Ленка стояла на обочине. Лил дождь в кромешной тьме.
Около полуночи тридцать первого декабря встречать отдыхающих бесполезно. Да никто из разводящих, кроме малолетней Ленки, их тут и не ждал. Если кому и вздумается отметить Новый год в Крыму, то проедут мимо Гурзуфа в Ялту.
Десятилетняя девочка осознавала безнадёжность ожидания, но дома закончилась всякая еда, а на кровати хрипел тяжело простуженный дед, просил хоть глоточек водки.
Не останавливаясь, проехал битком набитый микроавтобус. На миг пространство вспыхнуло электричеством, криками, смехом, пьяной песней. И стало ещё тише, и чернее.
Но вскоре темнота сменилась прозрачной молочной ясностью: высокая луна выступила из-за туч, проявив снег на хребте Аю-Дага. Дождь поутих и лишь слегка побрызгивал. Издалека со стороны Симферополя завиднелись пляшущие столбы фар, послышалось дребезжание цепочки, волочащейся по асфальту. Появился светящийся празднично куб троллейбуса.
Поравнявшись с девочкой, троллейбус остановился, с шипением раздвинулись гармошки дверей. Водитель весело крикнул:
- Разводящая, повезло тебе! Принимай гостей!
Ленка скинула капюшон и с надеждой воззрилась на двери.
В салоне находилось только двое пассажиров. Громоздкий мужчина лет пятидесяти с сигарным обрубком в крупных губах. Пухленькая миниатюрная дама в шляпке с вуалеткой. Дождь притушил тление сигары, и мужчина небрежно отплюнул её в сторону.
- Котёнок, неужели мы вновь в Гурзуфе? - звонко воскликнула дама, ступая на асфальт высокой шпилькой.
Мужчина, прищурившись на дрожащую мокрую девочку в резиновых сапожках, штопанных на коленях колготках, коротенькой плисированной юбочке, куртёнке с капюшоном, процедил:
- В Гурзуфе, дорогая, в Гурзуфе, спустя каких-то тридцать лет...
И вытянул из салона за длинную ручку чёрный чемодан на колёсиках. Троллейбус смежил двери и уехал.
- Милый, я никак не привыкну, что мы в Союзе... то есть, в России! Ах, Россия, кто бы мог подумать, что так запросто сможем вернуться в бывший СССР!
- Дорогая, теперь Крым принадлежит Украине. Украина - не советская республика, а самостоятельное государство, - и мужчина, раскинув над головой прозрачный зонт, обратился к Ленке. - Не правда ли, малышка?
Ленка пожала плечами. Ей было всё равно кому принадлежит Крым, лишь бы этим людям потребовалось жильё в Гурзуфе, лишь бы они не приехали к кому-то конкретному в гости.
- Как это мило! - засмеялась дама, не уточняя, что именно умиляет её.
Мужчина поморщился на миг, и тут же произнес заветные слова:
- А не сдаёт ли тут кто жильё, деточка?
- Я вас провожу! Где вы хотите жить? Возле моря, в центре города, или...
О таком счастье Ленка и мечтать не смела. Ох, и отхватит же теперь процент от тётушки Аделаиды, ведь именно та владела самой шикарной жилплощадью в Гурзуфе: с кондиционерами, джакузи, биде и всякими прочими ненужными простым смертным удобствами. Уже через пятнадцать минут Ленка получит причитающиеся ей за доставленных клиентов гривны, и сразу купит в круглосуточном гастрономе деду бутылку водки, и всякой еды, вот и у них получится настоящий Новый год.
Над морем затрещали разноцветные фейерверки.
- По Москве полночь, а по-местному через час только новый год, - сумрачно пояснила Ленка, хоть и обрадовавшаяся везению, да по привычке всегда угрюмившаяся. - Идёмте!
Мужчина указал глазами на чемодан, девочка без слов подцепила его и перешла через дорогу к тропе, спускающейся к городу.
- Смышлёная малышка, - усмехнулся мужчина, и, взяв спутницу под руку, последовал за проводницей.
Послышался стук чемоданных колёсиков, прыгающих по ступеням.
- Всё та же лестница! - воскликнула умильно дама. - Ничего не изменилось! Те же узкие выщербленные ступеньки...
Ленка остановилась в ожидании, заметив, что взрослые вдруг обнялись. Ленка смотрела на них нахмуренно.
Дама зашептала задыхающимся голосом:
- А помнишь, ты меня тут подстерёг и...
- Дорогая, ребёнок рядом. Впрочем, они тут все дикие...
Мужчина выдвинул язык, и впихнул его в рот женщины. Глаз его при этом вывернулся в сторону девочки, и уставился немигающе как неживой. Ленка поёжилась, подхватила чемодан и потянула дальше. Чемодан неуклюже пританцовывал на неровном асфальте.
За спиной послышалось:
- Она разобьёт весь парфюм, котёнок, скажи ей, чтобы везла полегче.
- Что может понимать в парфюме эта маленькая дикарка?
- Но слово чемодан она же в состоянии понять, - и дама взвизгнула. - Девочка, вези поаккуратнее!
Ленка повезла чемодан медленнее. Но вскоре парочка забыла про неё, засмотревшись на абрис Аю-Дага, и Ленка опять заторопилась.
Комфортабельная квартира показалась им убогой, но ничего лучшего всё равно не было, и они согласились. Ленка получила от хозяйки свою долю, и уже шагнула за порог, как услышала.
- Котя, а помнишь, мы жили в такой хлипкой хибаре, за пионерским лагерем "Артек", на крыше домика висел череп лошади, туалет был на улице, дощатая такая кабинка, ты забирался на его крышу, и рвал с дерева миндаль...
- Да, дорогая, это был типичный татарский домик, а про миндаль что-то я запамятовал, и, говоришь, череп коровы?
- Лошади! Ты что забыл? Хозяева ещё сильно пили, а их дочь, моя ровесница, занималась проституцией.
- Дорогая, ребёнок слышит.
- Ты сам сказал, они дикие. Простите, это фигурально! - последняя фраза относилась к хозяйке.
- А нам лишь бы отдыхающие довольны были! - широко улыбнулась золотыми зубами тётушка Аделаида, подтолкнула Ленку к порогу и вышла вместе с ней, елейно причитая уже за закрытой дверью. - Располагайтесь, отдыхайте, с новым годом вас! - и с заговорщической интонацией. - Как там дедушка-то твой?
- Болеет.
- Мамка-то не пишет?
- Не пишет.
- Ну, беги-беги, молодец, стараешься!
Принеся домой снедь, Ленка залезла на чердак, а с него на крышу дома, и сшибла с макушки изъеденный ветром и дождём старый лошадиный череп.
Утром дед лежал мертвецки больной: рука с кровати упала на пол, голова свешивалась, лицо посиреневело, хрипы клокотали в горле, стекала прозрачная слюна.
Ленка подняла тяжёлую дедову голову на подушку, подняла и упавшую руку, положила на впалый живот старика. Дед замычал, замотал головой. Ленка вытерла ему слюни, зашла в кухоньку. На столе подсыхала, расписанная красками галька. Нехитрые пейзажи с волнами, парусом, чайкой, кромкой берега и надписью "Гурзуф". Ленка по одному сложила камешки в авоську и понесла Антону Валерьевичу, отцу школьного учителя рисования, торговавшему на базаре всякими крымскими рукодельными сувенирами. За каждую картинку на камне Антон Валерьевич давал Ленке гривну. Сам продавал по десять-пятнадцать, но Ленка не обижалась, негде ей больше зимой сбыть малеванки. Летом ходила по пляжу, показывала расписные камешки загорающим. Иногда неплохо платили, но бывало, что и весь день по солнцепёку пробродит, босые ноги о гальку собьет, а ничего не продаст. У Антона Валерьевича наверняка, хотя много гальки за раз и не брал, штук десять в неделю, другие местные живописцы тоже приносили камешки.
Сегодня Ленка пришла раньше всех: народ отсыпался после новогодней ночи. Седобородый Антон Валерьевич как обычно раскладывал безделушки на прилавке. Купил у Ленки аж двадцать камушков. И Ленка заулыбалась, глядя на смятые купюры в ладошке. Хорошо начался год, вчера повезло, сегодня удача, может, так и дальше пойдёт, совсем жизнь наладится, и дедушка пить перестанет, и мама домой вернётся, а однажды в дверь зайдёт высокий красивый молодой человек и объявит: "Вот он я, Ленка, твой папа!"
Возле бочек с разливными массандровскими винами Ленка приметила ночную парочку: дамочка хохотала шуткам виноторговца, а её спутник внимательно смотрел в сторону сувенирного прилавка. Ленка встретилась с отдыхающим глазами, и невольно слегка кивнула. На груди у мужчины висел большой чёрный фотоаппарат.
Отдыхающий повлёк даму к сувенирщику, и Ленка предпочла улизнуть. Судачить со вчерашними клиентами не о чем, да и нужно ещё купить деду пива и папирос, а в аптеке непромокаемую пелёнку под простыню.
Когда кормила деда толчёным картофелем с жареными шкварками, то услышала во дворе женский голос.
- Котёнок, смотри, миндаль, и как раз над туалетом, мы жили точно в таком же дворе! Смотри, собака грызёт какой-то жуткий череп! Может быть, лошадиный? Не тут ли мы жили тогда?
- Дорогая, тридцать лет минуло. Тот череп давно истлел. А все лачуги в Гурзуфе одинаковые. Дикий ведь народ живёт. Они так и сто лет назад жили, и сейчас живут, и будут жить через сто лет.
Ленка поставила миску с толчёнкой на стол и поднялась с табурета, застыв с повисшими по швам руками. В низкую дверь, пригнувшись, вошли всё те же отдыхающие. Дама тут же зажала нос наманикюренными пальчиками и выскочила вон.
- Котик, я подожду тебя снаружи!
- Здравия желаю! - просипел дед. - Чем обязаны?
Отдыхающий извлёк из кармана куртки раскрашенную гальку.
- Нам дал ваш адрес торговец сувенирами на рынке.
- А, - ощерился дед в коричневозубой улыбке, - это внучка - рисовальщица. Ленка, покажи дяде малеванки! Прикупить хотите?
- Э, да. Работы показались мне интересными. Кажется, у девочки талант.
- Правда? - вспыхнула румянцем Ленка.
- Я бы хотел показать эти... ммм... изразцы... профессиональным художникам.
- Похвастайся, внучка! - пихнул дед Ленку, взял с пола початую полуторалитровую пластиковую бутыль с пивом, и вставил в рот.
Ленка забежала в кухоньку. Отдыхающий шагнул следом.
- Вот! - провела рукой над разложенными на столе камешками Ленка. - И ещё есть в коробке, наверху, вот тут, на полке, снять?
- Очень хорошо, - произнёс задумчиво отдыхающий. Перевёл взгляд на окно. За штопанной тюлевой шторкой во дворе подпрыгивала и дёргала ветку с обледенелым миндалём дама. Покосился в проём кухонной двери. Виделся угол комнаты с фикусом.
Отдыхающий повернулся к Ленке, добродушно улыбнулся, приложил палец к губам, и резко дёрнул кофтейку на груди девочки. Пуговички мигом расстегнулись. Одна оторвалась и отлетела в комнату, заплясала по полу. Под кофточкой оказалась мальчуковая голубая майка. Отдыхающий заговорил громко:
- Прелестные пейзажи! Чудо, как милы!
И под эти слова разорвал на девочке майку. Обнажились ходуном ходящие рёбрышки под бледной кожей. Мужчина задрожал, отогнул тряскими пальцами обрывки майки в стороны. Ленка схватилась ладошками за мелкие как родинки сосочки. Отдыхающий вскинул фотоаппарат, послышались лязгающие щелчки, забрызгала вспышка.
- Потрясающие картины! Великолепные пейзажи!
Ленка забилась в угол и парализовано таращилась на фотографа.
- Сынок, берешь что-нибудь? - раздался дедов хрип, перешедший в затяжной кашель с плевками.
- Всё до камешка!
Отдыхающий опустил фотоаппарат, и вновь приложил палец к губам. Ленка отвела ладони от сосков и начала застёгивать пуговички. Отдыхающий осклабился и с азартом совершил ещё пару снимков.
Из кухни отдыхающий вышел первым. Лицо безмятежное. Дед лежал на боку, его подташнивало, но он сдерживался, и лишь утробно икал надувая щёки.
- А не знаете ли кого, - отдыхающий куснул ноготок на вибрирующем мизинце, - кто отвёз бы нас на Адалары?
- Что там делать сейчас, уважаемый? - прохрипел дед. - Море ледяное!
- Супруга желает. Так есть кто?
- Да кто хочешь! У меня вона моторка. Сколько заплатишь? Тридцать гривен дашь?
- Дам и пятьдесят! Да вы сможете ли...
- Малая отвезёт! Ленка!
Ленка появилась из кухни. Кофтейка застёгнута наперекосяк. В руках увесистый полиэтиленовый пакет с галькой.
- Отвезёшь людей на Адалары.
- А она справится?
- Хо, морской волк, вся в меня! Я же всю жизнь на рейсовом катере Гурзуф-Ялта проработал! "Сергей Тюленин" называется - слышал? Столько швартовых отдал, тебе и не снилось, сынок! Теперь вообще не те времена, и люди не те стали, а ты вот добрый человек, я хороших-то людей за версту чую!
- Малеванки берёте? - буркнула Ленка наклоняясь, и поднимая с пола оторванную пуговку.
Отдыхающий извлёк бумажник, положил несколько банкнот на стол.
- Это за... хм, малеванки.
И протянул руку к Ленке. Девочка подшагнула, с натугой приподняла тяжёлый пакет, снизу вверх смущённо глянула в лицо покупателя, тот с незамутнённой улыбкой смотрел ей в глаза, принял пакет, двинулся к выходу.
- Мы придём в четыре, к центральному причалу. Изволь там быть.
Ленка не ответила.
- Изволит! - ухнул дед и срыгнул на дощатый пол пенную жижу.
- Малеванки! - с усмешкой повторил отдыхающий, и вышел.
На причале дрались чайки вокруг рыбьих кишок, выброшенных из ближайшего ресторана.
Ленка покачивалась в моторке. Завидев на лестнице, ведущей к причалу, отдыхающего с фотоаппаратом, напряглась, но тут же следом появилась дама, и Ленка успокоено вздохнула, дернула тросик, заводя двигатель. Дама несла на длинной бечёвке шар в виде серебристого сердца. Сквозь сизые выхлопы мотора она указала пальцем на борт Ленкиного судёнышка.
- Лодка называется "Атчаянная"! Через "а", котёночек!
И дама расхохоталась.
- Дикий народ, - посочувствовал мужчина.
Отдыхающие уселись в лодку, и Ленка направила моторку в сторону скал, сереющих метрах в двухстах посреди моря. Чайки с гвалтом неслись за воздушным сердцем.
Белые брызги взбивались обок моторки. Дама подставила ладонь под капли, и отдёрнула руку ожегшись льдистостью.
- А расскажи-ка нам легенду об Адаларах, - скучающе произнёс отдыхающий.
- Два брата, - буркнула Ленка и примолкла.
- И это всё, что ты знаешь? - усмехнулся он.
Ленка щурилась вдаль на острова и не отвечала.
- Им даже не интересна история родного края, - возмутилась дама, - живут глупо, как эти чайки.
Мужчина обнял даму.
- Мы судим поверхностно, дорогая. Что мы, в сущности, знаем об их духовности?
- О чём ты говоришь, котя, мне кажется, они только ловят рыбу и копают коренья.
- Какие коренья, дорогая?
- Право, не знаю. Мне так кажется, что они мотыжками окучивают некие коренья, а потом их выкапывают и употребляют в пищу.
- Ты божественна, дорогая! Коренья! Я расскажу об этом мистеру Вильямсу!
И мужчина с хохотом поцеловал даму в намакияженную щёку.
- Ах! - дама нечаянно выпустила из рук надувное сердце. Ветер рывками взметнул серебристый шар ввысь. Чайки отстали от лодки.
Моторка высоко подпрыгнула на жёсткой волне и сильно ударилась о встречный гребень.
- Ах! - опять вскрикнула дама и прижалась к груди мужчины. - Мы опрокинемся, куда она так гонит! Как далеко берег, котик, я боюсь, давай вернёмся!
- Да вон уже Адалары, - успокаивающе погладил её по плечу супруг, и поцеловал в волосы. - Ничего не бойся, дорогая, ведь я с тобой.
- Ты всегда со мной, котёнок, - растрогалась дама. - Я так тебя люблю.
- Я тебя тоже. Очень.
Киль лодки заскрежетал о камни. Лодка остановилась у скалы. Ленка заглушила мотор и поглядела на парочку.
- Сходить будете?
- Разумеется, - усмехнулся господин. - Ради чего мы сюда плыли!
- Не знаю...
Отдыхающий усмехнулся.
Дама спрыгнула на ближайший камень, приставила руку козырьком над глазами, запрокинула голову.
- Котёнок, какая высокая эта скала, с берега казалась намного меньше!
- Сорок восемь метров, дорогая, так написано в путеводителе. А соседняя - тридцать пять.
- Давай, кто вперёд покорит вершину! Догоняй, котёночек!
И дама поскакала по камням к подножию скалы. Мужчина не торопясь последовал за ней. Оглянулся на Ленку. Девочка сидела в лодке и не собиралась покидать её.
- Идём! - окликнул он её властно, и добавил нежнее. - Сфотографируешь нас вдвоём с супругой.
Ленка неохотно подчинилась, но продвигалась в некотором отдалении от карабкающегося по камням мужчины.
К вершине скалы вела извилистая тропа, то пронзающая осколок горы, то обвивающая снаружи, то крутая, то неожиданно поворачивающая под замысловатым углом, вдруг образующая кельи и площадки, откуда открывалась панорама на гористый берег, или на морскую даль.
Ленка потеряла из виду взрослых. Отдалённо доносился восторженный женский голосок.
- Вон моё сердечко, как оно далеко, летит в Турцию!!! И мы тоже послезавтра будем в Стамбуле! Сердечко, жди нас!
Мужчина не отзывался.
Прежде чем свернуть за очередной поворот, Ленка чутко прислушалась, несмело выглянула. Никого. Она оказалась на каменной площадке, похожей на балкон, и вдруг увидела дельфинов, игриво несущихся по волнам. Засмотрелась. Рядом неожиданно оказался отдыхающий. Он цапнул Ленкину руку и торопливо запихнул к себе в ширинку, прижал к взопревшим гениталиям, принялся мять маленькие пальчики костистыми пальцами.
- Котёнок, смотри, дельфины!
Радостный голос дамы послышался совсем близко.
Мужчина истово задёргал под брюками Ленкину руку, застучал зубами, сдавленно замычал и оттолкнул грубо девочку в сторону. Ленка ударилась спиной о стену и застыла. В ладони у неё поблёскивала мучнистая слизь. Ленка отстранила кисть и смотрела на собственную руку как на чужую.
Дама выбежала на площадку, разбагровевшаяся, с блистающими глазами.
- Дельфины! Вон они, вон, смотри, котёнок!
- Они восхитительны, дорогая.
Мужчина и женщина обнялись, склонив голову друг дружке на плечо.
- Какая же красота, любимый мой! Простор, море, небо, и мы с тобой над всем этим миром! Ты и я! Как же я счастлива! И это ты сделал меня самой счастливой женщиной на свете, котёночек мой!
Дама схватила руки мужчины и в экстазе осыпала их поцелуями.
- Спасибо тебе за любовь, спасибо, милый, родной, дорогой, бесценный, единственный мой! Я запомню этот миг навсегда, навечно...
Неожиданно лицо дамы исказилось от омерзения. Она выставила наманикюренный ноготь в сторону девочки.
- Фу! Она высморкалась! - слёзы задребезжали в голосе дамы. - Посмотри на эту дрянь, целая ладонь соплей! Мерзавка, испортила такой момент!
Дама нервно выпростала из пышного декольте кружевной платочек, метнулась к Ленке и затрясла им у её лица.
- Для этого существуют элементарные средства гигиены! Ты гадкая, очень плохая девочка!
Мужчина встревожено рыпнулся следом за дамой, обхватил за плечи и повлёк прочь.
- Успокойся, родная, мир полон несовершенства.
Дама, так и не отдавшая носовой платок ребёнку, приложила его к уголкам глаз, и затолкала обратно в декольте.
- Ну, почему так несправедливо, котёнок, одним дано всё... любовь, душа, крылья, способность воспринимать красоту, глубоко чувствовать... а другие низки, грязны, убоги... почему?
- Дорогая, это извечное противоречие, и нам лишь следует порадоваться, что мы... э... не копаем коренья!
Мужчина подмигнул спутнице. Дама развеселилась и шутливо щёлкнула его по носу. Они взялись за руки и принялись спускаться к лодке. Мужчина успел оглянуться на девочку и улыбнуться ей.
Ленка вытерла растопыренную пятерню о камни. В вязкость попал муравей, забарахтался. Ленка подобрала щепку и помогла муравью выбраться.
Когда спустилась к морю, отдыхающие уже сидели в лодке.
- Ополосни руки! - прокричала дама. Ленка и сама уже присела на корточки, поплескала ладошками в волне. Поднялась, вытерла руки об одежду. Дама, возмущённо качая головой, посмотрела на мужа, но ничего не успела произнести, потому что он взял её лицо руками, и обхватил ртом губы.
Ленка, стараясь не смотреть на пассажиров, перелезла в лодку, запустила мотор и порулила к Гурзуфу.
Двигатель заглох на полпути. Ленка дёрнула тросик раз, другой, третий...
- Ну, что ещё? - негодующе произнесла дама. - Я так и знала! Звони, котя, пусть высылают спасателей!
- Я сама, - буркнула Ленка и перешла на переднюю лавку. Достала вёсла и погребла.
Вёсла в руках ребёнка казались огромными как стволы деревьев. Девочка сильно разрумянилась и надсадно дышала от чрезмерной натуги.
Мужчина не мог отвести глаз от Ленки, закусил нижнюю губу до крови. Женщина полулежала, глядя в небо, но вдруг вскочила.
- Я хочу погрести! Это так романтично!
И, неловко балансируя, сделала шаг к Ленке. Ленка неожиданно ощерилась. Наморщенный нос задрожал, как у рассерженного щенка. Вздыбила угрожающе вёсла. Дама шокировано вытаращилась на девочку и тихо присела.
Ленка яростно погребла к берегу.
Дама заметила кровь на губе супруга и заботливо приложила к ране всё тот же кружевной платочек, вынутый из декольте.
На причале она заистерила: "Не смей платить этой маленькой нахалке!", но мужчина сунул Ленке деньги, а супругу под локоток повлёк вон с пристани, нежно приговаривая: "Дикие люди, дикие нравы, но завтра нас тут уже не будет, не переживай по пустякам, дорогая!"
Матрос красил чёрной эмалью оградительную цепь причала. Ленка попросила у него кисть и краску, и поверх первой белой буквы "А" в названии лодки "Атчаянная" вывела чёрное "О". Матрос весело бросил:
- Как поживаешь, Ленка?
Ленка вымученно подняла большой палец руки вверх.
- Мальчишки не обижают? Да тебя, попробуй, обидь! Сорванец! Но, если что, только скажи, ноги-то хулиганам поотрываю!
И матрос принял от Ленки кисть и краску. Ленка рыпнулась произнести слово, но матрос, беспечно насвистывая, продолжил красить причальную цепь. И Ленка понуро побрела восвояси.
Заморосило. По пути к дому Ленка промокла, ещё и поскользнулась на обледенелой булыжной мостовой, расшибла коленку. Приковыляла во двор, зашла в дощатую кабинку туалета. В дыре, на дне заметила пластиковый пакет, тот самый, что вручила днём отдыхающему, с раскрашенной галькой.
Пописала, принесла метлу, черенком выловила из дыры испачканный фекалиями пакет, высыпала камешки на землю. Влекомые дождевыми ручейками, с лёгким шорохом каменные картинки поползли со двора на улицу.
На следующее утро подморозило. Светило ласково солнце. Ленкины рисунки на гальке вмёрзли между булыжниками вдоль всей улице. Ленка попыталась отколупнуть один камешек, но лёд крошился с трудом.
- Днём пригреет, сами оттают, - выглянула из окошка дома с указательной табличкой "В музей Чехова" старушка в потрёпанной будёновке.
И Ленка решила отправиться на шоссе встречать новых отдыхающих. Хоть деньжата и появились, да всё равно нужно промышлять на голодный день: ничего не делать, или играть в детские игры Ленка не умела.
Новогодняя парочка поджидала троллейбус на остановке. Освещённый солнцем город раскинулся под горой. Мужчина приметил вдалеке, поднимающуюся по тропе к трассе, Ленку.
- Справлю малую нужду, дорогая.
- Я тебе говорила, котик, кофе слабит, а ты две чашки выпил в дорогу.
- Я скоренько, любовь моя.
И мужчина сбежал по ступеням, заскочил в ближайший кустарник. Ожидавшие транспорт люди на шоссе, не виделись отсюда.
Ленка брела по тропе. Бормотала:
- Je suis... tu es... il est...
Остановилась, озадаченно почесала лоб, заглянула в клочок бумажки, зажатой в кулаке, и двинулась дальше:
- Nous sommes... vous Йtes... ils... ils...
Опять остановилась, мучительно вспоминая склонение французского глагола "быть".
С неба медленно полетели снежинки. Ленка подставила ладошку, высунула язык, поймала снежинку.
- La neige...
Мужчина вышмыгнул из кустарника, сгрёб маленькое тельце и укрылся обратно в кусты. Ленка удивлённо смотрела на него, не понимая, откуда он взялся.
- Молчи! - грозно приказал тот.
И рывком задрал ей юбку, грубо стянул колготки вместе с трусиками. Ленка стояла не сопротивляясь. Мужчина, расстёгивая одной рукой ширинку, пальцами другой полез к девочке между тощих ножек. Неожиданно испуганно отдёрнул руку.
- Что это? Что там у тебя?
Пригнулся и шлепками принудил Ленку расставить ноги. Голенькая детская пися была прошита через край суровой ниткой, виделись следы йода и зелёнки.
- Чёрт! Что это такое? Ты больна? Что это?
- Просто. Дед зашил, - промолвила виновато Ленка.
- Да как это так? Да что же это? Он что, сумасшедший? Кошмар какой! Варварство! Да как ты в туалет ходишь, а помыться?
- Приноровилась...
- Ужас! Дикость! К врачу немедленно! Изверг! В милицию надо! Кощунство! Издевательство! Тюрьма по нему плачет! Одевайся и бегом в больницу!
Ленка кивнула и стала натягивать трусики, затем колготки.
Мужчина взялся застёгивать ширинку, но замер.
- А впрочем... - и он поспешно расстегнул брюки. Левой рукой прихватил девочку за затылок. Шлёпнул разбухшим содержимым правой руки ей по губам, по щекам, лупцанул сильнее, беспорядочно затыкал в подбородок, нос, глаза, шею, зарычал, замычал, заскрежетал зубами, протяжно застонал. Белесоватая вязкая жижа потекла по лицу ребёнка.
- Котёнок! - донеслось от шоссе. - Троллейбус едет!
Сразу же шагнул из кустов, пристально посмотрел вниз, вдаль, наверх и заторопился к остановке, размашисто перешагивая через две ступеньки. Уже слышалось, как троллейбус затормозил и раскрыл двери.
Ленка апатично натянула колготки, одёрнула юбку. Вышла на дорожку. Падал снег и быстро закрывал отпечатки мужских ботинок на ступенях. Ленка подняла глаза к шоссе. Рога троллейбуса поползли по контактным проводам в сторону Симферополя.
- Ой, милый, какая красотища! Горы сияют, море блестит...
На лестнице появились седой господин в очках с золотистой оправой и статная пожилая особа с ознобливо дрожащей чи-хуа-хуа в норковом комбинезоне под мышкой.
- Лапонька, - баритонально заворковал господин, - сколько лет мы здесь не были?
- Да уж годков этак... страшно сказать сколько, милый!
- Интересно, лапуля, удастся ли нам снять жильё...
- А вон девочка, явно местная, спроси у неё, милый!