскольку и не дожил до обид...
  Там многие, кем яд до дна испит,
  На чьих уделах чёрный оттиск выжжен...
  
  Взгляните же на них вослед за мной -
  На тех, чья жизнь поглочена пучиной,
  Раскромсанная в клочья сатаной.
  Вот поля край-отлёт; вокруг пустынно,
  Лишь ряд могил... Замрём же: над одной -
  Родители, оплакавшие сына!..
  Замрём... И диким грохотом затем
  Вселенная на миг затмится краткий,
  И... взмоют вверх очки, платки, тетрадки,
  И - бывшее живым!.. И - из-за тел, -
  Огонь, что от добычи позлател:
  Сие - автобус, взорванный в теракте!..
  Оцепенеем вновь; а дальше взгляд
  Направим на иных - кто ни злодеем,
  Ни немощью из жизни не изъят;
  Но, жребий их узнав, похолодеем.
  Вот тот, кто признан - властию судьи, -
  Виновным... Словно ливень лавы серной
  Сметает всё, что строил он усердно...
  Всё отнято; ни дома, ни семьи,
  Что бросила... С обшарпанной скамьи
  Он ринулся бы с бешенством берсерка
  На суд... на мир... колоть, терзать, крушить!..
  Но он под стражей, скован, безоружен...
  Он по доносу лживому засужен;
  И не лжецам растерзанными быть -
  Душе его... И как же не застыть
  Нам вновь?.. Чтоб мигом позже взгляд свой с мужем
  Скрестить, чей четверть века длился брак -
  И лишь теперь узнал он: были связи
  Все годы у жены... И пала в прах
  Вся жизнь - разбилась вдрызг, подобно вазе:
  Семья, любовь, уют - сплошное "квази";
  Что ж, всадник, - рано сдёрнул ты чепрак.
  Ты обманулся, думая - у цели:
  Твой дом - не дом; так в поиск вновь! В седло!..
  Но где ж ему теперь-то?... оскудели
  И силы, и души его тепло -
  Всё призраку в объятья утекло;
  Мысль, волю - черви срама в пыль разъели,
  Ни лет, ни сил ушедших не вернуть,
  И злой издёвки горше - зовы в путь...
  
  И - девушка. Очки на ней большие,
  Округлые... О, если б раньше ей
  Поставили диагноз "миопия" -
  Когда она, сердя учителей,
  Подолгу, щурясь, с текстом разбиралась;
  Когда, с доски не всё успев списать,
  Чего-то там не знала - как же знать
  Без записей... и так виновно мялась...
  В семнадцать беззащитно-робких лет
  Она была из самых слабых в классе...
  И, думая - подводит интеллект, -
  Комиссию созвав, без разногласий
  Решили - глупый ген не нужен "расе"...
  Да, в Швеции (там свой в шкафу скелет)
  Так делалось... (6) С подачи классной дамы
  Всё кончилось в больнице окружной.
  Та девушка уже не станет мамой,
  И не поможет то, что врач глазной
  Позднее установит близорукость
  И все поймут, что дело не в ай-кью, -
  Ей никогда не нянчить, не баюкать
  Своё дитя, родную плоть свою...
  
  И не ещё ли более зловеща,
  Чем сам закон тот расовый срамной,
  Подстроенная... кем же? - сатаной
  Ошибки этой жуть нечеловечья...
  
  - 10 -
  
  Мне выпало вести вас сквозь юдоль
  Людских уделов, чьё многообразье
  Едино тем, что язвенною вязью
  На всех тех судьбах вышитая боль -
  Безмерна!.. Дробь, под чьей чертою - ноль, -
  Стремиться не должна ль ad infinito?.. (7)
  Облечь желая в видимость числа
  Оценку - сколь ужасны муки чьи-то, -
  Наверх, в числитель, впишем мы дела
  Диавольские, ими же разбита
  У страждущего жизнь его была;
  А знаменатель страшной этой дроби -
  Тот смысл, что сам несущий груз скорбей,
  Быть может, видит в участи своей,
  Свой путь страданьям крестным уподобя
  И сам себе шепча: "Что пьёшь - испей!.."
  О, если так, - в чаду ль, в жару, в ознобе, -
  Не жертва он! Конечна боль его,
  И сквозь неё в сём тягостном уделе
  Лучится боевое торжество!..
  
  Но в глубине ложбин, лощин, ущелий,
  Куда гляжу, - таких не вижу, нет!..
  Там лица тех, под чьей чертою дробной -
  Злорадный ноль! Для них тот ливень бед -
  Не грозно-бранный клич, не пламень пробный!
  Не светят им ни подвиг, ни обет,
  Ни смысл претерпеванья муки лютой;
  Они сильней всех сущих в мире благ
  Хотели защищённости, уюта,
  А получили - боль, и страх, и мрак,
  Куда несложный смысл их жизней канул...
  Там - лица тех, чьё "я" почти мертво,
  Кто бьётся меж арканом и капканом,
  Не зная ни "за что", ни "для чего"...
  Там лица тех, что - будь на то их воля, -
  Губительно-змеиного плода
  Коснуться не посмели б никогда,
  Крича - о Боже, нет, не надо боли!..
  Её иной осмыслить может? Да;
  Но им-то, им - доступно ли, дано ли?..
  Для них не смыслом дробная черта -
  Ехидным подпирается овалом...
  И боль иных, и криков их тщета
  Взмывает к галактическим провалам
  И - пусть ничьим не вверена анналам, -
  Страшнее Иисусова креста...
  
  
  ПРИМЕЧАНИЯ
  
  
  
  1. Светлояр - озеро в Нижегородской области, замечательное тем, что в нём, согласно преданию, был чудесным образом укрыт - и спасён тем самым от обступивших его Батыевых татар, - град Китеж.
  2. "Inferno" (лат.) - "ад"
  3. Акинак - скифский короткий прямой меч приблизительно полуметровой длины.
  4. "Versus" (лат.) - "против" (здесь - "противостоящий")
  5. "Fiat id quod volunt" (лат.) - "Да будет (сбудется) по желанию их"
  6. В Швеции в течение сорока с лишним лет (1935-1976) проводилась политика так называемой "расовой гигиены". Люди, признанные по решению специальной комиссии носителями "неблагополучных" генов (по интеллектуальным или эстетическим показателям), принудительно стерилизовались в целях "улучшения генофонда нации". Мною описана подлинная трагедия страдавшей близорукостью девушки, которую - сочтя её отстающей по умственному развитию, - направили на такую операцию.
  7. "Ad infinito" (лат.) - "к бесконечности"
  
  ЧАСТЬ 2
  
  - 11 -
  
  И молвят те, кто рядом: "Но скажи нам,
  В пучину ту взирающий поэт:
  Чем движим ты? Чей, может быть, завет,
  Блюдёшь, сочтя навек нерасторжимым?
  Кем зван? И кто глядеть тебе велел
  Туда, отметив пропуском-печатью;
  Иль, некое влача и сам проклятье,
  Там горький различаешь ты удел
  Меж многих - свой? Иль вслед за чьей-то ратью
  Ты шёл - и, на ряды недвижных тел
  Взглянув, своим несмелым сердцем дрогнул
  Пред тем путём познанья и побед,
  Что тёрном выстлан, в терние одет
  И обернуться может трубно-гробным
  Ристалищем... пред пламенем тем пробным,
  Что помянул недавно ты, поэт!..
  И кто ты сам? Бывал ли ты счастливым?
  Рыдал ли ты, застигнутый бедой?
  Скажи нам, преклонивший над обрывом
  Дрожащий свой висок полуседой!"
  
  - 12 -
  
  Что движет мной? Знать все свои истоки
  Не может песнь; и мне её слагать
  Ничей не повелел бы перст высокий.
  Поэт - не раб... но дрогнувшая стать -
  Да, было так! Да, есть мне что сказать
  О слабости, о страхе, муке, роке!..
  За кем, вослед чему я путь прошёл,
  Растерянно, безвольно, но упрямо
  Мечась - то блеск в очах, то всхлипы "Мама!..", -
  Чем сломлен был, подбит и устрашён?..
  Нет, не был кровью воинств орошён
  Мой путь... Но было так: обломки храма,
  Осколки витражей... не на плите
  Мозаичной - нет - в семьдесят ли, в сто ли
  Пластов души впились они до боли,
  Осколки храма жизни по мечте...
  Он пал; и, словно в выжженном подзоле
  Цепочки мин, - во мне осколки те...
  И стал рекой я с выкопанным руслом
  Иль винтиком, на тонкой чьей резьбе -
  Рубцы... и как без них, коль вкрутят с хрустом:
  "Смирись! Не по мечте, а по судьбе!.."
  И страх шептал, подобный злой волшбе:
  Дай срок! Ещё ты встретишься с Прокрустом!..
  И страх - та цепь, что взор и помысл мой
  Влечёт туда, где контуры проклятья...
  Так в восемь лет, едва свои объятья
  Смыкала ночь, мне чудилось порой -
  Я в чаще... рядом дикие, чей вой
  Сейчас услышу... Отсвет над кроватью,
  Близ форточки - навершьем фонаря
  И крышею напротив образован, -
  Казался мне личиной дикаря
  Полулюдской... и, страхом зачарован,
  Взглянуть на то, чем был испуг рождён,
  Спешил я... и скорей, вскочив с подушки,
  Бежал - чтоб, из окна родной газон
  И булочную ту, где брал ватрушки,
  Увидев, - убедиться: я не там,
  Не в страшных тех краях, где людоеды;
  И огоньки проехавшей "Победы"
  Мигнут - "не бойся!.." Счёт вести годам
  Устал я; мир мальчишки-непоседы -
  Где нынче он?.. И пал мечтаний храм;
  Но страх - со мной!.. О, пусть навек лишь тенью -
  Иль бликом, - об ужасном будет сказ!
  Так с дрожью я молю... И, лоном глаз
  Вбирая жутких участей виденья,
  Со взрослой болью детское смятенье
  В одном узле влачит ведущий вас...
  
  - 13 -
  
  И спросят: "Ну а если меру вложат
  В твой ум, и чашу благ, и чашу зла
  В той жизни, что судьба тебе дала,
  И скажут - взвесь их, - та ли превозможет,
  Откуда радость в жизнь твою текла,
  Иль чёрная, где яд, что душу гложет?.."
  
  И я откликнусь: взвешиваний суть
  В одном - когда бы некоею силой
  Обратно сдвинуть время можно было, -
  Захочешь ли вернуть и зачеркнуть?
  О нет!.. Мне даже мысль о том постыла:
  В ней мертвенно-кощунственная жуть.
  Что любишь - разве можно переплавить?
  Я ль предал бы, я ль вверг бы в небытьё
  Свою - и тех, кто близок, - личность, память,
  И всё уютно-милое своё?
  Я ль дам тому, что дорого, истаять?
  Лишь эту жизнь хочу я, лишь её!
  Мне прошлое - пусть лучшее, - иное
  Не нужно, сколь ни мучая подчас,
  Из памяти всё той же источась,
  Нет-нет вопьются чёрные от гноя
  Шипы обид - от них не излечась,
  Живёт душа, - нечистым сатаною
  Запущенные в юной жизни луг
  Пучины зла свирепые миазмы...
  О, как бы я хотел, чтоб эти язвы -
  За каждую да примет вечность мук
  Диавол, - хирургическим ланцетом
  Изъяла из былого Божья длань;
  Но ни одна чтоб личностная грань -
  Моя или родных моих, - при этом
  Ни в малом не была изменена,
  Ни йоты не утратив, ни частицы;
  Весь мир душевный наш да сохранится
  До самого мельчайшего звена;
  И память... пусть всё тою же она
  Пребудет и ни в чём не исказится...
  Так в "вытяни-ка палочку" играть
  Я сам когда-то пробовал - уж взрослым:
  Тростинку из-под груды извлекать,
  Сумев не шелохнуть, не сдвинуть россыпь
  Соломинок над нею и на ней;
  Пускай бы так сверхтщательный целитель
  Исторг клубок облитых ядом нитей
  Из жизни... полно, только ль из моей?!.
  А вы?.. А все?.. Земной найдётся ль житель,
  Не жаждущий такого - да скорей?..
  Но если так, - молю, о мудрый врАчу,
  Весь жизни строй, всё милое моё,
  Сберечь - чтоб ни случайностей клычьё,
  Ни бабочки злосчастной недостача (8)
  Не вторглись... Нет, не надо мне иначе -
  Лишь эту жизнь хочу я, лишь её!..
  
  О нет!.. Не проклинающие взгляды
  Бросаю на узор своих путей.
  Любим я - и люблю. Мне дома рады.
  Я действующий папа двух детей.
  Мне доченька - резвушка и вертушка, -
  Влетая в школу, машет по утрам...
  А сын - "Машину можно?" - "В восемь дам;
  Когда ж ты познакомишь нас с подружкой?"
  "Со временем... пока..." Потом опять -
  В том доме, где отец, иль в том, где мать, -
  Свою авиаформу он оденет;
  И будет вновь мне чем-то там пенять
  Жена моя... но подойдёт обнять
  И даже иногда стихи оценит
  Сквозь критицизм (известно с древних лет -
  В отечестве своём пророка нет)...
  
  - 14 -
  
  Но молви мне, куда Ты дел, Создатель,
  Тех, бывших МНОЙ в расщелинах судьбы?..
  Где мальчик, с мамой чистивший грибы?
  И юный старшеклассник, и солдатик?
  Где тот, мечтавший - славное свершу, -
  И с книжкой на диване возымевший
  Презрение к дельцу и к торгашу -
  И дико трепетавший пред насмешкой,
  И, лишь услышав "Я ж не укушу...",
  Взять девушку за плечики посмевший...
  Где тот, три года маявшийся зря
  На кафедре, куда, как шарик в лузу,
  Был загнан столь знакомой по Союзу
  Традицией - "учись на технаря"...
  Ну а затем... затем - к иному ВУЗу
  Прибившийся... чтоб там уж наконец -
  О нет, и там без блеска и не быстро, -
  Однажды получить диплом магистра;
  Где тот, кто начал стаж, когда отец,
  Прочтя названье службы на фасаде,
  Зашёл (я сам - тревожности комок, -
  Решиться б на подобное не смог)
  И просто, на формальности не глядя,
  Поговорил с начальством: дескать, сын
  Профессии той самой - в точку, - вашей...
  И принят был тот непутёвый Саша
  Туда, где доработал до седин...
  Каким, скажи, окутал Ты туманом
  Улыбки одноклассниц кружевных
  И практикантки с пышечно-медвяным
  Пучком? И той, над дрожью рук моих
  Смеявшейся... но с пылом столь нежданным
  Прощанья ли, признанья ль ломкий стих
  Однажды подарившей?.. И куда же
  Он канул - несусветно глупый тот,
  Что бросил, как жемчужины в помёт,
  Слова о чувствах - той, чьё нынче даже
  Лицо забылось... той, что отошьёт
  По-чёрному... И - что таить, - за дело!
  Дверь на замке? Не жди же одурело,
  Что отворят, и не стучись в неё!
  Коль в лепестках мелькнуло остриё, -
  Уйди! Здесь ни душе твоей, ни телу
  Не будет счастья: это - не твоё!..
  Где тот, кто в Новый Год - на сборы призван, -
  Решился с безоглядностью капризной
  На самоволку - к той, с кем близок был;
  И чудо - в пять утра, - явилось чутко:
  В пункт, смежный с базой, затемно попутка
  Домчала - кто б в отлучке уличил?..
  Где тот, кто струсить мог, но чужд смиренья
  Был даже и тушуясь; и порой
  Сквозь робость всё же шёл на обостренье,
  Стремясь пребыть всегда фигурой той,
  Которую не спишешь прочь со счёта,
  Ни на размен, ни в жертву не отдашь -
  Отца ль в разводе крест, начальства ль блажь,
  Иное ль что... А где они, ворота,
  Что защищал шестнадцать лет назад -
  В безумный зной, вселенную застлавший,
  В футбол играя с сыном-второклашкой?..
  С десяток было там "мотал"-ребят,
  А вратари - два папы: вот расклад
  Шестнадцать лет, шестнадцать лет назад...
  Эх, ну а нынче - много ли поймал бы
  Я тех мячей... иль пусть бы хоть отвёл?..
  Но с доченькой - не надо ведь в футбол,
  С ней надо - в куклы, в кухоньку да в марблы...
  Нет, впрочем, и в пятнашки иногда:
  "Ловите!... Папа, мама, ну немножко!.."
  И машет нам задорною ладошкой,
  Средь горок убегая без труда...
  
  - 15 -
  
  "Что ж - скажут, - жизнь как жизнь... моря ль страданий
  Ты обнажил, о ней заговорив?
  Где бездна тут, скажи, и где обрыв?
  Где иглы-колья пыточных сандалий?.."
  О нет! - воскликну вновь, - не в бездне я;
  Но не был в ней и автор "Энеиды". (9)
  Ваш проводник вернул вас в те края,
  Где - пусть сжимает боль и жгут обиды, -
  Не беспредельна мука бытия.
  Не в бездне я... Но ужас перед нею -
  Во мне. Так неисторгнутый металл
  В груди таится; то он жжёт сильнее,
  То стихнет... Да, порой тот страх смолкал -
  И вот тогда... О, я ль ту чушь вещал
  Когда-то, от изысков пламенея?..
  Смотрите - вот юнец; он, впав в азарт,
  Вокруг себя глядит вальтом червоным -
  Тем самым, из советских ретро-карт,
  С сердечками на глади алебард, -
  И плавно изрекает: для чего б нам
  В земную жизнь ниспосланными быть,
  Когда не с целью - наших душ глубины
  Свечою постижений озарить
  И, словно деву пленную с чужбины,
  Ту красоту, что скрыта в нас, явить?..
  Ещё ж он так говаривал порою:
  Вкушает ли живущий сладость нег
  Иль страждет и ещё постраждет втрое, -
  Важней всего, кто сам ты, человек;
  Важнее "кто"... и пусто, плоско, лживо
  Поверхностное счастье примитива...
  Он молвил это остро и красно!..
  Но жизнь, витым рогаликом сгибая,
  Ему покажет - въяве, не в кино:
  Мечтательность мальчишки-краснобая
  И уровень духовный - не одно.
  И в срок тому мальчишке стало плохо,
  И он, как заплутавший - злую гать, -
  Возненавидел смысл и подоплёку:
  Не надо их! Мне - лишь бы не страдать!
  О, как же от тоски, от неуюта
  Кричал, бывало, битый тот валет:
  "Весь мир - под властью силы злой и лютой!
  Нет истины, и Бога тоже нет!"
  "Мне плохо!" - он шептал с тоской подранка,
  "Мне плохо!" - он кричал по-бабьи, всласть.
  "Так нет же смысла! Нет! Вся жизнь - подлянка!
  Она для нашей муки создалась!.."
  Отчаянье... надорванная глотка...
  Почти тону... прерывисто дышу;
  Но вот она, спасительная лодка,
  И что-то шепчет ветер камышу...
  Кем бит я был? Допустим, тем бубновым
  Султаном полумесячным в чалме;
  Но как же колотило от сквозного
  То ль полужара, то ль полуозноба -
  В воде... да и в спасительном челне!
  Не надо постижений и прозрений!..
  Лишь сжалься, добрый Бог, - от боли спрячь!..
  И пал я на песок, и встал я в пене;
  И были мне дарованы колени,
  В которые моя уткнулась прядь!..
  Но в сердце, словно образ на гайтане
  С тех пор всю жизнь я заповедь ношу:
  Не вздумай прославлять стезю страданий -
  Да не подставишь шею палашу,
  Да не накличешь бремя испытаний!..
  
  - 16 -
  
  Что ж - как же быть с червоным тем вальтом?
  Судить? Да кто б посмел? Судью - на мыло...
  Жалеть? Но не на казнь он был влеком,
  И жизнь его - пора признаться в том, -
  По-крупному ни в чём не ущемила.
  Нет - он, всё тот же самый путь верша,
  Познал себя - сколь слаб, зависим, ломок;
  И хлынула из адского ковша
  В сознанье - тайных мысленных потёмок
  Порочность... что ж - которая душа
  Который раз, в тисках судьбы зажата,
  Вопит: "Как больно! Выньте остриё!.."
  За древний плод, надкушенный когда-то,
  Вгрызаясь в душу, режет ткань её
  Зазубренная острая лопата:
  Возможно, чтоб сокровища добыть -
  Алмазы там иль золото... кто знает;
  Но рана от лопаты той сквозная -
  Не только их способна обнажить!..
  О, сколько же всего - кто счесть бы в силах, -
  Летит из-под зубцов... "А глянуть дашь?" -
  Шепнут... А надо ль?.. Там ведь не витраж
  Из трав, из мёда, льда, озёр, росинок;
  Там тьма злорадства, лжи и жал осиных,
  И битых чаш, и брошенных поклаж...
  Там пожеланий, грёз, фантазий мерзость -
  Пусть лишь воображалась эта жуть
  И то, что даже мыслей я стыжусь,
  Мне в плюс... Эх, скверна мыслей - тоже "versus",
  Что гложет нас... И там скрипит оскал
  Обидных слов, что в близких запускал, -
  Обидных, бьющих - Боже, да простится! -
  В отчаяньи, в запале... но подчас -
  И просто чтоб на ком-то "разрядиться"...
  А сколь мне не хватает ваших глаз
  И как - глупец, крикун, - люблю я вас, -
  Не досказал... И в этом объясниться
  Теперь могу я с мамой лишь одной...
  
  Там, лучшим, что во мне, - любовью к сыну, -
  Подвигнут, встречный иск очередной
  Кропаю в пыльной комнате пустынной,
  Свершая схватку с бывшею женой
  Над прахом очага, что не холстину
  В каморке украшал - он был, светя,
  Живым... Но всё во мгле послеразводной
  Затмил закон змеино-подколодный,
  Что ей - в правах на кровное дитя, -
  Не равен я!.. И бездну лет спустя
  Мне дико то, что мстительному сердцу
  Мечталось... но обиды этой стон
  Кому б я завещал, как Дарий Ксерксу -
  Несбывшуюся месть за Марафон?.. (10)
  
  А вот - ещё душевных недр раскопы:
  Вам ведомственных взлётов серпантин
  Знаком? Те хитросетчатые тропы,
  Где иногда ни стаж, ни штатный чин
  Ни профразряд (добытый не без боя)
  Не выручат - и те, кто поблатней,
  Пройдут на должность лёгкою стопою;
  И - вновь война! И в кровь хлещи коней,
  Чтоб тот иль та не сели над тобою!
  Я, впрочем, не один... таких полно;
  И я на обиталище удачи -
  И благ блатных, - смотрю совсем иначе,
  Когда ко мне лицом обращено, -
  Забыв про справедливость и не плача
  О тех, пред кем захлопнуто окно...
  
  Но грёзою моей первоапрельской
  Останется фантазия о том,
  Как, бахромой играя, за столом,
  Отделанным берёзою карельской,
  Подтянут, деловит и крутобров,
  Возглавил бы совет директоров...
  
  - 17 -
  
  Мне скажут здесь: "Ты зеркало нам ставишь,
  Творя свой стих, слагая свой рассказ.
  Он - о тебе, но также и о нас;
  Но некую ещё - ужель не явишь
  Ты повесть нам, что держишь про запас?..
  Прости, но не иной, а ты столь славишь
  Ту цельность; столь упрямо восстаёшь
  На цели и стезю первовкушенья,
  И видишь в нём не смысл, а лишь крушенье,
  Мильярды душ швырнувшее под нож!..
  Ты восстаёшь на наш неотвратимый
  Удел - себя чрез раны постигать
  Под лезвием, что души нам вскрывать
  Назначено... иль меч то херувима,
  Заветный ограждающего сад
  От изгнанных и жаждущих назад?.. (11)
  
  И ты встаёшь на это не из бездны.
  Пусть слаб ты и немолод, пусть устал,
  Но - знаешь сам, - обиды испытал
  Лишь те, что для живущих неизбежны...
  И лик не отворачивали свой
  Ни радость, ни любовь, ни счастья нива;
  Всесострадать же с жертвенно-святой
  Самоотдачей - нет в тебе порыва;
  И всё ж звучит столь пылко у обрыва
  В тоске о рае глас не чей-то - твой...
  И ужас перед пропастию этой -
  Всё ж не с иного каплет он пера,
  А с твоего. И он родился где-то -
  Так где ж?.. Нам мнится - в душу не вчера
  Тебе он вторгся - кормчему-поэту...
  И знаем мы теперь - ты не был там;
  Так чем рождён тот ужас пред пучиной?.."
  Так спросят вновь... Что ж - слабой лишь лучиной
  Я освещаю путь себе и вам.
  Мне самому темны первопричины;
  И всё ж - за мной!.. Ответ, сколь в силах, дам...
  
  - 18 -
  
  "Но где ж мы? - спросят... - Край окна заснежен,
  Ряд школьных парт..." За мною - нам туда,
  Нам в третий класс; вот мальчик - этот, да;
  Не бойких проб - начитан, тих, изнежен,
  В душе с ленцой, но обликом прилежен...
  В минуты те, читая "...поезда
  Из пунктов А и Б...", - одновременно
  Двух заводил, что сзади, слышал он
  Шептание: вот-вот, мол, перемена -
  И пение; не знает ни имён,
  Ни лиц училка та, что раз в неделю;
  Айда во двор сорвёмся - и часок
  Там будем вместо этой канители
  В снежки играть... Эх, вот бы уж звонок!..
  Они урок с натугой досидели -
  И к выходу... А тихий мальчик тот
  Ждал переменки, так же вожделея:
  Для утренника он на Новый Год
  Стихи сложил, мечтая - сам прочтёт, -
  И показать хотелось их скорее!..
  В учительскую он с листком помчал -
  Едва звонок, - чтоб там услышать "прелесть...
  Талантливо..." Но он не знал, не знал,
  Что зло вот-вот ударит ядом с жал
  И выползает щупальце, нацелясь...
  Двоих, что смыться думали, завхоз,
  Перехватив, - за шкирку, не мурыжа,
  К директору... а в классе встал вопрос -
  Да кто ж спалил?.. - и некто ткнул бесстыже
  На мальчика того, крича - "Да ты же
  В учительскую бегал! Ты донёс!.."
  А он... Нет, не с него святых напишут;
  Но, съябедничав раз - дитём, в семь лет, -
  Он больше в жизни - Бог и белый свет
  То знают, - не стучал! С листком двустиший
  Он шёл; не заложил он тех мальчишек!..
  Но что спасёт, когда грядёт навет?..
  Навет! Не всем он был подхвачен классом;
  Но шестеро - не слабый, чай, задел
  На одного... И если прогудел
  К облаве клич, - то быть жестоким пляскам...
  Уж это всем - сачкам, задирам, плаксам, -
  Не ясно ль?.. Кто ж за партой не сидел?..
  И сколько же тычков, пинков, подначек
  Ему пришлось за месяцы вкусить,
  И прозвищ... ибо ждали, что заплачет,
  Скукожится - а надо бы вломить!..
  Но кто бы даровал ту стать и прыть?
  Увы, к тому он не был предназначен...
  Конечно, впрочем, стукнуть мог порой;
  И меж шестью ходивший в заправилах
  Ревел однажды, щупая затылок...
  И девочкой был спрошен наш герой -
  "Так ты его об парту?.." - восхищённо...
  Хоть в свалке - кто там знает? Может, сам
  Тот вмазался... Но он в актив вписал
  Сей случай... и мечтать ожесточённо
  Он стал - да будет больше тот актив!..
  И - что скрывать, - потом, намного позже,
  Уж взрослым, - яд обид иных испив, -
  Лелеял мысль - "я бил и жалил тоже";
  Так в древности полоски вражьей кожи
  И черепа в жилище вешал скиф...
  Да, жутко... Но пред ним - тогда не внове ль, -
  Встал призрак бездны - ужас жертвой стать:
  В ней - в бездне, - где свой взгляд ни остановим,
  Безвинных мук алтарная печать.
  Коль пострадал, - пусть скажут мне "виновен",
  Пусть будет мне, коль так, - за что страдать.
  
  
  - 19 -
  
  Что ж дальше было с ним? В другую школу
  Он перешёл - в одиннадцать уже,
  На подростковом зыбком рубеже...
  Он знал, что должен взгляд стремиться долу
  У новеньких... Что в классе, что в краю -
  Коль пришлый ты, - в свои тогда лишь примут,
  Когда меж нитей-связей тех незримых,
  Что ткались до тебя, ты вплесть свою
  Сумеешь - и узор неповторимый
  Там будет твой... Он это знал вполне;
  Но кодекс новичка, пускай несложный, -
  Вести себя тактично-осторожно, -
  Он соблюдал не просто, а вдвойне,
  Поскольку думал: шаг опасен ложный
  Любому; но стократ опасен - мне!..
  Вживусь ли? Или некая подлянка,
  И здесь подкравшись, вновь подстережёт?..
  И лихорадил душу страх подранка
  Пред следующей пулей, что убьёт...
  Да, мыслилось ему, что на прицеле,
  Что выслежен, что мечен кем-то он...
  "В меня уже стреляли - и задели!
  И это ж не единственный патрон;
  Так не по мне ли снова, не по мне ли?..
  Вчера - задет, а завтра - поражён!.."
  
  Что ж дальше? Нет, повторного коварства
  Прицельная не грянула картечь;
  Он стал своим; чету небойких плеч
  Расправил он и даже расковался:
  Мог подразнить... до драк дорисковался,
  Не жёстких - так, под глаз... И стоил свеч
  Тот риск: чуток, пуская больше пены,
  Чем впрямь, - побыть хотелось в "озорных",
  Не только в "Теремке" ежом со сцены
  Грозить лисе.... Обиды? Как без них -
  Случались... Но не их, а КВН-ы,
  Футбол - и одноклассниц кружевных
  Улыбки, - вот что память завязала
  На сердце, узелки даря свои;
  Там откидные сдвинуты скамьи,
  Для танцев, к стенам актового зала...
  Там предвкушений чистые ручьи
  Впадали в то, что робко ускользало,
  Шепча "я здесь... поверь и не спеши -
  Я озеро пред замком доброй феи..."
  Вот тут бы, от отчаянности млея,
  Комочек схлопотавшей срок души
  Из поезда судьбы - рывком, скорее, -
  В то озеро!.. Чтоб утки-глупыши,
  Метнувшись врассыпную, помешали
  Стрелять прицельно!.. В озеро - и вплавь,
  И скрыться навсегда за камышами,
  И - в замок тот! В ту мечтанную явь...
  Чтоб жить, назло всем совам и засовам,
  Не по судьбе, а только по мечте!..
  
  - 20 -
  
  Я царь, - я раб, - я червь, - я бог!
  Державин, "Бог", 1784
  
  Нет! Никогда с собой я не полажу,
  Себе, любимому, чужой я человек.
  
  Есенин, "Метель", 1924
  
  Когда мы были молодыми
   И чушь прекрасную несли...
  
  Но канули бесцельно грёзы те.
  Пакет судьбы - однажды адресован, -
  Дойдёт... его, хоть прячься в мерзлоте,
  Вручают получателю без бланка...
  И, от себя ль в бегах, в себе ль самом,
  Играя ль в "Теремке", кружась ли в танго,
  На даче ли, вступая ль в комсомол,
  Тот мальчик нёс по жизни страх подранка.
  Он светлых ждал страниц и добрых глав -
  И всё же знал: дерзанью и свершенью
  Предшествует опасность - стать мишенью;
  Он это знал, однажды ею став.
  И превратилась боль от первой пули
  Не в суть души, но в некую печать...
  "Но если так, - вы спросите, - ему ли
  Вальтом червоным было речь вещать,
  От юного азарта пламенея,
  Про постижений глубь... иль что там бишь
  Ещё... что тонкость чувств твоих важнее,
  Чем сладко ли живёшь, чем мягко ль спишь?
  Ему ль... и не утёнок, чай, глупыш...
  Ему ль - чью душу страха дробь вскопала, -
  Так молвить было?.." Да, поверьте, он
  Всё это говорил... А что внушало
  Те мысли? Жажда сесть на некий трон,
  Создать себе, любимому, зерцало,
  Где нимб надломов царственно красив,
  Где отразившись, звать червями можно
  Тех "неглубоких", мыслящих "несложно",
  Чьим примитивным душам чужд надрыв,
  Чьё простенькое счастье - корм подножный...
  
  Но лопнула вся чушь, что он порол, -
  Вся накипь книжно-комнатных исканий, -
  Когда настал момент переживаний...
  О нет, за ним не гнались с топором;
  Но то ль в буфете, то ли на диване,
  Примолкшей раны след - он ощутил, -
  Воспламенившись множеством кровинок,
  Сквозь плёнку лет утекших проступил,
  Открылся, заалел - и охватил
  Сознанием утрат непоправимых...
  И знай пойми - зарезана ль душа,
  Подстрелена ль и стонет сбитой кряквой;
  Ах, ветер, епанчой из звёзд шурша,
  Скажи мне - кем, куда похищен клад мой,
  Мечта моя? В хрустальном ли гробу
  В краю, что знаю - разве сам не жил там, -
  Почила, прошептать успев снежинкам
  "Я оживу..."? И к ней сквозь зыбь-судьбу
  Дойду ли, чтоб позвать - айда сбежим-ка;
  Пусть ищет кто нарёк, предрёк, обрёк!..
  
  Но как сбежишь от вечного охвата?
  И жизнь - она ж не пения урок!..
  И тот, кто вас ведёт, - узнал когда-то,
  Что ощущает выживший нырок,
  В крыле своём носящий горсть дробинок,
  Увидев тень ствола меж камышей:
  Они - за мной! Ружьё, что не добило,
  Ударит вновь! Я найден... я мишень!..
  
  Нет, так ему скорбеть не надо было.
  Вы знаете уже - ни дичью он,
  Ни жертвою не стал. Час боли минул,
  А дальше - жизнь как жизнь... То высь, то склон;
  Но был не меньше прочих наделён
  Благами он... и тем уютно-милым,
  Во что - как пледом встарь перед камином, -
  Окутавшись в иные вечера,
  Он думал - "Жизнь, ты всё-таки добра!..
  Жить по мечте в сём мире не даётся;
  А то, что мне досталось, - чем не клад?.."
  Но, словно гимн, затверженный стократ,
  Шептал: "Позволь мне, Боже, не бороться -
  За свет, за суть, за смысл, за первородство, -
  Дай жить без зла, страданий и утрат!.."
  Так шепчет он - слагая ткань поэмы,
  Спеша на совещанья иль домой,
  В кафе с женой и дочкой в выходной, -
  Влеком желанным образом Эдема
  И удручаем страхом бездны той,
  Над коею без панциря и шлема
  Главой простоволосой он поник -
  Ваш немладой уставший проводник.
  
  
  ПРИМЕЧАНИЯ
  
  
  8. "Эффект бабочки" - термин, означающий возможность того, что некое ничтожное, казалось бы, по степени важности событие может иметь глобальные, вплоть до всемирных по масштабу, последствия. Используется он в основном в рассуждениях о том, к чему могли бы привести гипотетические путешествия во времени. Образ именно "бабочки" восходит к фантастическому рассказу Рэя Брэдбери. Там описывается ситуация, когда человек, отправившийся охотиться на динозавров в мезозойскую эру, растерявшись, соскользнул одной ногой со стальной тропы (проложенной для гостей из современности в целях нейтрализации тех или иных воздействий с их стороны) и раздавил бабочку. В результате мир, из которого он отбыл в прошлое, сильно изменился. Конечно, в этом построении имеется немалая доля абсурдности: сама эта тропа должна была бы тогда повлиять во множество раз больше, и динозавр (даже тот, заранее отслеженный, который всё равно "именно тогда" должен был умереть) от пули упал бы иначе и не туда - и передавил бы при этом кто знает сколько бабочек... Ну, и так далее. Но рассказ написан ради концепции, которая преподносится очень ёмко и выразительно.
  9. Вергилий - проводник Данте по аду и чистилищу. Он не совершал в земной жизни тяжких грехов, но не знал истинного Бога и поклонялся не Ему, а ложным божествам. Он и ему подобные "добродетельные язычники" пребывают, согласно "Божественной комедии", в первом круге ада, где нет мучений (которых эти люди не заслужили) и где вечная кара сводится лишь к чувству тоски и безотрадности.
  10. Здесь я даю примечание потому, что ради образа несколько отступаю от исторической точности. Мотив "мести" в контексте греко-персидских войн связан в основном с действиями самого Дария. Он хотел отомстить афинянам за то, что те ранее оказали помощь восставшим против его державы ионийцам - малоазийским грекам, чьи города были зависимы от Персии. Согласно Геродоту ("История", кн. 5, параграф 105), он был настолько разгневан на Афины, что даже назначил раба, который должен был каждый день говорить ему "Владыка, помни об афинянах"... И именно поход, кульминация которого - битва при Марафоне (490 г. до н. э.), - сам был "неосуществлённой местью". О том же, что Дарий завещал мщение своему сыну Ксерксу, ни Геродот и никто иной из греческих историков (а знаем мы об этих событиях только от них) не пишет ничего. Очень возможно, что Ксеркс желал расквитаться с греками за поражение отца; и тогда именно его месть не приходится считать однозначно "несбывшейся": он в конечном счёте проиграл кампанию, но всё-таки разграбил и сжёг Афины и дважды (480 и 479 до н. э.) опустошил всю Аттику. Греки же хотя и перешли тогда в контрнаступление в Малой Азии, но посягнуть на собственно персидские земли, при всём уважении, были не в силах.
  11. "И изгнал Адама, и поставил на востоке у сада Эдемского херувима и пламенный меч обращающийся, чтобы охранять путь к дереву жизни" (Кн. Бытия, 3, 24)
  
   ЧАСТЬ 3
  
  - 21 -
  
  Знай! Весь мир - это очень-очень узкий мост... И главное - совершенно не бояться!
  
  Рабби Нахман из Брацлава
  
  А по той ли по жёрдочке
  Да никто не хаживал,
  Да никто не хаживал,
  Никого не важивал.
  
  Свадебная песня "Ты заря ль моя заря, зорюшка восхожая"
  
  ...Это была земля, не оскверненная грехопадением, на ней жили люди не согрешившие, жили в таком же раю, в каком жили, по преданиям всего человечества, и наши согрешившие прародители, с тою только разницею, что вся земля здесь была повсюду одним и тем же раем.
  
  Достоевский, "Сон смешного человека"
  
  
  И се - явился мне и тем, кто рядом,
  Неведомый... Из рук его одна
  То ль занося клинок отведена,
  То ль одарить - но кладом или ядом,
  Кто б подсказал, - готовилась она...
  Второю же - над садом иль над градом,
  Один из всех, я взят и поднят был
  Внезапно - над страною ль сухопутной,
  Над морем ли... и мрачно, неприютно
  Мне стало; и, взглянув, я уловил
  Моста над страшной высью контур смутный;
  И я - на нём; и мост тот - без перил!..
  Он был широк - не уже тротуара,
  Которым хоть весь Невский в темноте
  Прошёл бы... Но на этой высоте,
  Как будто от нежданного удара,
  Упал я в страхе. С нежных детских лет
  Я высоты - над пропастью ль на склоне,
  В многоэтажке ль стоя на балконе, -
  Боялся... И теперь невзвидел свет;
  И не за что схватиться; я ладони
  По тверди распластал - опоры нет!
  И только тот, явившийся нежданно, -
  Здесь, надо мной; окрест же всё мертво;
  И я, вцепившись в тёмный плащ его,
  Застыл; а он негромко, но чеканно
  Промолвил мне: "Страшна или желанна -
  Пора настала. Словно божество,
  Путь мира изменить ты властен ныне".
  И, выпростав занЕсенную кисть,
  Мне пальцы, что лишь силой разнялись
  От страха, он сомкнул на крестовине
  На некоей... "Се, жезл тебе вручён.
  Взмахнув им - ты узришь сады Эдема
  И там увидишь первую из жён,
  Чей слух доселе не был обольщён.
  Всё впереди. Лишь начата поэма.
  И власть твоя - весь мир в тот сад вернуть,
  Не дав свершиться злу первовкушенья.
  Ты можешь заградить соблазну путь -
  И змея роковое наущенье
  Отвергнется. Ты сбыться злу не дашь,
  И будет мёдом, льдом, росой, травою
  Сиять тот райский целостный витраж,
  Чтоб наслаждались им сперва - те двое,
  За ними ж, с ними вкупе - всё живое.
  И меж людьми и раем грозный страж,
  У врат стоящий волей Провиденья,
  Вращать не будет пламенный клинок;
  И жизнь свою никто не проклянёт -
  Она пребудет чашей наслажденья...
  Коль это совершишь, то мир земной
  Преобразишь: падут соблазна сети.
  Ты уничтожишь скорбь тысячелетий,
  И на оси бытийно-временной
  Спрядутся нити повести иной
  Из преобилья райских многоцветий.
  Чтоб ни недужной плоти, ни обид,
  Ни жерл, ни жертв, ни жара. Души плавить
  Не будут там вовек ни гнев, ни зависть;
  И никого обман не уязвит.
  Твой час! Весь мир, что кровию омыт,
  На путь блаженства в силах ты направить!"
  
  - 22 -
  
  И я, одной рукою стиснув жезл,
  Второю - всё дрожа и всё сжимая
  Плащ вестника, всё пряча взор от края
  Того моста, шепнул: "Ни жертв, ни жерл...
  И мне дано - привесть в объятья рая
  Весь мир и всех живущих? Но ужель
  Всё то, что в нашей памяти хранимо,
  Тем самым мне велишь ты зачеркнуть?
  Весь долгий и безмерно тяжкий путь -
  Свершенья, созиданья, схизмы, схимы, -
  Ужель тогда сотру необратимо,
  Сказав уже свершённому - не будь?..
  Иль всё же нет? Иль, может, то мир-бета,
  Мир-параллель создастся, мир-двойник?..
  Я о таком читал немало книг;
  Скажи мне, умоляю, - так ли это?"
  И завершил я речь, и ждал ответа;
  И меньшим, чем вначале, стал в тот миг
  Мой страх пред беспредельной вышиною;
  Острей, ознобней ужаса упасть
  Сдавила душу вверенная власть,
  Расколотою храмовой стеною
  Вдруг на меня... на то, что было мною...
  Обрушившись... И следом пронеслась
  Мысль некая - о том сожжённом храме
  Мечты... о несвершённом бегстве к ней...
  Ах, не доныне ль отблеск тех огней
  Кибиточно-улусными кострами
  Ещё горит в степях души моей,
  Зовя уйти в кочевье меж мирами?..
  Но - сколько ж их? И может ли миры
  Сам Промысл без конца, без проку множить -
  Чтоб в их полуразличье-полусхожесть
  Играть? Убога суть такой игры.
  В мир-дубликат кинь пару переменных -
  И салютуй истории иной;
  Подобна бесконечности дурной
  Была б такая фабрика вселенных:
  Там не было б единственных, бесценных
  Путей и душ... Кометой ледяной
  Несчётных универсумов виденье,
  Пугающе сверкнув, сокрылось вдаль...
  Но нескольким - лишь нескольким, - нельзя ль
  Быть родственным мирам под Божьей сенью?
  Иль хоть одна, приветно нам светя
  Сквозь черноту, вселенная-сестрица,
  Всё ж, может, есть - иль ныне сотворится?
  Не послан ли, коль так, я в мир-дитя -
  Не дать ему скорбями обагриться?..
  Так думал я... Но, словно бы прочтя
  Ту вереницу мыслей и наитий,
  Качнул челом и медленное "Нет"
  Промолвил в тишине жезлодаритель.
  На лик его чуть пал при этом свет.
  Был взгляд его подобен взгляду старца,
  Но молодым казался черт узор;
  И в них сквозил сочувственный укор:
  Так мог бы отказавшийся от царства
  На властолюбца-юношу взглянуть...
  И он сказал: "Иные мирозданья -
  Грань сущего они иль плод мечтанья, -
  Здесь ни при чём. Об этом позабудь.
  Тебе дарован путь с обратным знаком -
  К началу, - но не в некий мир-близнец.
  О мире том, где рос, любил и плакал,
  Ты должен будешь слово произнесть".
  
  - 23 -
  
  Надо до алмазного закала
  Прокалить всю толщу бытия...
  
  Максимилиан Волошин, "Готовность"
  
  И я тогда забыл про страх паденья,
  И край его одежды отпустил,
  И встал, и, потрясённый, так спросил:
  "Но кто я, чтоб весь мир к часам рожденья
  Вернуть? Я горстка праха - слаб, несмел;
  Я жил, как жить присуще слабым душам, -
  И мне ль вручён творения удел?
  И ты - откуда? Воле чьей послушен?.."
  Он в очи мне пытливо поглядел -
  И молвил: "Нет, не бойся. Плод надкушен
  Не по моей вине. И силы зла
  Не приняли б наружность человечью,
  И то, чем слух взмутят, - людскою речью
  Не прозвучит; а мощь сего жезла
  И доступ в первосозданные дали
  Ты получил не жребием слепым:
  Меж творчеством живущими - едва ли
  Иной взрастал, кто столь же нетерпим
  К страданьям и на бездну их обрёкшим
  Антибытийным сущностям - но их
  Не назову; мужайся ж - из живых
  Назначен ты для очной ставки с прошлым".
  Так молвил он. И сжалась плоть моя -
  Не мертвенно застыв женою Лота,
  А словно в предвкушении полёта:
  Вот-вот, казалось, воздуха струя
  Обнимет - и без тверди и оплота
  Струёю той подхвачен буду я...
  Почти бесстрашен был я в те мгновенья;
  И за себя ль бояться, слыша зов,
  Дающий власть над участью миров?..
  И вестнику уже без преткновенья,
  Без робости сказал я: "Тем, с кем был,
  Пока сюда не взнёсся, - мной ведомым, -
  О райском царстве, росном и медовом,
  Я долго и пространно говорил.
  И вопрошал - хотите ль, чтоб вовеки
  Ни ужасов, ни тягостных судьбин
  Не стало?.. Но, клянусь... как Бог един,
  Так верно - смертный ты иль ангел некий,
  Поверь сему: вопрос свой ставил я
  Лишь о грядущем, чей ещё не соткан
  Ковёр; но не о храме сверхвысотном
  Былого! Он над морем бытия
  Уже восстал... Что храм? Священней храма
  Живая повесть та, что рождена
  Мильярдами... Весь сонм детей Адама -
  Те бившиеся в схватках ложесна,
  То чрево, коим в тяготах она
  Не выношена ль с ночи первой самой,
  Когда, дрожа, вгляделись в черноту
  Эдема свет утратившие очи?..
  И сколько ж их слагало повесть ту!
  Пытливых, чей прорыв - науки зодчий, -
  Святых, чей клич - Твоя лишь воля, Отче, -
  Отважных, что доступного черту
  Отодвигали, жертвуя собою...
  Я - не из них, и мне такой закал
  Не снился: я удобства и покоя,
  Я лёгкой жизни сладостной алкал
  И алчу... Но посмею ли? Но кто я,
  Не видевший в глаза минувших вех,
  Чтоб, даже не спросив великих тех,
  Обрушить храм, что кровию создался
  Живущих - скольких, веси лишь Творец, -
  И духом их; и мне ль на сей дворец
  Дерзнуть?.. Да что там я? И те страдальцы,
  Которых звал я суд вершить над злом,
  Они, чьих мук фиал и впрямь бездонен,
  Чья жизнь - сплошной чудовищный излом,
  Кто всех страшней и горше обездолен, -
  Коль им решенье вверишь о былом,
  То даже их, пред кем, ничтожась, меркнуть
  Любая наша жалоба должна,
  Остановила б, тягостно грозна,
  Возложенного дела непомерность!..
  Нет, жизнь, что уж сбылась, уж свершена,
  В небывшее ужасно было б ввергнуть
  Им - даже им!.. Не тем ли боле - мне,
  Тому, кто знал любовь, успех и счастье!..
  Да, рая жажду! Да, об этом всласть я
  Кричу - и, в срок прильнув к Святой Стене, (12)
  Шепну; но здесь, на страшной вышине,
  Посмев вручённой мне нежданной властью
  К началу мироздание вернуть,
  Осмелившись направить жезл и слово,
  Чтоб уничтожить летопись былого, -
  Не совершу ль предательскую жуть -
  Точь-в-точь как сдвинув время лет на сорок,
  Чтоб вновь начать, - и повесть тем сгубя
  О прожитом, о тех, кто был мне дорог,
  Кем я любим, - и их, и сам себя
  Я предал бы лютей, чем лютый ворог!..
  Ты скажешь: все живые сочтены;
  И здесь, и в мире райских наслаждений
  Исполнятся все таинства рождений,
  И будут на земле воплощены
  Все души; но душа - не личность всё же!.."
  
  - 24 -
  
  Кто-то произнёс робким, дрожащим голосом:
  - Выходит, у меня и мамы не было. Если я вернусь к родителям, в 95-е, они, наверно, скажут: "А ты откуда взялся? Мы тебя не помним. Чем ты докажешь, что ты наш ребёнок? У нас вообще не было сына. Уходи от нас и не выдумывай".
  Они нерешительно улыбались и кивали головами, одинокие мальчики, у которых не осталось ничего, кроме Вечности. (13)
  
  Айзек Азимов, "Конец Вечности"
  
  
  И тут я смолк; из неких ли глубин
  Сознанья - иль подъявший из долин
  Послал их, - до тоски, до слёз тревожа,
  Виденья тех, что в мире всех дороже,
  Явились мне - вот доченька, и сын,
  И мама, и жена; но было нечто
  В их образах иное... что? - как знать;
  Но - их любя, - тем явственней и метче
  В них НЕ СВОЕЙ реальности печать
  Я уловил... Но - чьей тогда? И хлынул
  Мне в сердце лютый ужас: вдруг - ничьей!
  Вдруг камешек в прошедшем кто-то сдвинул,
  И мир уже не тот? И - ни ключей
  Назад, ни наших милых мелочей...
  Их - не было... Их сонм - в "non erat" (14) сгинул...
  Я вас - и с общей памятью, и без, -
  Люблю!.. Но что ж нас свяжет былью прошлой?
  Сынок, ты помнишь гномика... матрёшку?..
  Дочурка, помнишь "деревце принцесс"?..
  Иль это - тенью мира, что исчез, -
  Осталось лишь в моей душе продрогшей?..
  Но их глаза живительный отбой -
  По краткости подобный звуку-всплеску,
  Когда получишь чью-то эсемэску, -
  Отправили мне: "Сердце успокой!
  Твой мир - живёт, ТВОИ - всё там, с тобой;
  А мы - из параллели, мы - не ВМЕСТО!.."
  И счастье в душу брызнуло мою
  Алмазными лучами в чудном замке;
  И я, забыв, пред кем и где стою,
  Почти запел "по речке по Казанке"...
  Как детский страх - услышать в темноте
  Вой диких, - небытийности былого
  Рассеялся кошмар... И мы ни слова
  Друг другу не сказали - я и те,
  Чьи лица так близки... Но мыслью, сердцем
  Посланье им отправил я туда,
  В тот самый параллельный универсум,
  Где тоже - люди, травы, города,
  Стихи... Я вас люблю!.. Благословений
  Без меры, без числа вам, Боже, дай!
  Дитя, малышка, - в куколок играй...
  У нас здесь - Барби... В вашей ойкумене,
  Быть может, чуть иначе - Полли, Дженни...
  Пусть будет всё - и чай, и каравай,
  И песен росплеск, - в той вселенной вашей
  Светло, уютно, мило!.. И привет
  Тому, кто... Интересно, тоже Сашей
  Он там, у вас, зовётся, или нет...
  Пусть не грозит отмена и подмена
  Реальности - той памятной, живой,
  Единственной... и путь прошедший свой
  Да сохранит любая ойкумена!..
  Сколь ни было б их: несколько ли? Две ль?..
  К ним, к душам их та весть моя струилась,
  Пока, их лица скрыв, не затворилась
  Вселенные связующая дверь.
  
  - 25 -
  
  ...и виде (Темир-Аксак) сон страшен зело, зря яко гору высоку вельми и з горы идяху к нему святители имуще жезлы златы в руках и претяще ему зело; и се внезапу виде над святители на воздусе жену в багряных ризах со множеством воинства претяще ему люте...
  
  "Повесть преславнаго чудеси от иконы пречистыя богородицы, еже нарицается владимирская" (15)
  
  "...Дитя моё, твоя ноша слишком тяжела для тебя"
  
  Гюго, "Отверженные"
  
  Представление о том, что Реальность не является чем-то установившимся, вечным и нерушимым, что она подвержена непрерывным изменениям, было не из тех, которые легко укладываются в сознании человека.
  
  Айзек Азимов, "Конец Вечности"
  
  И голос жезлоносца - сколь суровым,
  Столь вдруг и чутким был он, - произнёс:
  "Скажу тебе, предвидя твой вопрос:
  Не многим из живущих был дарован
  Подобный миг; но явь иль плод лишь грёз
  Узрел, - сие пребудет под покровом,
  Объемлющим всё то, о чём узнать
  И в вечности дано лишь малой доле
  В ней якорь свой уж бросивших и кладь.
  Ты можешь быть меж ними; но дотоле
  На помыслы об этом сил не трать.
  А речь, что ты, виденьем тем застигнут,
  Прервал, - верна. И трепет твой пред тем,
  Чтоб, даже чая вновь обресть Эдем,
  Сгубить тот мир, что сбылся, что воздвигнут, -
  Твой трепет не от тьмы: он прав и свят.
  Да, страшно - пусть за рай, за первоцельность, -
  Низвергнуть в небытьё великий град.
  Что ж, если так, - отдай мне жезл назад.
  Свершённого пути безмерна ценность;
  Смирись же с тем, что град сверхценный сей
  Возрос на полном скорбности подзоле,
  Что жизни сладость с жесточию боли
  Продолжат сочетаться, как досель
  Вершилось". Так он молвил, но движенья
  Не сделал за жезлом - а отступил
  На шаг; и взор, как голос, чутким был,
  Когда в глаза мне вновь через мгновенье
  Взглянул; и ужас мой пред высотой
  Совсем исчез: ужель соизмерим он
  С тем долгом, что на мне, необоримым -
  Решить о мире!.. Жезл, но не златой,
  В моей руке, - не тот, над Третьим Римом
  Простёртый, от него же супостат
  В свои степные пустоши отпрянул,
  Когда женой державною в багряном
  Ему явился царствующий град...
  О, счастье - если в длани скипетр сжат, -
  Знать так же точно, к чьим склоняться ранам,
  Кого спасать, на чьей ты стороне!..
  Но я, пред возвестителем стоявший,
  И он, в лицо мне вдумчиво взиравший, -
  Мы знали: сила, вверенная мне,
  Велит безмерно страшный выбор сделать -
  КОГО ПРЕДАТЬ? Усопших ли давно
  Зиждителей того, что свершено?
  Их труд, их тщанье, святость, мудрость, смелость
  Из бывшего изъять? И быль, и песнь,
  И память всех, кем вечных весей всхолмья
  Достигнуты уже... И в этом сонме -
  Родимые, чья плоть, чей колос есмь:
  Мне ль путь их зачеркнуть, чтоб в невесомьи,
  Как гроздь, чей ствол спалили, на ветру
  Дрожать... И путь свой собственный, тот самый,
  Что пройден был, - и близких всех... и мамы...
  Всех, кто со мной, - пути ужель сотру?!.
  Но если жезл, мне вверенный, верну я,
  Не смея преступить былого грань,
  Коль окажусь поднять не в силах длань
  На скорбную историю земную,
  То - всех, кто появиться в мире сём
  В грядущем должен, - их тогда я выдам
  На растерзанье страхам и обидам;
  И кто-то под несчастия катком
  Опять всхрипит, родясь ли инвалидом,
  В два годика ль убит отморозьём...
  А те, кто мал... иль юн!.. Я вижу лица
  Своих детей!.. Я мог бы дать Эдем
  Вам... правнукам... потомкам нашим всем!..
  Но нет! О Боже, что со мной творится!..
  "Вы", "наши", "я" - в набор пустых лексем
  В таком раю всё это превратится;
  Всё будет стёрто, всё изменено,
  "Аналоги" там будут - "НАС" в помине
  Не будет... Значит, что б ни выбрал ныне -
  Верну ли жезл, взмахну ль им, - всё одно
  ПРЕДАМ!.. О, как же быть, великий Боже?
  И этот страшный выбор - выпал МНЕ?
  И эта высь!.. О, лучше бы к стене
  Расстрельной я припал: опора всё же!..
  Но, словно дар, что кладов всех дороже,
  Я стиснул жезл - и в этой тишине
  Черпнул душою робкою отвагу...
  
  - 26 -
  
  И простер Авраам руку свою и взял нож, чтобы заколоть сына своего.
   Но Ангел Господень воззвал к нему с неба и сказал: Авраам! Авраам! Он сказал: вот я. И сказал: не поднимай руки твоей на отрока и не делай над ним ничего, ибо теперь Я знаю, что боишься ты Бога и не пожалел сына твоего, единственного твоего, для Меня.
  И возвел Авраам очи свои и увидел: и вот, позади овен, запутавшийся в чаще рогами своими. Авраам пошел, взял овна и принес его во всесожжение вместо сына своего.
  
  (Книга Бытия, 22, 10-13)
  
  И молвил я тому, кто был со мной:
  "Не быть такому! Коль не создан тьмой,
  Коль воинства живых ты верен стягу,
  То слушай! Этот мост над высотой -
  Наш мир, юдоль познавших зло и благо.
  И если два предательских пути -
  Две бездны, - ждут поживы, хищно скалясь,
  То ждут напрасно! Жезл в моей горсти -
  Как древний нож... его библейский старец
  Взметнул, чтоб сына в жертву вознести;
  Но тот клинок застыл, не опускаясь... (16)
  И, сколь я рядом с праотцем ни мал,
  Ни слаб... сколь ни увяз в полубезверьи,
  Но разве не одной цепочки звенья -
  Тот жертвенник и жезл, что ты мне дал?
  Ты послан испытать - и испытал;
  Теперь же - или вниз меня низвергни,
  Иль, уподобясь ангелу тому,
  Нож, стёртый в пыль чредой тысячелетий,
  Сдержавшему, - мне путь не страшный, третий
  Открой! Я не отдам - пусть смерть приму, -
  Твой дар! Но я вовек не подыму
  Жезла... ножа... на то, за что в ответе
  Мы оба... слышишь?.." Здесь, на слове сём,
  Я смолк; мне нечем речь продолжить было -
  Всё сказано... И сердце ощутило -
  Я от пучины некоей спасён...
  А тайносущный, чьей десницы силой
  На мост над миром был я вознесён, -
  Ещё помедлил миг, направив взор свой
  На блики снизу, чьих движений плеск
  Напоминал то ль взвитый вихрем лес,
  То ль буйный торг, то ль войск противоборство...
  И молвил он - участьем одарить
  Сумев опять сквозь взгляд свой сфинксоокий:
  "Да, страшно делать выбор, тем жестокий,
  Что суть его - к кому жестоким быть.
  Но если всё ж возможен столь упрямо
  Взыскуемый тобою третий путь,
  То в чём ты сам - не смея шелохнуть
  Ни ниточки в прошедшем от Адама, -
  В чём сам его ты мыслишь? Ибо я -
  Чьих указаний жаждешь, - не всесилен,
  И давшая сей жезл рука моя
  Не властна дать ключи судьбопрядилен.
  Твой жезл, твой час, и поиск - твой, поэт!
  Наставить, где и в чём стезя иная,
  Я не могу: я сам её не знаю.
  Я - факельщик, чья речь, чей отклик - свет,
  Что над тобой струится, охраняя
  От тех ущелий, где дороги нет".
  
  
  ПРИМЕЧАНИЯ
  
  
  12. Западная стена Иерусалимского Храма, разрушенного римлянами в 70-ом году н. э. Она именуется Стеной Плача. Приходящий коснуться этой священной Стены и помолиться вблизи её может - это принято, - высказать там самые заветные свои желания, а также вложить в щель между её камнями письмо или записку, обращая к Богу просьбы о главном.
  13. "Вечность" в цитируемом фантастическом романе - сверхмогущественная организация, власть и деятельность которой простираются от 27-го столетия (это век её основания) на миллионы лет в будущее. Вечные с помощью сложнейших вероятностных расчётов прогнозируют, вплоть до мелких деталей, пути развития людей, общностей и всего человечества - и в соответствии с этим, совершая заранее рассчитанные локальные вмешательства в ход событий, модифицируют реальность (начиная с момента воздействия) с целью улучшить - со своей точки зрения, - положение дел на Земле. Сами они находятся "вне времени" и изменениям в результате этих модификаций не подвержены, реальность же за пределами этой Вечности менялась уже множество раз. Поэтому, если мальчик взят Вечностью в ученики, скажем, биологический год назад, в течение же этого года его эпоха была захвачена модификацией, то, пожелай он вернуться "домой", ему было бы не к кому возвращаться. Он - ветвь без ствола, его родные вместе со всем его миром стёрты из бытия - в новой реальности могли бы существовать (даже в самой близкой версии к "условно исходной") только их "аналоги".
  14. "Non erat" (лат.) - "не было"
  15. Это сказание о нашествии на московские земли Тимура (в средневековых русских источниках - "Темир-Аксак", т. е. "железный хромец") в августе 1395. Он разорил город Елец и готовился двигаться к Москве, где в ужасе творили молебны о спасении. Великий князь Василий Димитриевич собирал войска, а из Владимира привезли самую почитаемую икону Богородицы. И, согласно сказанию, именно во время прибытия её в столицу Тимуру, спавшему в шатре, явились святители с золотыми жезлами и сопровождаемая воинством "жена в багряном" - явились, воспрещая ему идти на Москву. И он, устрашившись, повернул назад.
  "Жена в багряном" обычно истолковывается как Богородица, но может быть и олицетворением самой Москвы. Город в образе жены - известная из Библии метафора.
  16. После слов о том, что Авраам "... взял нож, чтобы заколоть сына своего..." мы СРАЗУ ЖЕ читаем о воззвавшем к нему ангеле. И остаётся не совсем ясным, что было БЫ, явись ангел двумя-тремя мгновениями позже. Мы не видим ни заносимой, ни стремительно опускающейся на лежащего Исаака и перехватываемой в последний момент руки с ножом. И не узнаём - что было БЫ, не прозвучи голос ангела именно тогда - ВОВРЕМЯ: решился бы Авраам нанести удар - или... На этом "или" - чутко остановлюсь.
  В библейских текстах далеко не всегда говорится что-либо о душевном состоянии действующих лиц - в том числе и в самые кульминационные моменты. Я думаю, строки Писания умалчивают об этом для того, чтобы дать нам возможность максимально прочувствовать ту или иную драму: когда стараешься осмыслить и домыслить, эмоционально вовлекаешься тоже больше, чем если всё детально распишут... Вот и здесь мы не знаем, что переживал Авраам, подвергнувшись безмерно страшному нравственно-духовному испытанию. И, поскольку нам можно додумывать и предполагать, - сделаем это. Совсем не исключено, что Авраам и в пути к указанному ему месту для жертвоприношения, и восходя на гору, и даже готовясь уже занести нож над лежащим на алтаре сыном, - надеялся на то, что будет остановлен. Ибо ещё до рождения Исаака ему было сказано Богом "... именно Сарра, жена твоя, родит тебе сына, и ты наречешь ему имя: Исаак; и поставлю завет Мой с ним заветом вечным потомству его после него..." (Быт. 17, 19) и предельно уточнено - "...завет Мой поставлю с Исааком, которого родит тебе Сарра в сие самое время на другой год" (Быт. 17, 21). И потом, позже ещё повторено: "... в Исааке наречется тебе семя" (Быт. 21, 12). Едва ли Авраам мог не думать: неужели Божьи обетования окажутся ложными? И не надеяться, что это пусть страшная, но всё-таки проверка, что гибель Исаака тем или иным образом не будет допущена... Правда, он мог - подчеркну, - лишь НАДЕЯТЬСЯ, но не РАССЧИТЫВАТЬ на это: кто знает, быть может, Бог, будучи превыше любых, в том числе собственных, обещаний, не обязан их соблюдать... Хотя тогда чего бы они стоили... И мне кажется, что в этой истории имеется ещё один исключительно важный подтекст: не только Бог испытывает Авраама, но и Авраам испытывает Бога. Испытывает, надеясь на то, что обетования - истинны. А мысленно, быть может, и ТРЕБУЯ усмотреть иного "агнца", указать иной путь...
  
  
  ЧАСТЬ 4
  
  - 27 -
  
  И трепет неземного предстоянья
  Во мне утих; о нет, не радость ту,
  Не низменно-цепное ликованье
  Раба, что зрит могущества тщету, -
  Нет - всей душой доверья теплоту
  Я ощутил от слов его признанья,
  Что и ему не все пути ясны,
  Не все открыты - пусть он свыше послан...
  Ну что ж... и дети больше верят взрослым,
  Что, молвив без надрыва лже-вины -
  Мы не всемощны, - просто встанут рядом...
  И с мыслью этой сердце повлеклось
  Сквозь бездну зим - как в толщу волн за кладом, -
  К тем буковкам - враспляску, вроссыпь, вкось, -
  Печатным... нет, не в классе... нет, не на дом;
  То дошколёнок - лет, быть может, в пять, -
  От сказки впечатлением ведомый,
  Хотел про белу лебедь и Гвидона
  По-своему додумать-домечтать...
  И ныне - сквозь чреду десятилетий, -
  Нежданно вспомянулось это мне;
  И я тому, с кем был наедине,
  Сказал: "Послушай... Есть он, путь тот третий!
  И не само ль людское естество
  О нём молило, сказки те слагая,
  Где даром подвенечным - весть благая:
  Злодеям - гибель, добрым - торжество?..
  Там третий путь, где тот, кто в поиск мчится,
  Водой живою к жизни возвращён
  Иль из подземных царств - могучей птицей,
  Чьих птенчиков укрыл своим плащом...
  Где восстаёт оплаканная с ложа -
  Навстречу губ целующих теплу;
  Где не жалей, краса, сожжённой кожи -
  Любимый здесь; он казнь готовит злу,
  И всё живое - с ним, прося того же -
  С небес, из волн: возьми... сломай иглу!..
  Се третий путь! Всечаянья печатью
  Природу всю к содействию склонив,
  Не только на просторах вечных нив -
  Здесь, на земле, добыть потомкам счастье,
  Со сладостью его соединив
  Истории песнь-память... чтоб звучать ей
  В сердцах не только наших, знавших боль
  И ждущих чуда, грезя избавленьем,
  Как парусами алыми Ассоль;
  Она и тем споётся поколеньям,
  Что позже - вслед за зла преодоленьем, -
  Родятся!.. То причастности пароль,
  Которую и в счастьи не оспоришь;
  Питомцы благоденственной страны
  Всё ж будут песнью той приобщены
  К земным скорбям, чей, Боже, да ускоришь
  Конец!.. И символическую горечь
  В срок будут и они познать должны:
  О предках, чьим сердцам, лишь тщетно грезясь,
  Светила сквозь страданий вязкий мрак
  Журчащая пред ними чаша благ;
  О тех, чья жизнь - их счастью антитезис...
  Они взгрустят, почтут... Блюдя устав
  Преемственности кровной и духовной,
  Склонятся благодарно, чуть виновно;
  Но, эту дань печальную воздав, -
  Пусть в счастии живут, от зла избавясь;
  А наши души - Боже охрани
  От зависти к их доле: ведь они -
  Потомки наши! К ним - возможна ль зависть?..
  Вот третий путь! Уже на сей земле -
  Здесь, - сказочно-стремительным разливом
  Весь мир, что - нам рекли, - лежит во зле,
  Подъять, помчать, повлечь к брегам счастливым!
  Чтоб лепесткам блаженств неисчислимым
  Восцвесть на исстрадавшемся стволе!..
  Мне скажут - ну а те, кто, не отмолен,
  Пал в бездну рока... те, о ком я сам
  Повествовал... и в страхе взор бросал -
  Там, над обрывом, - в глубь бесовских штолен;
  А им - кто и бесчаден, и бездолен, -
  Чьего земного счастья парусам
  Возрадоваться? Будет ли отомкнут
  Рай в мире сём, - на сказочном балу
  Не позовут на танец иль к столу
  Кровиночку их - нет у них потомков...
  Кто б подал весть, как будут отмщены?
  Что можно соизмерить с их слезами?
  За них едва ль и вечность истязаний -
  Достаточная казнь для сатаны...
  Но третий путь мой... с трепетом вины
  Я думаю - а что б они сказали?..
  Не солью ли на прах страдальцам тем
  Явился б чей-то вход в земной Эдем?..
  Вопрос тяжёл; он мне едва ль по силам;
  И всё ж - любой из живших на земле,
  Любой из сих злосчастных в том числе, -
  Младенцем был!.. Всем тяготам постылым
  Предшествуя - как жженью пуль в крыле
  Полёт, - всех в мире чувств первопосылом
  У них, у нас была улыбка та -
  Младенческая, - в коей отсвет рая!..
  Ей долго не сиять - её стирая,
  Приходят жесточь, горечь, боль, тщета...
  Но в некоем бытийном измереньи
  Любой - сколь ни несчастен был потом, -
  В сокровищницах, скрытых Божьей сенью,
  Останется, пребудет тем дитём,
  Которое - о, я уверен в том, -
  Нам улыбнувшись, даст благословенье
  На светлую стезю, на жизнь без зла
  Для будущих ростков, листков и почек...
  И хрупкий нам откроется замочек;
  Ах, впрочем - нам ли? Песнь мечты светла,
  Но каждый ли на свете позолотчик
  Увидит, как блистают купола?.."
  
  - 28 -
  
  Без возгласа, без знака, без движенья
  Вручивший жезл внимал моим словам -
  И взгляд его, казалось, тосковал,
  Когда я смолк, - и жаждал продолженья;
  А я... давно я так не уставал
  Душой... И о библейском всесожженьи
  Несбывшемся подумал я опять:
  Для всех благословенна там развязка,
  Овна же (и на жертвенник запаска
  Нужна порою) можно не считать...
  Вот так приди, о Боже, всё уладь!
  Благослови нас жить да поживать;
  Устрой, укрой! Вели - да будет сказка!..
  А сей, что на мосту со мной пребыл, -
  Всё так же властно-чуток, - те картины,
  Что мне воображались, уловил -
  И молвил: "На алтарь повергнув сына,
  Тот старец алых сказочных ветрил
  Не ждал... О да, была ему причина
  Надеяться, что это лишь искус:
  Слова он Божьи слышал - о потомстве
  Чрез отрока; и можно ль, чтоб расторгся
  Обет Творца и вечный тот союз,
  Что был провозвещён? Но пусть не тщетно
  Он уповал, пусть сын от алтаря
  Спасён, - то всё ж не сказочно-приветный
  Конец, что, счастье полное даря,
  Навек бы послужил водоразделом
  Меж жизнью в вихре тягостей - и той,
  Что, вспыхнув избавления звездой,
  Явила б вечный requiem post bellum. (17)
  Ты ж этого желаешь; а меж тем
  Всё ж выдернуть не смеешь из былого
  Шипы язвяще-скорбных диадем -
  И образ исказить седоголовый
  Истории; даёшь ты сказкам слово
  И в их благом исходе зришь Эдем.
  Но впрямь ли это будет антитеза
  Прошедшему; с ним в целостный витраж
  Сольётся ль? Кто с теплицей льдистый кряж
  Соединит? Из воска и железа -
  Что слепишь? Лишь подобье шаатнеза - (18)
  Смешенья разнородно-чуждых пряж.
  И счастье, что в бесхитростных сказаньях
  В словах "жить-поживать" воплощено, -
  Не символ ли, коль вдуматься, оно
  Той неги, что лишь в вечных предержаньях
  Достигнется: в краях, где красоту
  Блаженства без страданий в полной мере
  Воспримут все; там будет сад в цвету
  И возвестится "tempus est videre!" (19)
  Не только ль там, в зазвёздно-вечной сфере,
  Преодолеть возможно слепоту,
  О ней же сам тобою предводимым
  Вёл речь ты; слепоте подвластен той,
  Взор восприять не может их - и твой, -
  Мир-целое. Сияет невместимым
  Он логосом за вех земных чертой,
  И над своим уютным, над родимым
  Дрожишь ты - да не выпадут в "не бысть"
  Ни тщаний и страстей тысячелетья,
  Где жертвенность, отвага и корысть,
  Ни милых сердцу памяток соцветья;
  Из них ты с бытиём ни междометья,
  Ни вздоха, ни мазка б не разлучил.
  Но неужель тебе - кем стих слагался,
  Кто ум воображеньем отточил, -
  Целительный тот помысл не являлся,
  Что, если б первоцельный воссоздался
  Удел, - то он объял бы и включил,
  Вобрал бы нерушимо и надёжно
  Всё то, чем дорожит любой из вас?
  Скажи - ты сам не думал ли подчас,
  Что это чудным образом возможно?"
  
  - 29 -
  
  Он руку вопрошающе взметнул -
  И тень той длани стала, чуть повлёкшись,
  Крылу подобна; я ж - от пят до скул, -
  Вдруг ощутил восторженную лёгкость,
  Как будто на мгновенье он вернул
  Меня - о, лишь на миг, на отзвук ноты, -
  В дрожащего мальчонки ипостась,
  Что мчался с кручи, в санок край вцепясь,
  Но - перехвачен... Взрослый, добрый кто-то
  Взял на руки - и, бережно склонясь,
  Исполнясь проницательной заботы,
  Все мысли, страхи, помыслы прочесть
  И подытожить смог... И пусть, и ладно!
  Постигнутым, раскрытым быть - отрадно
  Тому, кто силу добрую обресть
  Желает над собой... И, не помедлив,
  Я дал ответ: "Да, думалось мне так.
  Утрат - я рассуждал, - немыслим мрак
  В раю; и никогда там не померкли б
  Воспоминанья, ими ж дорожим.
  Их вечность все вместила б; в высшей воле
  Устроить так... А способы - дано ли
  Нам знать?.. Но, им под стать, непостижим
  И суд той власти! Может, если б жезл свой
  Воздел я - и, на лоно первых глав
  Пренёсшись, и вкушению не дав
  Свершиться, основал бы мир блаженства, -
  Тогда не попустил ли б Промысл сам
  Исчезнуть напрочь миру, сущу ныне -
  И личностям, и памяти... всем нам?!.
  И всё. И не бывать ничьей кручине:
  О ком - коль нас и не было в помине, -
  "Аналоги" могли бы плакать там?.."
  И тут я замер, ужаса силками
  Сжимаем вновь... А что, коль, нам незрим,
  Не раз вселенской клавиши нажим
  Вершился уж, стирая за мирами
  Миры... Что, если мир и наш... мы сами -
  "Аналоги" с поддельным лишь былым?!.
  Но нет!.. Такое диким было б фарсом!
  Се - тьме в потеху сцен и масок пляс...
  Тогда и те слова - "уже", "не раз", -
  Что значили б? Такое с Божьим царством
  Ещё несовместимее, чем рой
  Почти не различимых мирозданий -
  Хотя с одной вселенною-сестрой,
  Быть может, встречи, коей нет нежданней,
  Мне выпал миг - не будь вовек забвен!..
  Но то - одна... одна, а не потоком
  Штампуемая россыпь ойкумен...
  И тут мне молвил вестник - чуть с упрёком,
  Но мягко: "Быть заменой стёртым строкам -
  Не бойся. Бог живых - не бог подмен".
  И голосом вождя - не медочерпца, -
  Велел: "От наваждений тех - воспрянь.
  Что памятно - всё было въяве, впрямь.
  Я ужас твой постиг; то ужас сердца,
  В котором лишь надежда - веры ж нет
  И нет доверья". Речью этой морок
  Отогнан был - точь-в-точь авиаслед,
  Растаял он... Всё так. Безмерно дорог
  Творцу любой живущий!.. И в ответ
  Промолвил я: "О да; по маловерью
  Терзал воображенье я своё
  Вверганием миров в небытиё...
  И всё же - в том зеркальном заозерьи
  Неотнятого рая - как бы там
  Вместилось всё, что мило и знакомо?..
  Весь наш доселе зиждившийся храм -
  Как взять туда? Причинности законы
  Падут ли, чтоб к началу мир вернуть
  И нам благословенных побережий
  Не покидать - но личность, память те же
  Сберечь... Боюсь звук слов твоих спугнуть,
  Что неким чудом райские те вежи
  Вобрали б всё!.. О, если бы взглянуть,
  Увериться!.. Но, внук первораспада,
  Я ль чудо то вслепую восприму,
  Пока не довелось мне самому -
  Преобразясь, - вступить в пределы сада?..
  Не видя ж верить... слаб я для сего;
  И не взыщи - не я то молвил первым..."
  
  - 30 -
  
  Но был я здесь движеньем рук его
  С неспешной повелительностью прерван.
  "Всё так, - сказал он. - Взор не в силах твой
  Узреть то всевмещающее лоно,
  Где не царят ни узы, ни законы
  Привычные - царит лишь Бог живой.
  И верой вдохновенно-безраздельной
  Не оснащён ты - тою, что хранит
  Свой стяг среди любых земных планид
  И не взывает к неге колыбельной
  И, мир не возвращая первоцельный,
  Духовно всё же с ним соединит,
  Мосту сему подобна, на который
  Ты поднят мной, - иль некоей оси,
  Связующей и там, где нет опоры,
  С Превечным, Чьё подобие еси,
  Чей образ. Что ж - не будет в том укора,
  Коль молвлю я: в тебе той веры нет.
  Тебе, змеино сердце оплетая,
  Цепь видится: крадясь, за следом след
  Берущая - как зло, псевдоживая, -
  Бездушных обусловленностей стая
  Тебя страшит. Навек в плену у "пред"
  Твоей душе любое "после" мнится.
  То долга непрощаемого плен:
  Так не в долгу ль строка или страница
  У ранее начертанных письмен?
  Но если столь тобой благословен
  Удел однажды сбывшегося - сбыться, -
  То молви: не чрезмерно ль ты клянёшь
  И сатану, и все тьмопорожденья,
  В смоле им проча вечное кипенье?
  Не все ль и их ввергающие в дрожь
  Дела - и зев, и коготь их, и нож, -
  Суть всё ж неисторгаемые звенья
  Той событийно-памятной канвы,
  Из коей не изъял бы ни главы
  И с коею, как с ликом выси птица,
  Душа твоя трепещет разлучиться?".
  Он смолк и в рукава свои персты,
  Сомкнув, закутал - словно след ожога
  Перевязав; и некая тревога
  Прорезала в тот миг его черты.
  И видел я, что значит очень много
  Ответ мой для него; так час назад
  Я сам - непостижимо и мгновенно
  На этот мост рукой его подъят, -
  Ждал слов его: о нашей ли вселенной
  Мне вверено решать иль об иной?..
  Нет, с ним не поменялись мы местами -
  С ним, с тем, что и десницей, и устами
  Явил мне образ мощи неземной;
  И всё ж - в тот миг со сжатыми перстами,
  В тревоге он стоял передо мной.
  
  - 31 -
  
  А я - ещё сильней, чем вопросивший,
  Волнуясь, - ощутил удачи цвет,
  Осыпавший, устлавший, опушивший
  Мне стан... Так, не доученный предмет
  Придя сдавать, виновно теребивший
  Макушку только что, - рванув билет
  Из стопки, и прочтя, - одарит взглядом,
  Сияющим, как дембельский значок,
  Прогуливавший лекции сачок:
  Он, в пику вероятностным раскладам,
  Тот вытянул, что всё ж сумел дожать,
  Ночь просидев!.. Даёшь в зачётке пять!..
  К вопросу, что услышал, я душою
  И разумом давно - не ночь одну, -
  Готовился! И, глянув в вышину,
  Промолвил я тому, кто был со мною:
  "Да, к яви, что знакома и мила,
  Влеклись сквозь времена трильоны нитей,
  Но в цепь благосозиждущих событий -
  Возможно ли включить изгибы зла?
  Нет! Слушай повесть... или это притча?..
  Война; и враг с захваченных высот
  Фугасами осколочными бьёт,
  Свой артприцел сужая концентрично,
  В ещё не окопавшийся санвзвод;
  Там раненый боец; над ним - сестричка.
  Он тщетно ей хрипит: "Ложись! Убьют!.."
  Под пули не привстав, - его артерий
  Не охватить, накладывая жгут,
  Чтоб смерть не принесла кровопотеря...
  Лишь рану спеленав - ничком и ей
  С ним рядом можно... "Ты жива, родная!?."
  Они росли, друг друга знать не зная;
  Их поезда из разных областей
  На фронт везли... Её сюда с санчастью
  Вчера лишь, к ночи - суток нет тому, -
  Перевели... Но высшею печатью
  Длань, что ни ей не зрима, ни ему,
  Заверила: да будет по сему!
  Родными став, они узнают счастье!..
  Они остались живы; и потом,
  Заветной внемля той радиосводке,
  Бросали в небо майское пилотки;
  И "горько!" им за свадебным столом
  Кричали... Всё сбылось: любовь, и дом,
  И в школу семенящие погодки...
  И вот представь, что к ним, в их явь иль сны,
  Пришёл ты, и о том решать велел им,
  Вернуть ли всё назад - к хронопределам,
  Когда ещё ни раны, ни войны,
  Ни полевой санчасти под обстрелом?..
  Что б молвили? Их, как десантный нож,
  Та мысль пронзила б: жизнь совсем иная;
  Нет встречи той, нет слов "Жива, родная?.."
  Нет НАС... где я живу, где ты живёшь?..
  И - душу в пыль пустынную сминая, -
  Вопрос: ну а с детишками-то что ж?..
  Ведь даже если путь людских рождений
  Предвозвещён, и нет отмены им,
  То и тогда - быть личностям иным,
  Не нашим малышам... И чьи колени
  Качали б их?.. Нас - две травинки в сене, -
  Что сблизит ТАМ... и мы ли их родим?..
  И если б даже - может быть, влекомы
  Тем притяженьем, что из далека
  Стремит друг к дружке души, но пока
  Научным дисциплинам не знакомо, -
  Мы встретились, всё было б по-иному:
  Ни звука, ни родного огонька
  Из повести, чья каждая примета -
  Частица НАС; чей лик неповторим...
  О нет - мы ей исчезнуть не дадим!..
  Так - словно от шального рикошета
  Вострепетав, - когда б явился им, -
  Ответили б... иль ты оспоришь это?.."
  
  - 32 -
  
  От зла лишь зло родится...
  
  А. К. Толстой, "Царь Борис"
  
  
  Я замолчал, чтоб миг передохнуть,
  И ждал - не даст ли вестник отклик некий...
  Но всё сжимал, как сгиб гитарной деки,
  Он кистью кисть... Он словно разомкнуть
  Боялся их - и мысль мою спугнуть;
  И был недвижен - брови лишь и веки
  Чуть шевельнул... То знаком продолжать
  Мне было; и всплеснувшейся струною
  Мой голос зазвенел тогда опять:
  "Их ужаснул бы помысл про иное
  Теченье жизни; повесть лишь одну -
  Лишь эту, - назовут они своею:
  Про то, как были брошены в войну,
  Под пули и снаряды, в ту траншею.
  Их истинная встреча - там, тогда!..
  Она, едину плоть из половинок
  Создав, дала любовь, детей-кровинок...
  Иной удел - что мёртвая вода;
  Им - словно чёрной свастикой звезда, -
  Затмилась бы их песнь непоправимо...
  Но молви же теперь: за эту быль,
  За встречу, что истоком счастья стала,
  Должны ль они - скажи, ответь, должны ль, -
  То славить, что, ворвавшись в жизнь, помчало
  Их - разделённых тысячею миль, -
  Чрез призывные пункты и вокзалы,
  В укрепрайон, в дивизию одну,
  И в те мгновенья срочной перевязки
  Под пулями... И в лоно светлой сказки
  О суженых... И что ж - ужель войну,
  В тисках которой сжаты - нити к нитям, -
  На остриях незримых веретён
  Сомкнулись их пути, - благодарить им?
  Нет! Пусть велит причинности закон,
  Которым разум наш порабощён,
  Всё в мире возводить к первособытьям, -
  Я это не приму! Ни силам тьмы,
  Ни войн, болезней, горя метастазам
  Никто из нас вовеки не обязан
  Ни счастьем, ни любовью, ни детьми!
  Противится той мысли всё живое,
  Что б силлогизм мертвящий ни гласил;
  Так молвлю я - и так бы эти двое
  Сказали, если б их ты вопросил...
  Нет! Пусть пред судьбозиждущей канвою
  Бессильны наши "contra" все и "pro", -
  Но геноцид, бомбёжки и блокаду
  Я тем, что претворяется в добро,
  Не назову! То значило бы - аду
  Творить поклон; то значило б - предать
  Диаволу в поживу всё святое...
  О нет! Не быть лжелогике пятою
  Для змея! Зло - ничем не оправдать!
  Я это говорил и там, в низине,
  И молвлю пред тобой, чья длань мощна.
  И пусть, сказал ты, вера не дана
  Душе моей, - я это молвлю ныне,
  Как будто всё же есть во мне она".
  
  - 33 -
  
  И завершил я речь. А тот, со мною
  Пребывший над безмолвием земли, -
  Когда к концу сквозь тщанье затяжное
  Слова мои уж явственно текли,
  Он толику шепнул чередословий;
  И не ко мне их даже обращал,
  А словно знака некоего ждал
  На атмосферно-облачном покрове,
  Наш мир от беспредельного "извне"
  Укутавшем в пяти воздушных струях; (20)
  И уловить сумел я в тишине
  Лишь отзвуки - "Ган Эден", "Нефеш", "Руах"... (21)
  Я знал их смысл; но лишь теперь о том
  Подумал, что со мной совсем иными
  Словами - мне с младенчества родными, -
  Он говорил. Мне - сколь с ним был вдвоём, -
  Казалось должной данностию это;
  А он, черпнув финифть библейских строф,
  Прочёл, быть может, в лоне облаков
  Знак лишь ему понятного ответа;
  Когда ж я смолк, - дал стихнуть звуку слов,
  И снова речь потомков Иафета (22)
  Услышал я затем... Но и её,
  Как знать, ко мне ль тревожно-неустанно
  Стремил он, иль - сквозь слух, и взор, и стан мой, -
  К истокам, породившим бытиё...
  "Ужель, - он молвил, - властью, мною данной,
  Ты сотворил сказание своё?..
  Но нет! И раньше образы те жили
  В твоей душе. В ней трепет - потерять
  Тепло, узор и память милой были, -
  Слит с ужасом не меньшим: пребывать
  В долгу у зла, чья хищная печать -
  Знак выплавки в чудовищном горниле, -
  На том, что любишь... И, объединясь
  Душа к душе с неназванными теми,
  О ком в твоей рассказано поэме,
  Ты страстно восстаёшь на эту связь -
  При том, что, за неё же устрашась,
  Ты дрогнул перед странствием сквозь время...
  Но не того ли, кто б упрямо нёс
  Крест верности сему противоречью,
  Искал я?.. И, своим "должны ль?" вопрос
  Вернув мне, - знай: я тоже "нет" отвечу.
  Нет, не из тьмы цветок любви их взрос.
  И в сонме звеньев - в том, что эту встречу
  Предуготовил волею святой,
  Нет ни войны, ни крови, ни лишений.
  Се истинно. И отзвук правды той -
  В твоём "должны ль?". Внук сотен поколений,
  Чей ум причинно-следственной уздой
  Охвачен, - слепоты дитя, ты всё же
  Отринул тезис "зло - от Бога тоже",
  Избрав - у антилогии пребыть
  В плену, но не признать, не объявить
  Сосудом блага пыточное ложе
  И гранью жизни - антибытиё.
  И я не искушал, спросив про это,
  А сам на вопрошание своё, -
  Кто б ни был я, - с тревогой ждал ответа.
  И если ты, держась стези поэта
  И песнь сложив, вопроса остриё
  Ко мне простёр, - да будет так. Уверься;
  Из таин бытия сию - одну, -
  Узнай: всегда лишь к доброму зерну
  Восходит ab initio universi (23)
  Всё доброе. Ни тяготам былым,
  Ни тонущим в крови судьбоветвленьям
  Тот не обязан счастием своим,
  Кто счастлив. Се - превечным промышленьем, -
  Путь мира. И постичь не уповай,
  Как быть тогда с причинностью. Я ныне
  Тебе от сверхземных познаний край
  Был властен приоткрыть - но к сердцевине
  Познаний этих взору ничьему
  Нет доступа..."
  
  - 34 -
  
  ... Скажет ли глина горшечнику: что ты делаешь?..
  
  Кн. Исаии, 45, 9
  
  Сплачетца мала птичка,
  белая пелепелка:
  "Ох-те мне молоды горевати!
  Хотят сырой дуб зажигати,
  мое гнездышко разорити...
  Сплачетца на Москве царевна...
  
   (Плач царевны Ксении Годуновой (запись 17-го столетия) (24)
  
  Течёт моя Волга,
  А мне семнадцать лет...
  
   Здесь смолк он, словно сбиться
  Страшась, - и молвил, глянув вниз, во тьму:
  "Тебе уж срок в долину возвратиться;
  Но прежде чем из рук твоих возьму
  Сей жезл, - скажи: о чём ещё таится
  Вопрос в твоей душе?.. Ты видишь цель
  Лишь в счастии - и всё ж былому верность
  Хранишь... О чём ещё - решась отвергнуть
  Учительственный глас теодицей, - (25)
  Спросил бы ты небес тысячесферность?.."
  Так молвил он. А я в минуты те
  Вдруг ощутил, что словно истекаю
  Пером, которым пишут на листе
  "Конецъ"... Иль- на беду степному краю, -
  Исчерпанным колодцем иссякаю...
  И я шепнул: "Храм жизни по мечте?
  К нему ль душой и мыслию вернуться
  Зовёшь? И к тем - о сказочном пути, -
  Словам моим? О мире в Божьей руце,
  В спасающей и нежащей горсти?
  Ужель возможно всё ж?.." И здесь умолк я
  И взор сомкнул; мне, словно в грудь волна,
  Плеснули в душу образов осколки
  И отзвуков; и некая стена
  Из них - я знал, - воздвигнуться должна...
  Стена... стенанье... храм... иль перепёлки
  В хоромах плач мне слышен - юной той
  Царевны, обрекаемой в черницы;
  Плач, Кремль, по ней... И снова мчат рекой
  Созвучья и цвета... Вот гладь страницы
  Пустая; мне ль над ней с пером склониться,
  Иль сам я - то перо; одной строкой
  Истечь - и увенчать мне ею надо
  Призыв, приказ... иль сказку? И, влеком
  Видений-звуков петельным стежком,
  То пёрышко из девичьего клада
  Узрел я, что падёт - и в ясна-млада
  Пред милой превратится... а потом -
  Вновь виден мне колодец тот иссякший;
  Но я - не он; я в нём, на самом дне -
  Поэмы ни одной не написавший,
  Не знающий о храмовой стене...
  Я юн... Как звать? То ль Сашенькой, то ль Сашкой;
  Течёт Нева... а мне - шестнадцать мне...
  И кто меня туда?.. Вражда ль то чья-то
  Иль рок?.. В подземном царстве ли очнусь?
  Погибну ли? Иль всё ж домой вернусь
  На птице чудной; в твёрдый склон покатый
  Вцепившись что есть сил, наверх рванусь -
  И выберусь!.. А если нет возврата,
  То, может быть, и выпав из гнезда, -
  Пусть больно, - всё ж восстану и не сгину,
  И сброшу со спины своей судьбину,
  И крикну Богу - "Больше никогда
  Не смей, горшечник, мять и резать глину!
  Она - живая! Это ли, творец,
  Забыл ты? Иль за скобки - а, создатель? -
  Ты это вынес? Страшен твой резец!
  Сквозь клеть судьбы, сквозь сеть земных проклятий
  Нам видится кромсающий ваятель;
  Но если так, то что ж ты за Отец?.."
  Но будет ли мне Тот, кто на престоле,
  Внимать... как древний царь, что видел сны,
  Тому, кто - юным продан в даль, в неволю
  И заточён в темницу без вины, -
  Стал над людьми полуденной страны
  Властителем... увы - не зная доли,
  Потомкам уготованной в краю,
  Куда и он, и царь тот благодарный
  Призвали на житьё его семью...
  Нет, он не знал про жертвенно-алтарный
  Удел их... не узнал он в жизни сей,
  Что сам - любя, зовя, - на рабства путы
  Праправнуков обрёк... что их детей
  Прикажет убивать наследник лютый
  Царя, чьим другом был... Но нет... как знать!..
  Когда бы прародитель престарелый
  Им повелел лишь голод переждать
  В стране царя - и в отчие пределы,
  Что Промыслом даны, уйти опять, -
  Быть может, бремя рабского удела
  Не пало б на народ?.. (26) Так чья ж тут, чья
  Вина? Иль предрешённости капканом
  Сдавило их, беспомощных?.. А я -
  Здесь, над земным привычно-милым станом,
  Держа ответ за участь бытия
  Пред сим жезловручителем нежданным, -
  Предвижу ль то, чему, быть может, здесь
  Кладу начало?.. Будет ли отомкнут
  Предел блаженств для нас и для потомков?
  Даруется ль - глядеть, и петь, и цвесть
  По-юному? Иль образом фантомным
  Пленён я?..
  
  - 35 -
  
   Пёстрым клином кружев-крыл
  Умчались вдаль и звуки, и виденья;
  Но, наделённый силой сверхпрозренья,
  Их тот, со мной пребывший, уловил -
  И молвил мне: "Путь рабства и плененья
  Предотвратить никто не властен был -
  Ни праотец седой, ни сын Рахили,
  Чью вспомянул ты жизнь, кому под стать
  Край юности покинул... но не ты ли
  И венчан в срок?.. Тебя заставив сжать
  Знак власти, я пришёл не искушать -
  Искать путей!.. Пред грозно-вечным "или"
  Тебя поставив, знал я лишь одно;
  Твоей ни в чём не связывая воли,
  Но весть ловя из вечныя юдоли,
  Я точно знал - не будет свершено
  Перерожденье мира; Божий стилос
  Не перепишет книгу действ земных...
  Но даже в тайниках надвременных
  Заведомо мне всё ж не возвестилось -
  Что будет? Согласишься ль жезл воздеть,
  Отправишься ли в путь к мироистокам,
  Но зло там не сумеешь одолеть,
  Не сможешь разорвать соблазна сеть...
  Тогда, назад вернувшись, не упрёком
  Ты встречен был бы... Память лишь о том
  Я стёр бы из души твоей - от мига,
  Когда тебе явился; и ни сдвига
  Не вызвала б в текущем иль в былом
  Попытка та. Наматыванье нитей
  Причинно-временных на мира ось -
  С соблазна лишь, с изгнанья началось;
  Дотоль - была важна лишь суть событий...
  Но мне до срока ведать не далось
  Ни сбудется ль тот путь твой в праобитель,
  Ни то, что - мною поднятый сюда,
  Рукой оцепеневшей жезл сжимая
  И сквозь дрожанье плоти мне внимая, -
  Ответишь ты; ни то, что так тверда,
  На ужас, на смятенье невзирая,
  Пребудет здесь, над миром, предо мной
  Твоя душа, столь жаждущая рая;
  Что жезл, дарящий властью неземной, -
  Им не взмахнув, чтоб мир создать иной,
  Но притязаний всё же не смиряя, -
  Ты не отдашь, и третий путь явить
  Потребуешь... Нет, я не знал об этом
  Заранее... Но ты - по всем приметам, -
  Тот самый... Был я послан говорить
  Не с тем, кто жаждет Имя освятить,
  Не с мужем знаний - именно с поэтом.
  Так было предуказано; и се -
  Быть может, я к тебе, а не к иному
  Был послан, ибо, словно странник к дому,
  Влеком ты сердцем к сказочной стезе.
  Ты чужд отважной веры строгоокой,
  Робеешь тягот, ловишь неги блик
  И жаждешь - да избавят в светлый миг
  От ноши даже той, не сверхжестокой,
  Что выпала. И всё ж в душе воздвиг
  Ты храм чудесный. Более пророка
  И тех, кто жизнь за веру отдавал,
  Ты чаешь чуда. Словно узник воли,
  Как близких ждут с войны, его ты ждал.
  И ты мне был указан; не дано ли
  Тем самым знать, что некий срок настал
  И наконец услышан крик "доколе?!."
  И, коль указан ты, а не иной,
  То, вопреки ученьям и аскезам,
  Тот третий путь, взыскуемый тобой,
  Быть может, всё ж не будет шаатнезом;
  Быть может, срок настал, и уж надрезан
  Плод древа жизни высшею рукой;
  И лик тобою чаемого храма
  Вот-вот уже забрезжит в темноте;
  И наконец услышит сын Адама:
  Живи не по судьбе а по мечте!
  При том, что ни на йоту позабыта
  Не будет та история скорбей,
  Чей каждый миг - священных строк святей...
  Свершится ль так? Мне это не открыто.
  Но вижу в толще мира-монолита
  Надежды свет: он ярче и сильней!
  Сии слова - мой дар пред тем, как скроюсь, -
  Взамен жезла, что я возьму сейчас.
  Вернись же к тем, кто, ждать не утомясь,
  С тобою делит чаянье и поиск;
  И пусть надежды свет утешит вас".
  
  ЭПИЛОГ
  
  ...поплыли они по реке в судах. В одном судне с Февронией плыл некий человек, жена которого была на этом же судне. И человек этот, искушаемый лукавым бесом, посмотрел на святую с вожделением. Она же, сразу угадав его дурные мысли, обличила его, сказав ему: "Зачерпни воды из реки сей с этой стороны судна сего". Он почерпнул. И повелела ему испить. Он выпил. Тогда сказала она снова: "Теперь зачерпни воды с другой стороны судна сего". Он почерпнул. И повелела ему снова испить. Он выпил. Тогда она спросила: "Одинакова вода или одна слаще другой?" Он же ответил: "Одинаковая, госпожа, вода". После этого она промолвила: "Так и естество женское одинаково. Почему же ты, забыв о своей жене, о чужой мыслишь?"
  
  Ермолай-Еразм (16-ый век), "Повесть о Петре и Февронии Муромских"
  
  Здесь, смущена, играючи,
  Будет моя рука
  Вестью снежинки тающей -
  Сколь белизна хрупка.
  
  Алекс Манфиш, "Улица детства"
  
  Он кисть мне сжал, взял жезл; затем за пояс
  Чуть тронул... я второй руки успел
  Увидеть взмах - и, словно быстриною
  Подхваченный, на землю вновь слетел.
  И тот же сад был снова предо мною;
  Но не было уж тех видений там,
  Что поразили ранее: ни склона,
  Ни звёзд или свечей сквозь елей кроны;
  И чуть вдали не высился уж храм.
  Всё стало вновь как было. "Здравствуй, Саша!" -
  Мне словно молвят травы, и кусты,
  И озеро, чья арфе ль, сердцу ль чаша
  Подобна, если глянуть с высоты...
  Всё стало тем же, в чём купая очи,
  Что знал я?.. кроме песен позывных,
  Да звёзд, да одноклассниц кружевных,
  Да пушкинских четырнадцатистрочий...
  
  Всё то же... Но вокруг себя узнал
  Я тех, чьи - до моста и предстоянья,
  На том обрыве, - взоры увлекал
  Сквозь глуби, где вершится разверзанье
  Ущелий зла; чьим был проводником;
  Те, пред тревожной вдумчивостью чьею
  Не скрыл я - и о сём не сожалею, -
  И собственных метаний, ран, истом...
  Мои глаза их всех легко вмещали,
  Смыкая стан со станом, с ликом лик.
  И я услышал тихое: "Мы ждали -
  Ты должен был вернуться, проводник".
  И голос - женский, - томно всколыхнувшись -
  Так взбуживают струны пред игрой, -
  Промолвил: "Где б ты ни был, - но, вернувшись,
  Покой вкуси и очи призакрой".
  И, словно на исходе пребыванья
  С вручившим жезл - когда произносил
  "Ужель возможно всё же, чтоб мечтанья
  Сбылись?.." - я и душою ощутил,
  И плотию исчерпыванье сил,
  И осенился негой истеканья,
  В которой некий царственный был свет;
  И знание - не взятое ль оттуда,
  С того моста, иль посланное вслед, -
  Шепнуло мне: пред чающими чуда
  Поспешность не нужна и сроков нет...
  И если - сколь ни взыскан даром слова, -
  Сейчас, в сей миг мне трудно говорить, -
  Не надо! Будет время всё открыть;
  Когда ж уста и сердце не готовы,
  Воде лишь вкруг челна подобным быть
  Что ни скажу, - с того ль начну, с иного, -
  Обречено: отколь ни зачерпни -
  Всё то ж... так прочь соблазн поспешной речи!
  Те, с кем я здесь, - сумеют ждать они,
  Пока в слова успею всё облечь я;
  И тот же голос молвил: "Отдохни!
  Мы будем ждать и чаять новой встречи".
  И, словно Божью мысль держа в горсти,
  Подумал я, что к нам, в юдоль земную,
  Должно явиться нечто... низойти
  Сквозь пелену причинно-временную,
  Нетщетность упованья знаменуя
  На то, что быть желанному пути!..
  Мы чаем чудо - я и те, что рядом;
  И отворилось - сколь наш сонм ни мал, -
  Вместилище молчанья; и над садом,
  Над елями, над озером ниспал
  Чистейший снег; и, падая, блистал
  На зависть всем убранствам и окладам.
  Безмолвно, не решаясь зазвенеть,
  Лилась снежинок свежесть нам на лица;
  И нам казалось - ёлочный венец
  Вот-вот на наших прядях водворится.
  И тут же - участился сердца гук
  В восторге: как - для нас непостижимо, -
  Но ни одна из звёздочек-снежинок
  Не таяла, достигнув наших рук!..
  Не таяли они! Их лик звездчатый
  Не исчезал, а ярче диадем
  Сиял - и возвещал сияньем тем,
  Что, может быть, уж скоро зла захваты
  Исчезнут, и не будут уж ничем
  Ни красота, ни счастие отъяты.
  И как библейский звательный падеж
  Иль слово о любви из уст царицы,
  Торжественно уж скоро возвестится -
  Живущим - о нетщетности надежд...
  Так обещай, мой сад, моя долина,
  Что добрым нас одаришь ты плодом!..
  И отпусти - чтоб думать вновь про сына,
  Про маму, про жену, про дочь, про дом,
  Про то, что дома - мягкая перина
  И можно спрятать голову в подол...
  А вы, что рядом... чутко, без вопросов,
  В усталом и седом проводнике
  Вам видится ль юнец, что налегке
  Жить чаял по мечте, судьбу отбросив?..
  Ах, вот бы мне тогда такую россыпь
  Не тающих снежинок на руке!..
  
  
  ПРИМЕЧАНИЯ
  
  
  17. "requiem post bellum" (лат.) - "отдых после войны"
  18. "Шаатнез" - одежда, сочетающая нити из шерсти и льна, т. е. имеющие принципиально разное происхождение (шерсть - животное, лён - растительное). Такая одежда или ткань, согласно иудаизму, запрещена.
  19. "tempus est videre" (лат.) - "время видеть"
  20. Земная атмосфера содержит пять основных слоёв: тропосфера, стратосфера, мезосфера, термосфера и экзосфера.
  21. "Ган Эден", "Нефеш", "Руах" (ивр.) - соответственно "сад Эдема" (буквально "сад неги"), "душа", "дух"
  22. В данном случае - русскую речь. "Иафетическими" (или "яфетическими") называются все языки индоевропейской семьи. Потомки Иафета - народы, говорящие на этих языках.
  23. "ab initio universi" (лат.) - "от начала вселенной"
  24. Это одна из шести песен, найденных в 19-ом веке в архиве англичанина Ричарда Джемса, который побывал в России в начале 17-го столетия - уже в Смутное время, - был очевидцем свержения Годунова и некоторых последующих событий. Джемс был образован и любознателен, среди его бумаг нашли словарь с переводами и пояснениями ряда русских слов, а также записи шести народных песен. В том числе - два плача царевны Ксении (отрывок из одного цитируется здесь); народ очень сопереживал ей, потерявшей отца, мать и брата: вдова Бориса царица Мария и их сын - уже ставший царём Фёдор, - были задушены сторонниками самозванца ещё до его прибытия в Москву. Ксения же была насильно посхимлена по приказу Лжедмитрия, затем же, очень вероятно, столь же насильно (и вопреки иноческому чину) была взята им в наложницы. После его смерти она бежала и в 1608-ом г. находилась в Троице-Сергиевом монастыре во время его безуспешной осады поляками. Позже Ксения проживала в монастырях; умерла в 1622-ом году.
  25. Теодицея - религиозно-философское учение, цель которого - "оправдать" Бога, тем или иным образом увязывая при этом наличие в мире зла с монизмом, т. е. концепцией всемогущества Божьего.
  26. Инициатор приглашения семьи и рода Иосифа в Египет - фараон, которому он служил: "И сказал фараон Иосифу: скажи братьям твоим: вот что сделайте: навьючьте скот ваш и ступайте в землю Ханаанскую; и возьмите отца вашего и семейства ваши и придите ко мне; я дам вам лучшее в земле Египетской, и вы будете есть тук земли" (Быт. 45, 17-18). Ни Иаков, ни Иосиф и никто из семьи, согласно библейскому тексту, не собирается покидать страну, где они поселились. Иаков завещает, чтобы его похоронили на родине, но перед смертью он говорит Иосифу: "вот, я умираю; и Бог будет с вами и возвратит вас в землю отцов ваших" (Быт. 48, 21), но не велит сыновьям предпринять что-либо для исхода. Получается, что возвышение Иосифа и связанное с этим гостеприимство фараона обусловили - если не прямо, то косвенно, - последующее пленение евреев в Египте. Можно спорить о том, был ли у них выбор - остаться либо уйти по собственному почину сразу по окончании голода. Но имеется концепция извечности всего, что сказано в Торе; и тогда рабство было предопределено... В таком случае, правда, выходит, что ни праотцы, ни Моисей не имели свободной воли... Но это один из религиозных парадоксов, разрешить которые я не в силах.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ПОСЛЕСЛОВИЕ - ЧИТАТЕЛЯМ ОТ АВТОРА То, что прочитанная вами поэма архетипически преемственна 'Божественной комедии', поясняется в самом начале её - эпиграфом к прологу, - и подчёркивается рядом откровенных аллюзий. О том же, что моя поэма, при этом, - не 'подражание', а вполне самостоятельное творение, - свидетельствуют её строки. Но имеются моменты, которые я сам - автор, - уяснил себе лишь закончив произведение. И рад этому. Ибо, осознав некоторые связи, подобия и параллели не в ходе творческого процесса, а по завершении его, ощутил печать благословения на своём труде. Это - знак того, что моя поэтическая мысль была подключена к некоему высшему источнику. Поделюсь же тем, что осознал и прочувствовал. Я всегда понимал, что сама причастность к древнему, великому и давно 'обжитому' культурному пространству-'космосу' практически исключает создание чего-то совершенно не восходящего к тем или иным 'образцам'. Но только написав поэму - задумался: а чему аналогично соотношение между нею и эпическим полотном 14-го столетия? И меня осенило. Для моего 'Предстояния' 'Divina commedia' явилась предшественницей так же, как для 'Энеиды' Вергилия - 'Илиада' и 'Одиссея'. И в обоих случаях преемственное написано на ином языке, нежели прообраз, и отделено от него по меньшей мере семью веками. И написано - проводником. Правда, в 'Предстоянии' проводник - сам автор. Но, может быть, сама эта роль - пусть даже в воображении, - связана с желанием и способностью принять некую творческую эстафету. И именно - через века, языки и страны. То есть - в масштабе упомянутого мною культурного 'космоса'. И - второе. Я даю образ бездны - не в вечности, а в нашем мире. Но противополагаю ей надежду на преодоление её, на полное уничтожение зла. Надежду, которая светит мне... нам... подобно пойманной в руку и не тающей снежинке. Это, казалось бы, антитеза заключительным словам надписи над вратами ада в 'Божественной комедии' (Песнь 3, строка 9) - 'Входящие, оставьте упованья' (или, в более известном варианте, - 'Оставь надежду всяк сюда входящий'). Да, там изображается бездна, брошенные в которую должны, казалось бы, смириться с тем, что им никогда уже не будет лучше. И всё же - нет! Встречая души, изнывающие в ещё не самых глубинных кругах преисподней, и сочувствуя им, Данте спрашивает вожатого, что будет с ними после Страшного Суда - усилятся ли ещё более их муки или, быть может, уменьшатся. И вот что отвечает ему Вергилий (Песнь 6, строки 109-111): '... Хотя проклятым людям, здесь живущим, К прямому совершенству не прийти, Их ждёт полнее бытие в грядущем'. Парадоксальные строки, противоречащие начертанному на вратах... Осознавал ли это сам Данте? Я склонен - и хочу, - предполагать, что нет; что его побудила написать эти строки та самая подключённость к высшему источнику, возвестившему его устами: надежда может быть даже в аду, она и посмертна, и бессмертна. Это мне тоже было дано уяснить и прочувствовать лишь когда моя поэма была уже завершена. И тем лучше. Мне словно было сказано - не тающие снежинки побывали не только на твоих ладонях; твоей творческой задачей было взять и разжечь по возможности ярче свечу надежды, зажжённую в начале мира и передаваемую из рук в руки. Что ж, хочется думать, что мне удалось засветить этот огонёк.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"