Аннотация: Увлакательное расследование зарубежной полиции, целый клубок тайн.
ПРОЛОГ
Октябрь
Старик взялся за набалдашник своей трости, чувствуя, как ее изгиб уютно ложится в его ладонь. Взглянув на его руки, можно было заметить пожелтевшие суставы и темную, покрытую пятнами кожу, кончики пальцев, окрашенные охрой от многолетнего самокручивания сигарет: признаки старости и разложения наряду с необходимой палочкой. Свободной рукой он распахнул выкрашенную в зеленый цвет дверь туалета, позволив ей с грохотом захлопнуться за ним. На мгновение он остановился в тени двух живых изгородей, окаймлявших дорожку, пальцы теребили пуговицы его куртки. Затем, свернув на улицу, он моргнул, смутно осознавая, что фонари начинают светиться слабым янтарным светом на фоне темнеющей синевы.
Сумерки не были его любимым временем суток. Заходящее солнце ярко отражалось от линз его очков с толстыми стеклами, любое периферийное зрение представляло собой лишь очертания серого цвета, злобно глядящие на него из зданий по обе стороны. И все же он должен был выйти; должен был совершить это медленное путешествие от своего дома до угла улицы.
Ранее настойчивый голос заставил его надеть плащ, выдернуть трость из подставки в холле и с трудом спуститься на несколько пролетов каменной лестницы, ведущей на улицу. Тот же голос заставил его проглотить тонкую струйку мокроты, заставив почувствовать сухость в горле, приглашая его утолить эту ночную жажду. Это был голос, которому он всегда подчинялся.
Звук смеха заставил его на мгновение запнуться и поднять глаза. Они снова были там, те молодые хулиганы с другой стороны лестничной площадки, сидели возле паба, как будто это место принадлежало им. И, хотя вечер был не летний, он увидел, что девушки были одеты в облегающие блузки, молодые люди сидели, склонившись к ним, от их сигарет поднимались колеблющиеся струйки дыма. Ему пришлось бы пройти мимо них, чтобы добраться до двери паба, обойти стол и стулья, которые загромождали тротуар. На мгновение ему захотелось поднять свою палку и прокричать им проклятия, сказать, чтобы они убирались прочь, но вместо этого он опустил глаза и прошаркал мимо, надеясь, что они оставят его в покое.
Проходя мимо них, он мог слышать шепот, но не произносимые шепотом слова. Затем снова смех, хриплый смех, похожий на карканье ворон над мусорным ведром, звук преследует его за углом и до порога Каледонского бара. Он чувствовал, как колотится его сердце, и, когда он представил, как их взгляды поворачиваются, чтобы посмотреть, как он входит в паб, кровь прилила к его щекам, превратив их в гневные пятна. Но затем громкий ритм музыки из невидимого источника заглушил все, пока он вглядывался в полумрак, ища свободное место. Еще до того, как он занял свое обычное место в углу, бармен потянул свою первую пинту.
"Вот так, мистер Маккаббин. И еще маленький пакетик чипсов, а?" Ина, барменша с фиолетовыми волосами, улыбалась ему сверху вниз, аккуратно ставя его пинтовую кружку на бумажный коврик. "Что бы ты хотел на ночь?" У нас есть несколько вкусных бутербродов со вкусом ветчины, " продолжила она, качая головой, когда старик решил проигнорировать ее, поднес стакан к губам и сделал большой глоток.
"У капитана одно из его настроений", - кисло заметила Ина Тэму, бармену, который просто кивнул старому моряку и перевел взгляд на следующего посетителя, наклонив подбородок, что служило вопросом.
Дерек Маккаббин сидел неподвижно, спиной к окну, слушая знакомый перезвон записанной музыки, вздыхая в ночи, когда далекие образы давно минувших дней мореплавания промелькнули перед его взором. Ибо это было нечто большее, чем просто физическая жажда, которая приводила его сюда ночь за ночью; выпивка помогала ему забыть свой возраст и немощи, старые воспоминания, заглушающие нынешнее убожество, воспоминания, которые могли почти заставить его горькие губы скривиться в гримасе улыбки. Они наполняли его стакан еще несколько раз в течение вечера, прежде чем старик возвращался по улице, постукивая тростью по холодным твердым камням.
Возле паба Кирсти Уилсон задрожала.
"Хочешь зайти?" - спросила ее другая девушка, проводя пальцами по обнаженной руке Кирсти, отчего по коже ее подруги побежали мурашки.
"О, это просто тот старик напротив нашей квартиры", - ответила Кирсти. "У меня мурашки по коже".
Ева Магнуссон убрала руку, вместо этого потянувшись, чтобы пригладить свои собственные прекрасные светлые волосы, когда ветер начал поднимать пыль у их ног. "Я думала, тебе холодно", - заметила она.
" Вы боитесь мистера Маккаббина? " высокий рыжеволосый парень напротив них внезапно рассмеялся, гася сигарету о металлическую пепельницу. "Он и мухи не мог обидеть, этот старый чудак".
Кирсти неловко заерзала. Родж был прав, конечно. Старик был именно таким: старик, который не слишком хорошо видел и которому нужна была палка, чтобы каждую ночь неторопливо передвигаться по улице.
"Ты не должна быть такой, Керсти", - мягко запротестовал другой из мальчиков. "Тебе не жаль его, когда он совсем один, вот так?"
"О, у него, наверное, есть другие старики, с которыми он встречается в пабе каждый вечер", - сказала Кирсти, чувствуя, что начинается спор, и понимая, что ей будет хуже, если она сразу не капитулирует.
Колин покачал головой, настаивая на своей точке зрения. "Он всегда сам по себе. Я видел его, " добавил он задумчиво.
"У бедного старого папочки нет друзей!" Ева скорчила гримасу, затем рассмеялась, и остальные засмеялись вместе с ней, как они всегда делали.
Кирсти тихо вздохнула. Ева была признанной любимицей их группы, которую все обожали. Даже девчонки из универа не пытались конкурировать с ней, потому что какой в этом был смысл? Колин, Гэри и Родж делали вид, что их не смущает проживание в одной квартире с Евой Магнуссон, но Кирсти прекрасно знала, что любой из троих запрыгнул бы в постель к Еве, если бы у них был хоть малейший шанс. Особенно Гэри, подумала она, наблюдая, как темноволосый английский парень сузил глаза и улыбнулся поверх своего бокала., Колин и Родж, были совсем не во вкусе Евы: Родж был похож на большого медведя, больше чувствовал себя как дома в регби лучше, чем в классе. Или спальня, если уж на то пошло, - она поморщилась, вспомнив недавнюю пьяную ночь, о которой ни один из них никогда не говорил. И Колин Янг был слишком мил для такой девушки, как Ева Магнуссон; слишком мил и слишком нормален. Мальчик по соседству , Ева однажды позвонила ему, когда две девочки обсуждали парней, и в ее устах это прозвучало как своего рода оскорбление. Нет, сказала себе Кирсти, это было несправедливо. Ева никогда ни к кому не относилась недобро; именно это было в ней таким милым - и сводящим с ума. Вы могли бы позавидовать ее скандинавским голубым глазам и серебристо-светлым волосам, но она просто не могла вам не нравиться.
"У тебя просто подозрительный склад ума, Кирсти", - сказал ей Гэри. "Как твой старик".
"Да, ну, может быть", - согласилась Кирсти. То, что ее отец служил в полиции, помогло ей получить место в квартире Евы, она была уверена в этом. На мистера Магнуссона произвело сильное впечатление, когда она рассказала ему, что ее отец был сержантом полиции Стратклайда.
"Никогда не думала присоединиться к нему?" - Спросил Родж. "Неплохая работа для девушки в наши дни".
" Нет. " Керсти покачала головой. "Я больше похожа на свою маму. Определенно собираюсь работать в гостиничном бизнесе. Желательно где-нибудь в тепле. " Она снова вздрогнула и посмотрела на темнеющие облака.
"Ты должна быть самостоятельной, Керсти!" - Внезапно сказала Ева. "Не позволяй своим родителям диктовать тебе твою жизнь".
"Да, ты получишь крошечное местечко на Средиземном море, и мы все приедем на каникулы", - пошутил Колин, переводя взгляд с одной девушки на другую, удивленно подняв брови. Но улыбка шведской девушки вернулась почти сразу, ее милое выражение лица противоречило горячности, с которой она говорила.
"Давай, вернемся в квартиру", - сказала Ева, вставая и ища розовый кардиган, который соскользнул со спинки ее стула и валялся на полу.
"Вот". Колин подхватил его и накинул ей на плечи - простой жест, который произвел бы впечатление на Кирсти, но Ева ответила на него лишь слабой улыбкой, как будто это было ее долгом.
"Пятеро идут на Меррифилд-авеню", - пробормотал Колин, идя в ногу с Кирсти, Евой и остальными, которые уже были на несколько шагов впереди них.
Кирсти пристально посмотрела на него. Неужели он думал, что они дети, играющие в какую-то игру? Что ж, если это то, что он действительно думал, он был достаточно счастлив принять в этом участие, не так ли? Или его замечание было больше адресовано Еве? Кирсти проследила за задумчивым взглядом своей соседки по квартире. У нее не было сомнений в том, что Колин Янг был по-настоящему сражен, и на мгновение ей стало жаль его.
"Давай", - сказала она, беря его под руку. "Я включу чайник и приготовлю нам всем по чашке чая. Хорошо?"
Колин внезапно улыбнулся ей. "Знаешь что, Кирсти Уилсон? В один прекрасный день ты станешь кому-нибудь отличной крошечной женой."
ГЛАВА 1
Детектив-сержант Алистер Уилсон осушил свою кружку чая и удовлетворенно вздохнул.
"Хороший день?" Спросила Бетти с улыбкой.
"Да", - ответил ее муж, откидываясь на спинку кухонного стула. "Прямо как в старые добрые времена", - пробормотал он.
"Забавно, что Лоример снова вернулся в подразделение", - заметила Бетти. "Вы все были рады увидеть спину Митчисона, когда он получил свой перевод, но бьюсь об заклад, никто из вас никогда не догадывался, кто будет его заменой".
"Нет. Думал, что Лоример задержится на Питт-стрит еще надолго, когда снимется в "Супер детективе". Сокращения." Алистер пожал плечами, как будто это единственное слово объясняло бесчисленные изменения в полиции Стратклайда. Он взял свою пустую кружку.
" Еще чашечку, милая? Спросила Бетти.
"Да, почему бы и нет", - кивнул детектив-сержант. "Что-нибудь слышно сегодня от нашей Керсти?" - спросил он.
Бетти Уилсон покачала головой. "Она ужасно занята. Все эти задания. В мое время все было не так. У нас было много более практичных дел." Она лениво протерла столешницу салфеткой, аккуратно сложила ее и положила на край кухонной раковины.
"Ну, если она окажется хотя бы наполовину такой поварихой, как ты, любимая, у нее все будет хорошо". Алистер нежно похлопал свою жену по пышному заду, когда она проходила мимо его кресла.
"Не знаю, этого ли хочет наша Кирсти", - ответила Бетти. "Думаю, она нацелилась на что-то большее, связанное с гостиничным бизнесом." Она прикусила губу. Кирсти светилась энтузиазмом во время своего последнего визита домой, рассказывая своей маме все о возможностях для выпускников, которые открываются за границей. Хотя был еще только октябрь, она уже подала заявки на работу на лето в следующем году в отелях, расположенных так далеко друг от друга, как Майорка и Нормандские острова. Это было то, о чем она еще не сказала Алистеру. Кирсти была его любимицей, их единственным ребенком, и она знала, что мысль о том, что она проведет месяцы вдали от Шотландии, сильно ударит по нему.
"Ну, она работает круглосуточно по выходным в этом отеле, чтобы платить за аренду, не так ли?" Ответил Алистер. "И посмотрите, какие чаевые она получает от некоторых из этих посетителей!" - добавил он с ноткой гордости в голосе. "Ах, у нее все получится, Уилл Керсти, подожди и увидишь".
"Пенни для них", - сказала Мэгги Лоример, глядя на своего мужа, который смотрел в пространство, когда они сидели по обе стороны кухонного стола, между ними были остатки их воскресного ужина.
"Просто подумал, что на самом деле было здорово вернуться к старой команде", - сказал Лоример, закидывая руки за голову и зевая. "Ты не поймешь, как сильно скучала по ним, пока не вернешься".
"И они приняли тебя с распростертыми объятиями", - усмехнулась Мэгги. Ни для кого не было секретом, что ее муж пользовался популярностью у других офицеров дивизии.
"Думаю, да", - беспечно сказал он. "В любом случае, теперь, когда публикация была подтверждена, они застряли у меня".
Мэгги Лоример взяла газету, которую она читала, улыбка все еще играла на ее губах. Его повышение было вполне заслуженным, даже если его карьерный путь был несколько окольным.
После службы в штаб-квартире своего подразделения в качестве старшего инспектора Уильяма Лоримера повысили до детектива-суперинтенданта и откомандировали в отдел по расследованию тяжких преступлений главного управления полиции на первую половину года. Однако масштабные изменения в структуре сил и бюджетные ограничения привели к решению законсервировать подразделение, и он несколько тревожных недель ждал, чтобы узнать, будет ли он направлен обратно в свое старое подразделение вместо уходящего детектива-суперинтенданта Марка Митчисона.
Я посмотрю, что я могу сделать, - вот и все, что сказала ему помощник главного констебля Джойс Роджерс. Но это было сказано с понимающей улыбкой и прикосновением к ее носу. Ох, это было так же хорошо, как и у него, настаивала Мэгги, еще летом, когда они предприняли свою ежегодную поездку в Малл для столь необходимого отдыха. И она была права.
Теперь, когда он вернулся на Стюарт-стрит, казалось, что он никогда не покидал это место.
Мэгги на мгновение подумала о полицейском управлении в центре города; приземистое здание низкого уровня, затерявшееся среди многоэтажек, но выделяющееся своей ярко-синей краской и этой обычной клетчатой полосой. С одной стороны, это было близко к автостраде, а с другой - к началу Хоуп-стрит, но Мэгги Лоример ни разу не заходила внутрь Подразделения, предпочитая встречаться с мужем после работы в одном из небольших бистро, которые находились в нескольких минутах ходьбы от отеля. Ты не хочешь видеть, что происходит, сказал ей Билл однажды, когда там содержался высокопоставленный заключенный. И он был прав: Мэгги прислушивалась к тому, что говорил ей муж, признавая, что в любой истории, связанной с серьезным преступлением, всегда будет много упущенного, и рада, что она увидела человека, который имел дело с преступниками в своей трудовой жизни, с другой стороны.
Чего ни суперинтендант полиции, ни его жена-школьная учительница не могли предположить в тот момент, так это эффекта, который одно конкретное преступление окажет на них обоих.
ГЛАВА 2
Июль: тремя месяцами ранее
Меррифилд-авеню, двадцать четыре, не считалась особо престижным адресом, и все же было необычно, что студенческая квартира находится в стенах из красного песчаника. Проспект находился слишком близко к оживленной улице за углом, чтобы считаться зеленым жилым районом, но когда-то он был резиденцией состоятельных людей, многие из которых все еще были там, доживая свои последние годы, вспоминая лучшие дни. Высокий светловолосый мужчина стоял, нежно положив руку на плечо своей дочери, пока они смотрели на верхнюю квартиру. Большие эркерные окна мерцали в лучах послеполуденного солнца, на их нижних стеклах все еще сохранились оригинальные желтые и янтарные витражи, датируемые другим столетием.
Хенрик Магнуссон достал связку ключей из кармана своего прекрасного замшевого пиджака и на мгновение протянул их мне. "Вот", - сказал он. "Это все твое, Ева". Затем он улыбнулся своей медленной улыбкой, и лицо девушки озарилось.
Она сжала руку своего отца, ее лицо коснулось мягкого материала. "Лучший папа в мире", - пробормотала она, снова отстраняясь и стараясь не улыбаться, когда снова посмотрела на верхний этаж здания. Затем, повернувшись, Ева взяла ключи из его протянутых пальцев, и они вместе перешли дорогу и вступили на узкую тропинку, обозначенную живой изгородью с обеих сторон. Когда она подошла к входной двери, внимание девушки привлекла бледно-кремовая кошка, сидевшая на подоконнике в квартире на первом этаже. Он пристально смотрел на них, его золотистые глаза были полны любопытства при появлении незнакомцев. Затем, как будто приняв решение относительно них, кошка бесшумно соскользнула со своего насеста и оказалась рядом с девушкой, потираясь мягкой шерстью о ее ногу и громко мурлыча. Ева улыбнулась и кивнула, признавая этот жест, как будто это было добрым предзнаменованием, приветствием от этого кошачьего жителя.
"Может, нам впустить его?" Она повернулась к своему отцу.
Хенрик пожал плечами. "Не понимаю, почему бы и нет", - сказал он. "Это, очевидно, живет здесь".
Вставляя ключ в замок, Ева заметила ряд имен, некоторые сильно выцветшие, напечатанных сбоку от дверного проема, с крошечными решетками под ними. Она кивнула, узнав систему безопасности входа.
"Нам понадобится больше места для всех имен, как только я найду соседей по квартире", - заметила она, глядя на пустое место в самом верху списка. Затем, толкнув тяжелую деревянную дверь, они вошли в закрытое помещение. Ева сняла свои дизайнерские солнцезащитные очки и огляделась.
Внутри было на удивление светло. Короткий коридор в задней части здания заканчивался застекленной дверью, а на половине лестничной площадки над ними было длинное окно, которое обеспечивало еще один источник дневного света. Хенрик Магнуссон последовал за дочерью вверх по каменной лестнице, улыбаясь, когда она восхищалась тщательно ухоженными растениями в горшках на каждой площадке, блестящей латунью и гравированным стеклом на входных дверях с обеих сторон, штормовыми дверями, выкрашенными в веселые оттенки красного. Это была старая собственность, но та, где нынешние жители, очевидно, гордились своими домами. Хенрик задавал агенту по недвижимости вопросы о людях, которые жили в доме номер двадцать четыре, и мужчина оказался на удивление осведомленным о некоторых из них. Несколько человек были пенсионерами, а другие днем были на работе; существовала ассоциация жильцов, и каждый из владельцев должен был внести свою долю в ремонт таких вещей, как сланцы, падающие с крыши, или повреждение каменных ступеней. Это было далеко от современных кварталов, которыми Хенрик владел в своей родной Швеции, где factors позаботились обо всем, щедро взимая плату с арендаторов за привилегию.
"Вот мы и пришли!" Ева повернулась к отцу с взволнованной улыбкой, когда они достигли верхнего этажа и повернули к двери справа.
"Тогда продолжай", - сказал ей Хенрик. "Открой свой новый дом".
В квартиру вели две двери: тяжелая входная дверь, которую Хенрик вставил обратно в щеколду на стене, и старомодная внутренняя дверь в рамке из темного красного дерева с матовым стеклом, вставленным на уровне пояса. Ева Магнуссон вертела в руках связку ключей, пока не нашла тот, который подходил к йельскому замку.
Дверь бесшумно открылась, и она переступила порог, восхищаясь просторным залом внутри и примыкающей к нему лестницей, которая вилась вверх.
Ева усмехнулась через плечо. "Это огромно!" - сказала она, затем громко рассмеялась, переходя от одной комнаты к другой, восхищаясь их особенностями.
"Любое место кажется большим, когда оно пустое". Хенрик пожал плечами, но даже он был впечатлен пропорциями этих апартаментов теперь, когда мебель предыдущего владельца была убрана.
"Вау! Посмотри на это!" Ева дошла до конца коридора и стояла на кухне, глядя вверх на фальшивые балки, ее голубые глаза блестели от восторга.
Хенрик кивнул. Итак. Они все-таки оставили их. Растения каскадом спускались с крючков на деревянных балках, отчего весь потолок казался висячим садом. Швед поторговался и предложил немного больше, но у него создалось впечатление, что владелица хотела забрать драгоценные растения своей покойной матери. Возможно, в конце концов, для них не нашлось места в ее собственном доме? Что ж, его дочь была счастлива с ними, как Хенрик и предполагал.
"Нам нужно будет найти по крайней мере одного высокого молодого человека, который протянет руку и напоит их для тебя", - пошутил Хенрик.
Ева скорчила гримасу, но почти сразу же она снова превратилась в улыбку. "Со сколькими я должна поделиться этим?" - спросила она. "Может быть, еще одна девочка и мальчик?"
Хенрик покачал головой. "Здесь достаточно места для вас пятерых", - сказал он. "Три спальни на этом этаже и две наверху. И, " он снова пожал плечами, - вы можете взять все это, девочки, если хотите, но я думаю, что микс был бы лучше."
Ева не ответила, просто кивнув в знак согласия, как она всегда делала.
Они одновременно обернулись, когда поезд прогрохотал мимо, на мгновение задрожав кухонными окнами. Ева подошла и посмотрела поверх кухонной раковины туда, где линия деревьев уходила далеко за железнодорожную линию. Посмотрев вниз, она заметила, что между многоквартирными домами и железной дорогой было что-то вроде двора. Несколько фургонов были припаркованы бок о бок, и она могла видеть кучу использованных шин, неопрятно сложенных в одном углу. Пока она смотрела, мужчина в темно-синем комбинезоне пересек двор и открыл дверь фургона в конце ряда. Он совершенно не подозревал, что за ним наблюдает девушка с верхнего этажа, поняла Ева. Он просто занимался своими делами. Она сделала глубокий вдох, наслаждаясь моментом. Жизнь была повсюду вокруг нее, настоящая жизнь, от работы во дворе до повседневных дел людей на каждом этаже здания. И теперь она, Ева Магнуссон, была частью этой жизни.
Она вернулась в холл и сразу же вошла в главную приемную, узнав эркеры, которыми она восхищалась ранее с улицы внизу. Солнечный свет лился в эту комнату, так как окна были почти до потолка. Ева проследила взглядом за линией покрытия: гипсовая форма для яиц и дротиков была совершенно неповрежденной, как и декоративная роза в центре потолка с серой спиралью электрофлекса, готовая к использованию и ожидающая того, что ее отец выберет в качестве светильника. Прежде чем она осознала это, ее ноги сами понесли она подошла прямо к окнам, где на подоконнике снаружи стояли три потрепанные на вид коробки с несколькими обнадеживающими анютиными глазками. Она высаживала их, как только могла, вместо этого сажала алую герань. Ева посмотрела через улицу на дома напротив и моргнула, внезапно всплыло воспоминание. Это была картина, которую она видела в галерее. Как это называлось? Окна на запад, вот где художник запечатлел моменты из жизни людей в многоквартирном доме, точно такие же, как этот. И на мгновение она нахмурилась при мысли о том, что кто-то смотрит на нее через стол, заглядывая в ее собственную жизнь.
"На другой стороне дома темнее", - заметила она, услышав шаги отца, вошедшего в комнату. "Я думаю, что хотела бы спальню с меньшим количеством света. Ты знаешь, я никогда не могу уснуть, когда солнце светит в мое окно."
Девушка продолжала смотреть в окно, даже когда почувствовала, как пальцы Хенрика сомкнулись на ее плече. Она улыбнулась, увидев отражение своего лица в стекле, когда подсчитывала, сколько недель пройдет, прежде чем она станет здесь студенткой, свободной от ограничений, которые сковывали ее последние девятнадцать лет жизни.
ГЛАВА 3
Колин Янг взял кухонное полотенце и вытер края раковин промышленного размера. Одному богу известно, сколько раз он убирал за поварами с начала своей смены, но он предполагал, что в этом и заключалась его работа - подсобник на кухне. Это было все, что Колин смог найти, насколько это касалось летней работы, и ему нужны были деньги, если он собирался устроиться в приличное место, чтобы остаться на следующую сессию. Его лицо внезапно просветлело, когда он вспомнил о встрече со шведом Ларссоном или кем-то в этомроде. Нет, он путал его с одним из футбольных героев своего детства, Хенриком Ларссоном. Магнуссон, так его звали, Хенрик Магнуссон. Это была история с Хенриком, которая сбила его с толку. Улыбка Колина стала шире, когда он мысленно вернулся к тому времени, когда он был маленьким мальчиком, нетерпеливо следовавшим за своим отцом и старшим братом Томасом вверх по склону к футбольному стадиону Паркхед. Кельтские нашивки для мальчиков носили с такой гордостью, которую трудно было понять тем, кто не был за пределами игры. Затем было пение; тысячи голосов звучали вместе с зелеными, золотыми и белыми шарфами, звук, от которого волосы на его шее встают дыбом, даже думая об этом столько лет спустя.
Что ж, возможно, этот другой Хенрик стал бы для него козырем. Ежемесячная аренда была приемлемой, так что квартира должна была быть довольно простой, к тому же она находилась в Эннисленде, не совсем на пороге университета, и ему пришлось бы учитывать стоимость проезда на автобусе или поезде в довершение ко всему остальному. Колин в последний раз протер раковину из нержавеющей стали, затем положил использованную тряпку в пластиковую ванну, наполненную отбеливателем, прежде чем снять промышленные резиновые перчатки, которые босс настоял, чтобы он надел.
Не в твою пользу, сынок. Это на случай, если ты подашь на нас в суд, если у тебя дерматит, Кен?
Колин кивнул, понимая обиженный тон мужчины. В начале этой летней работы было так много бюрократической волокиты, нужно было заполнять формы, что-то подписывать. В конце концов, он был всего лишь подсобным рабочим на кухне. Это было не так, как если бы он доставал что-то из духовок, как некоторые другие молодые парни, или на него кричал шеф-повар.
Он развязал засаленный фартук, висевший у него на поясе, повесил его на крючок за дверью и выскользнул на дорожку, которая проходила позади ресторана, внезапный дневной свет заставил его моргнуть. Пара поваров постарше бездельничали на углу, устраивая небольшой перерыв на перекур, когда обеденный перерыв закончился. Они едва взглянули на Колина, когда он шел по мощеной дорожке и направлялся к автостоянке, которая отделяла Эштон-лейн от зданий университета. Но это было прекрасно. Обычно никто не удостаивал Колина Янга второго взгляда. Из тех парней, которые затерялись бы в толпе, сказал один из его школьных приятелей. Остальные рассмеялись, Колин вместе с ними, но позже, глядя в зеркало гардероба в своей спальне, он задумался над этим замечанием. С его внешностью не было ничего плохого: в семнадцать лет он достиг своего полного роста в пять футов восемь дюймов в подошвах для чулок, худощавый, почти тощий подросток с бледным лицом, которое было результатом слишком долгой учебы допоздна перед выпускными экзаменами.
Сейчас, три года спустя, мало что изменилось. Он все еще был худощавого телосложения, его каштановые волосы были подстрижены короче и уложены лучше, чем в школьные годы, но во внешности Колина не было ничего неприятного. Всякий раз, когда он улыбался, в уголках его глаз появлялись морщинки, и можно было почти поверить, что его лицо было привлекательным. Когда он говорил, люди оборачивались, чтобы взглянуть на него по-новому, на этого молодого человека с необычной мелодичностью в голосе, которая появилась у женщины из Льюиса, чья собственная речь была пересыпана гэльскими словами и оборотами.
Студенческое общежитие располагалось за холмом, вдоль одной из улиц, которые пересекали район между Грейт-Вестерн-роуд и Юниверсити-авеню. Колин взглянул на часы и ускорил шаг. Ему следовало поторопиться, если он хотел узнать подробности о других квартирах, которые ему предлагали, прежде чем сесть на автобус до Эннисленда. Послеполуденное солнце припекало ему голову, когда он сворачивал на Грейт-Джордж-стрит. Что ж, по крайней мере, у него был приличный перерыв перед вечерней сменой, и, возможно, был даже шанс поболтаться в парке, понаблюдать за скейтбордистами, позволить теплу впитаться в его кожу.
Автобус остановился с оглушительным визгом тормозов, и Колин спустился на тротуар, его глаза сразу же обратились к улице слева от него. Он заметил, что прямо за углом от Меррифилд-авеню был паб, где послеобеденные любители выпить наслаждались пинтой пива на свежем воздухе под солнцем Глазго. Пара синих и желтых зонтиков с логотипом известной пивоварни придавали заведению почти праздничный вид, и Колин на мгновение остановился, задаваясь вопросом, могло бы это место стать его местным, если бы ему посчастливилось снять комнату в квартире.
Возле звонка домофона была обычная строка с именами, и Колин увидел имя Магнуссон прямо вверху. Типично, подумал он, подняв брови, каждая студенческая квартира, которую он знал, была на верхнем этаже. Он нажал на звонок и стал ждать. Раздался треск, за которым последовал низкий мужской голос: "Алло?"
"Это Колин Янг. Я пришел по поводу комнаты. Колин наклонился вперед, его рот приблизился к переговорному устройству.
Последовала пауза, затем щелчок. "Поднимайся. Вверху справа, - сказал голос, и Колин толкнул выкрашенную в зеленый цвет главную дверь, его глаза на мгновение ослепли от яркого солнечного света, сменившегося сравнительным полумраком закрытия. Несколько мгновений рассеяли серость, и, поднимаясь по каменной лестнице, Колин увидел, что это шикарное место. Лестница была не только в хорошем состоянии, но и на каждой площадке, казалось, стояла коллекция огромных растений, местные жители, очевидно, гордились своей собственностью.
"Сюда, наверх", - раздался гулкий бестелесный голос, и Колин взбежал по последним нескольким ступенькам, чтобы, наконец, оказаться у дверей дома Хенрика Магнуссона.
Его первым впечатлением был рост мужчины: по крайней мере, шесть футов четыре дюйма, предположил Колин. Он был красивым мужчиной, отметил Колин, обратив внимание на загорелое лицо, копну светло-русых волос и пару пронзительных голубых глаз, которые привлекали его внимание. Но в нем было что-то суровое, что заставило молодого человека вздрогнуть.
"Войдите", - сказал Магнуссон, придерживая дверь открытой и отступая в сторону.
Впоследствии Колин попытался описать дом номер 24 по Меррифилд-авеню, но было трудно запомнить каждую деталь квартиры. Запах нового ковра витал в каждой комнате, когда Колину устроили экскурсию по всему, кроме спальни рядом с кухней, его глаза наслаждались антикварной мебелью в холле и гостиной и картинами, висящими на стенах. Это не было, сказал он брату позже, похоже на любую студенческую квартиру, в которой он когда-либо был раньше. В итоге они стояли у огромного черного лакированного стола в просторной кухне, Магнуссон пристально смотрел на него, задавая один вопрос за другим: он курил? Нет. Каковы были его политические пристрастия? Неуверенное пожатие плечами и ,шотландский нац, наверное . Нашел ли он время повидаться со своей семьей? О да , но не так часто, так как у него не было машины, а до Армадейла в Западном Лотиане пришлось добираться пешком; поезду потребовалось несколько часов, чтобы добраться туда. Ничего о его курсе в университете, вообще никаких предположений о его будущей карьере, но много вопросов о его симпатиях и антипатиях. Футбол, время от времени выпивка, нет, он не употреблял наркотики (краснея от прямоты вопроса), на данный момент у него нет девушки (любопытный попрошайка, но, возможно, это того стоило, если бы ему удалось снять комнату в этой потрясающей квартире).
"Ты будешь делить квартиру с моей дочерью и тремя другими студентами", - наконец сказал Магнуссон. Затем, самый призрак улыбки, когда он протянул свою огромную руку для крепкого пожатия. Ах, его дочь, подумал Колин, вспомнив комнату с закрытой дверью.
"И это все?" Сказал Колин, удивленный. Затем он тоже улыбнулся, и эта улыбка превратилась в оскал неподдельного восторга.
"Ты можешь выбрать одну из трех комнат", - сказал ему Магнуссон, направляясь обратно в холл. "Та, что рядом с моей дочерью". Он помахал рукой, когда они проходили мимо большой спальни рядом с общей ванной. " Или одна из двух наверху. Передняя спальня уже занята."
Колин на мгновение задумался, входя в квадратную комнату, окна которой выходили на железную дорогу. Там было достаточно просторно, и у него было то преимущество, что он находился рядом с входной дверью, чтобы он мог приходить и уходить, не будучи услышанным, если ему удастся сохранить вечернюю смену в ресторане. Как и три другие спальни, которые он уже видел, она была обставлена элегантным современным письменным столом и кроватью приличных размеров (вероятно, ИКЕА, но лучшая в их ассортименте), а также совершенно новым шкафом и удобным на вид креслом Lloyd Loom, окрашенным в пастельно-зеленый цвет в тон одеялу и занавескам. Над столом висела пустая доска для рисования, а сбоку стояла зеленая настольная лампа. В других комнатах наверху не было такой старомодной лампы, и Колин кивнул, представляя себя пишущим здесь до поздней ночи, его пальцы порхают по клавишам его древнего ноутбука.
"Да, " сказал он, " я займу эту комнату, спасибо".
"Я бы сказал, приличный молодой человек, и девушка определенно будет ценным приобретением". Хенрик Магнуссон поднял свой бокал с вином, его глаза блеснули поверх его края, когда Ева вопросительно посмотрела на него. Сегодня вечером они ужинали в Chardon D'Or, тихом ресторане в центре города, который был удобен для отеля Магнуссона.
"Что ты имеешь в виду?" - спросила девушка, склонив голову набок.
"Ну, " начал Хенрик, " она учится в Каледонском университете и получает степень по гостиничному менеджменту. Ей очень понравилась кухня." Он широко улыбнулся. "Я полагаю, ты не умрешь с голоду с мисс Уилсон на Меррифилд-авеню".
Ева нахмурилась, затем ее лоб разгладился. Хмуриться, произнося одну строчку, было мантрой, которую вдалбливал в нее ее домашний репетитор. "То, что она проходит курсы гостеприимства, не означает, что она будет хорошим поваром", - рассуждала она.
"Она сказала, что любит готовить", - твердо ответил Хенрик, беря со своей тарелки одно из крошечных пирожных и откусывая от него. "Мать - профессиональный повар", - добавил он, как бы подчеркивая свою точку зрения.
- А отец? - спросил я.
"Полицейский".
Ева кивнула, опустив глаза к своей тарелке, как будто ее больше интересовали забавные буши . "Похоже, она подходит".
От его дочери больше не было вопросов, и Хенрик оценил это. В конце концов, Ева уважала его мнение, и студенты, которых он выбрал для проживания в квартире своей дочери, были бы теми, кто привнес бы что-то позитивное в ее жизнь. Кирсти Уилсон была довольно милой девушкой, немного полноватой, но с веселыми, открытыми манерами, которые расположили к ней шведа. Она понравилась бы Еве, он был уверен в этом. И молодой человек, Колин, он тоже добавил бы что-то в квартиру, устойчивость цели. От него не ускользнул блеск в глазах парня, когда он посмотрел на бледную деревянный стол и антикварная лампа. Он также договорился о том, чтобы собеседование проходило между рабочими сменами, так что он был взяточником, не из тех, кто бездельничает, принимая подачки от государства. Завтра Хенрик должен был провести собеседование с несколькими другими кандидатами на вакантные комнаты на Меррифилд-авеню, но сегодня вечером они с Евой проведут время вместе, наслаждаясь изысканным ужином, прежде чем отправиться на прогулку по городу. Хенрик знал, что в Глазго было много хорошего, что он мог предложить по своим деловым поездкам сюда, и он с нетерпением ждал возможности показать это девушке, которая сидела напротив, с готовой улыбкой на губах, как только она ловила на себе взгляд отца.
Чего Хенрик Магнуссон не видел, и никогда не увидит, так это того, что пальцы девушки были крепко сжаты вместе, ногти одной руки сильно вонзились в ладонь другой, как будто для того, чтобы остановить ее крик.
ГЛАВА 4
"Вы должны были бы увидеть это, чтобы поверить в это", - настаивал Родж. "Это место битком набито картинами, и там стоят эти крошечные веретенообразные стулья, их чехлы на сиденьях сплошь расшиты. Ты знаешь, что я имею в виду, смертельно хрупкая, на самом деле не для того, чтобы на ней сидеть."
"В студенческой квартире?" - спросил один из парней за столом, отставляя пивную кружку и вытирая пену с губ.
"Тогда тебе это не подойдет, Родж!" - воскликнул другой, вызвав взрыв смеха за столом.
"Да, не то, что ты ожидал, а?" Родж просиял, как будто выиграл в лотерею, а не просто получил ключи от двухуровневой квартиры в Аннисленде.
"Значит, в этом году у тебя никаких вечеринок?" - проворчал первый парень.
Ухмылка Роджа исчезла, когда он воспринял это прямое заявление. В прошлом году я видел, как множество парней из регбийного клуба собирались друг у друга в гостях для вечеринок постоянного пьянства и разгула, за которыми всегда следовали дни уборки мусора и попыток починить все, что было сломано во время веселых выходных; или объяснения чего-либо хозяину заведения.
"Нет, я полагаю, что нет", - пробормотал он, сияние момента внезапно покинуло его. "Хотя тебе стоит это увидеть", - продолжил он, вспомнив комнату наверху в конце коридора с мансардным окном и видом на крыши. Но разговор зашел о новых подписаниях в шотландской премьер-лиге, и Роджер Данбар откинулся на спинку стула, на мгновение задумавшись, была ли квартира на Меррифилд-авеню в конце концов такой уж хорошей идеей.
Он поерзал на стуле, чувствуя, как его колени упираются в стол паба, судорога раздражения исказила его обычно добродушное лицо. Мальчики были правы, конечно. Такому большому парню, как он, не было места в квартире, где было так много антиквариата и деликатных ценностей. Он, вероятно, столкнулся бы с ними, спускаясь по винтовой лестнице; "склонный к несчастным случаям", - всегда говорила его мачеха с тем тихим смешком, который заставлял Роджера задуматься, издевается она над ним или нет. Тогда почему тот швед так стремился заполучить его в качестве арендатора? Он был крупным парнем и все такое, ростом примерно с Роджера шесть футов пять дюймов. Но на этом сходство заканчивалось. Мистер Магнуссон излучал ауру, присущую только очень богатым людям; его замшевый пиджак выглядел так, словно был старым, но от него веяло классом, а простые белые манжеты его рубашки были застегнуты чем-то похожим на запонки из чистого золота, на которых была выгравирована какая-то причудливая монограмма. Джинсы и футболка для регби Роджера были достаточно чистыми, но из-за мужчины постарше он чувствовал себя немного неряшливо. Тем не менее, с ним было интересно поговорить, и студент-инженер выслушал, а также дал ответы на список вопросов, которые мужчина подготовил для него, вопросов, которые, как он догадался, были направлены на поиск подходящих людей для квартиры.
Роджер мог выглядеть как огромный плюшевый медведь со своей копной рыжих волос и дружелюбным выражением лица, но он не был глуп и обычно мог видеть за внешностью человека внутри. Магнуссон произвела на него впечатление немного одиночки. Было очевидно, что он был смертельно богат, и сказал ли он что-нибудь, чтобы предположить, что он успешный бизнесмен? Его новый жилец думал так же, но было в нем что-то еще, что заметил Роджер Данбар. Как бы он мог это описать? Отчужденность, граничащая с откровенной грубостью - все эти чертовы вопросы! - вырвалось в тот момент, когда он упомянул свою дочь. Мужчина просто светился, как будто кто-то зажег свечу внутри него. Роджер кивнул, немного смущенный, но он сохранил это воспоминание, увидев уязвимое место этого человека и осознав, что его выбрали не за академические успехи или спортивное мастерство, а за то, что он имел какое-то отношение к шведской девушке, квартиру которой он будет делить. Видел ли отец крупного парня, который мог бы пригодиться по дому? Или это было что-то другое?
Роджер допил свою пинту, кивая, пока парни ревели взад-вперед в знак протеста против махинаций некоторых футбольных менеджеров. У него было ощущение, что он движется дальше. Да, все еще будут ночи с парнями, да, он все еще будет стремиться сохранить свое место в первой пятнадцати, но предстоящая сессия, казалось, манила обещанием иного рода, времени, которое, возможно, связано с более прекрасными вещами жизни.