На Большую Ньюфаундлендскую Банку
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
НА БОЛЬШУЮ НЬЮФАУНДЛЕНДСКУЮ БАНКУ
Шестнадцать суток -- носом на волну,
Шестнадцать суток море тычет в зубы,
И на потеху деду Нептуну
Губастый ветер дует в свои трубы.
Тимофей Синицкий.
РЕМОНТ
Каждому промысловому рейсу предшествовала серьезная, напряженная, тщательная и кропотливая работа. Ничего нельзя было упустить. Только высокая организация общесудовой службы, четкое исполнение обязанностей членами экипажа, хорошая выучка команды и всесторонняя готовность судна в техническом отношении обеспечивает безопасность плавания. Эти, казалось бы, сухие, казенные слова написаны потом и кровью моряков. На море нет мелочей -- все главное. Как написал поэт:
За все ошибки море судит строго,
Будь юнга ты иль грозный адмирал.
СРТ-42.. снова на ремонте. Ответственная пора, когда решается судьба рейса, команды и судна. Но для вахтенных матросов, привыкших в море к шквалистым порывам ветра, завывающего в вантах, тяжелым волнам, терзающим судно, скользкой, уходящей из-под ног палубе, несение вахты у трапа было скукотой с маятой. Но напрягали и их.
Возмутителем спокойствия беззаботной матросской жизни был капитан группы ремонтирующихся судов Александр Константинович Николаев, по прозвищу "Гроза вахты", любивший по ночам проверять бдительность несения службы на судах. Своими ночными визитами он приводил в трепет и страх молодых матросов и вахтенных помощников.
Когда Николаев ступил на сходню, вахтенный матрос Иван Пупкин, имевший большой опыт несения караульной службы, своей хилой грудью прервал победную поступь проверяющего, потребовав предъявить документы. Однако бдительность вахтенного не укротила решительных намерений проверяющего, который своим зычным командирским голосом объявил пожарную тревогу, но помпа, как назло, демонстрируя непостоянный женский характер, не заводилась. Движок фыркал и пыхтел, трещал и тарахтел, чихал и кашлял, помпа, как эпилептик, дергалась в судорожных конвульсиях. Наконец, раздался ровный рокот, из рожка показалась долгожданная вода, сжатая в упругую струю, а молодой третий механик смахнул со лба холодный пот.
На сей раз гроза миновала. В рабочие дни по утрам на совещании в службе главного капитана Николаев в красках рассказывал о результатах ночных проверок. А рассказать ему было о чем. То вахтенный помощник спал, одетым по форме "0", то на судне вообще отсутствовал вахтенный у трапа. От наметанного глаза проверяющего не ускользали и более мелкие нарушения.
На одном СРТ боцман-аккуратист поставил рабочие сапоги у двери своей каюты. Ночью моряки провели на судно девушек. Гальюн, как правило, в ремонте не работал, и боцманские сапоги были использованы в качестве ночного горшка.
Наибольшая нагрузка и ответственность лежала на старших помощнике и механике, которые с полным основанием могли сказать: "Покой нам только снится". Вряд ли спокойный и неконфликтный старпом Соколов, временно исполнявший обязанности капитана, мог исключить или хотя бы уменьшить вал кое-как выполненных заводом работ, но выручал второй помощник Самусенко, временно переведенный на место старпома. Его превосходное владение "Великим и могучим" рыбацким языком оказалось, как нельзя, кстати.
- Что же вы, волосаны тропические, мать вашу в душу, пароход гробите, а ему после вашего ремонта через океан плыть! Если не прекратите халтурить, хрен вам в нос вместо премии. Даю вам торжественное обещание, - распекал Самусенко рабочих.
Упоминание о премии действовало на них магически-отрезвляюще, и они молча переделывали работу под неусыпным взглядом слегка прищуренных глаз Корнеича, которого Соколов приказом по судну назначил боцманом.
Он так гонял рабочих, что те шарахались от него, как черт от ладана, а между собой говорили: "Вот это настоящий "дракон", везде успевает и все замечает".
По установившейся еще с времен парового флота традиции механики находились в машинном отделении, чтобы детали, перебранные заводскими рабочими, прошли и через их руки, так надежнее и в море можно чувствовать себя увереннее. При зимнем переходе через океан нужна гарантия безотказной работы главного двигателя.
Рейсовый второй механик Анатолий Сергеевич Кабанов почти безвылазно находился в машинном отделении. "Бог машины", как называли вторых механиков на флоте, среднего роста, плотного телосложения, спокойный, выдержанный, рассудительный и трезвый в мыслях, даже несколько флегматичный. Его, казалось, можно было вывести из себя, сказав, что "во втором цилиндре лопнул поршень".
Машину знал, как "отче наш" и любил особой юношеской любовью. Стоило только завести о ней разговор, как он буквально преображался, его круглое лицо озаряла улыбка, а глаза задорно блестели.
Внешне выглядел старше своих лет, на вид ему можно было дать далеко за сорок. От начала войны до её последнего дня прошел механиком-водителем танка. Война оставила на нем свой отпечаток. Трижды был ранен , горел и тонул в танке. После войны работал трактористом в МТС и механиком на мельнице, но его тянуло в море. Окончив мореходную школу, пошел плавать мотористом. Поступил на заочное отделение мореходного училища. Теперь механик-дизелист II разряда. Прекрасный специалист и замечательный человек. Его уважали и тянулись к нему, обращались за советом. Ему неоднократно предлагали должность старшего механика, но он отказывался.
На освободившееся место Корнеича кадры прислали матроса второго класса Адама Осиповича. Он среднего роста, щуплый, с длинным и узким лицом, на котором рельефно выделялся огромный мясистый нос горбинкой, смахивающий на свайку изогнутой формы. Известный писатель Юхан Смуул называл подобное творение природы "носатым носом". Его карие глаза светились холодным блеском, говорил быстро, строчил, как из пулемета. Подозрительный, высокомерный и до болезненности самолюбивый.
Родился в белорусской семье в селении Большие Суки Ленинградской области. После окончания семилетней школы учился в сельскохозяйственном училище, получил водительское удостоверение.
Срочную службу проходил в автороте, возил на "Козлике" зампотеха полка, грузного и флегматичного майора. Служба его особо не обременяла. Отвезя в часть майора, возил по магазинам молодящуюся бездетную майоршу, которой уделял определенные знаки внимания. Майор в душе недолюбливал своего водителя, вероятно, за то, что к нему ласково относилась жена. К положенному по приказу министра обороны количеству калорий, Осипович имел определенную добавку с майорского стола. После увольнения в запас поступил в парк таксистом. Будучи человеком оборотистым, практичным и жадным до денег, он обратил внимание на трясущиеся по утрам руки определенной части "гегемона", а успокоительное начинали отпускать только с 11:00. Воспользовавшись этим, крестьянский сын по мере возможностей начал помогать старшему брату -- пролетарию за определенную мзду, разумеется.
Он слишком долго засиделся "в девках", хотя женщины нравились ему. Когда в машину садилась особа приятной наружности, он своими холодными карими глазами мысленно раздевал её донага, но связать судьбу с кем-нибудь не решился. Так и жил одиноко, замкнувшись в себя.
Развозя после ресторана рыбаков по домам и дамам, Осипович часто слышал их пьяные разговоры о том, что в Атлантике деньги загребают лопатой и получают в мешках. Он расценил, прикинул, что сходить в Атлантику -- дело стоящее. Харч бесплатный и спецовку выдают.
Теперь он был матросом второго класса в ремонте, где платили 70% оклада. Для этих денег кошелек не нужен, не говоря о мешке. А "мешки" с рыбацкими деньгами придумали глупые и завистливые люди.
К морскому делу Осипович особого рвения не проявлял, был ленив и самоуверен, чем навлек на себя справедливый гнев строгого боцмана: "Ты мелковат, саковат, но прожорлив", хотя на харчах из заводской столовой, где питались экипажи ремонтирующихся судов, сильно не пожируешь. Ноги не протянул и ладно, а о женщинах забудешь.
Осипович очень люб опытен и задавал Корнеичу много вопросов, далеких от морского дела, что очень раздражало боцмана. О бычно спокойный и терпеливый, он однажды не выдержал и вспылил: "Не морской ты, значить, человек и разговоры у тебя не те!"
- Это почему? -- возмутился Осипович.
- А все потому, что у тебя, значить, голова чуть приплюснута.
- Как приплюснута?
- Тебя, значить, из чрева матери кузнечными щипцами извлекали, вот головку чуть и приплюснули.
- Нет, боцман, ты не прав, меня мама очень легко родила. Пошла в сарай, нагнулась, и я появился на свет, а бабка пуповину зубами перегрызла.
- Мне, значить, неизвестно, кто тебе пуповину перегрыз, но море ты не любишь, - зло ответил боцман.
Корнеич всегда относился к людям уважительно, и только в тех случаях, когда чувствовал, что из человека моряка не получится, говорил старую боцманскую поговорку: "Из тебя моряк, как из моего хрена бросательный конец".
В следующий раз, когда Осипович достал своими вопросами боцмана до самой невозможности, тот, подметив удивительную схожесть осиповского носа со свайкой, рубанул с плеча: "Что ты, значить, свой нос, как свайку, всюду суешь?"
И с этого времени с легкой руки боцмана к матросу Осиповичу надолго пристало прозвище "свайка", а сухопутному читателю поясним, что это - деревянный или металлический конусообразный стержень, прямой или изогнутой формы, служит для разделения и пробивки прядей троса.
УТВЕРЖДЕНИЕ КАПИТАНА
За день до окончания ремонта Соколова вызвали в партком для утверждения в должности капитана, был тогда такой порядок.
В повестке дня заседания парткома было четыре вопроса.
1. 0 неудовлетворительном ходе выполнения добычи рыбы в первом квартале. Докладчик т. Галкин.Б.А.
2. 0 создании стабильных экипажей промысловых судов. Докладчик т. Пустобрехов Н.Ф.
3. 0 ходе выполнения плана сдачи металлолома. Докладчик т.Апокян Ф.А.
4.0б утверждении Соколова С.В. в должности капитана СРТ-42. Докладчик т.Владимиров В.В.
Перед каждым членом парткома на столе лежал напечатанный на машинке проект постановления заседания парткома.
Вел заседание секретарь парткома очень маленького роста.
Не успел начальник базы Галкин Б.А. закончить свое выступление, как секретарь весьма грубо озадачил его вопросом: "Почему вы срываете государственный план по добыче рыбы?"
- Море штормит, флот не может работать, - спокойно ответил Галкин.
- Меня совершенно не интересует, что делает море. Флот должен работать!
- Флот не будет работать в штормовую погоду, мы не имеем права рисковать людьми.
- Подумайте о себе, а не о людях. На следующем заседании мы будем рассматривать вопрос о снятии вас с работы.
- К вашему сожалению, этот вопрос вам рассматривать не придется. Я -- номенклатура министерства и ЦК. Если они сочтут необходимым, снимут без вашего участия, - сдерживая себя, сказал Галкин.
Вероятно, за долгие годы, прошедшие на военной службе, секретарь не получал такого резкого отпора. Он даже побледнел, но, взяв себя в руки, с металлом в голосе сказал: "Внесите в протокол. Предупредить коммуниста Галкина Б.А., что в случае невыполнения плана первого квартала по добыче рыбы, он будет снят с работы".
После происшедшего инцидента среди членов парткома не нашлось желающих выступить по первому вопросу повестки дня. В составе парткома не было ни одного рыбака, все имели весьма смутное представление о том, как эту сельдь ловят.
Заместитель начальника базы по кадрам Пустобрехов Н.Ф. страдал значительным дефектом речи. Казалось, что у него полный рот каши, которую никак не может проглотить. Поэтому многое, что говорил, осталось для слушателей непонятным. Если бы секретарь парткома знал истинное положение с комплектованием экипажей, он от злости бы вырос на полтора вершка.
Два члена парткома, руководители структурных подразделений, горячо поддержали идею создания стабильных трудовых коллективов.
В протокол было внесено: "Отделу кадров базы обратить самое серьезное внимание на создание стабильных экипажей судов".
Не успел Апокян Ф.А. закончить свое выступление, как секретарь парткома озадачил его вопросом: "Почему отдел снабжения сдал в металлолом два насоса норвежского производства, купленные за границей за валюту?"
Разумеется, заместитель главного инженера на данный каверзный вопрос ответить не мог.
Занесите в протокол: "Отделу народного контроля провести тщательное расследование случая сдачи в металлолом оборудования, купленного за валюту", - распорядился секретарь.
По четвертому вопросу повестки дня Владимиров огласил представление руководства базы на Соколова с просьбой утвердить его в должности капитана.
Задав Соколову несколько вопросов, члены парткома единогласно утвердили его капитаном. Секретарь парткома поздравил Соколова с назначением, выразив уверенность в том, что молодой и энергичный капитан начнет вытягивать базу из тяжелого положения.
"ХОЖДЕНИЕ ПО МУКАМ"
У каждого моряка перед выходом в рейс набирается много дел, но больше всего их у капитана, которому нужно обойти, если уже не все, то половину служб и отделов базы. Поход капитанов по служебным кабинетам с чьей-то легкой руки назвали "хождением по мукам".
Соколову было известно о том, что в некоторых кабинетах была сосредоточена огромная власть, где порой решалась судьба рейса. Соколов на следующий день начал обход служебных кабинетов.
В соответствии с Кодексом Торгового Мореплавания "Никто из лиц судового экипажа не может быть направлен на судно без согласия капитана". Это морской закон.
У кадровиков свой закон: "Вытолкнуть судно в рейс любыми путями". Хотя эти законы между собой никоим образом не стыковались, а капитаны знали об этом, они закрывали глаза, стараясь в первую очередь укомплектовать командный состав. Разговор о дефиците рядового состава впереди, а Соколов начал обход со службы главного капитана.
Ёе возглавлял Борис Борисович Андриевский. Человек высокообразованный, эрудированный, начитанный, остроумный и интеллигентный, владевший английским языком. Умелый руководитель, хорошо относившийся к людям, но кадровыми вопросами не занимался.
Духовным пастырем и вершителем судеб всех судоводителей был высокий и сухой, постоянно страдающий от радикулита, отставной капитан второго ранга, носящий вычурную фамилию Фуко. Несмотря на скромную должность инженера, он прочно удерживал в своих цепких руках бразды правления кадровой политики, без его ведома на судно не был направлен ни один капитан, ни четвертый помощник.
Многие штурмана не любили Альберта Филимоновича, так звали Фуко. За глаза его называли "серым кардиналом службы главного капитана". Альберт Филимонович вошел в историю флота как разработчик уникальной системы учета судоводительских прегрешений, которая людям из ведомства, специально занимающимся этим, даже во сне не снилась. Его всеобъемлющий кондуит содержал информацию на все случаи жизни обо всех, начиная с прославленных "морских волков", кончая желторотыми выпускниками мореходных училищ.
В гроссбухе Альберта Филимоновича сосредоточена исчерпывающаяся информация о том, сколько миллилитров спиртного имярек способен выдержать на ногах, проявляет ли интерес к особам женского пола во время службы, думает ли о ней, находясь в объятиях жгучей блондинки.
За концентрацию информации подобного рода многие "дети лейтенанта Шмидта" имели веские основания держать на Альберта Филимоновича огромный камень за пазухой. Говорили, что якобы была попытка хищения этого уникального банка данных, которая успеха не имела.
Колоссальный труд Альберта Филимоновича не пропал даром, он послужил основой для селекционной работы с судоводителями. При назначении на судно любого помощника капитан получал о нем исчерпывающую и достоверную информацию, что облегчало работу в рейсе.
Альберт Филимонович был сухим и педантичным службистом. У него не было друзей и любимчиков, а явно выраженных поклонников и страстных любителей "зеленого змия" он выжигал каленым железом, занеся их навечно в списки третьих помощников капитана СРТ.
Штурман Казиев отпахал две сталинских пятилетки и хрущевскую семилетку на "горбатых" до самого списания их на иголки. Уже, будучи в солидном возрасте, встретив знакомых в редкие дни перерыва между пьянками, он, испытывая чувство стыда, закрывал свое широкое, опухшее от пьянки лицо, форменной фуражкой.
Альберт Филимонович уважал Соколова за отсутствие у него "подвигов".
- Доброе утро, Альберт Филимонович, - приветствовал Соколов Фуко.
- Доброе утро, Сергей Викторович! Поздравляю с назначением, рад, что мой сослуживец капитан Камренко вырастил такого гарного хлопца.
Сказано это было ради красного словца. Действительно, когда краснофлотец Камренко служил на крейсере "Октябрьская Революция", Фуко командовал БЧ-I. Работая в одной базе, они, по словам Камренко, дружеских отношений не поддерживали.
- Тебе нужен надежный и сильный старпом, - продолжил Фуко, - предлагаю летчика.
- Альберт Филимонович, зачем мне летчик? -- спросил Соколов.
- Это летчик особенный, - начал рассказ Фуко, - ты не кипятись и попэрэд батьки в пэкло не лезь. Боевой летчик-истребитель Вадим Петрович Верненко. Человек удивительной судьбы. Когда началась война, ему было 19 лет, его призвали в школу военных летчиков с сокращенным сроком обучения. Окончив школу сержантом, в московском небе сбил четыре самолета противника. В бою был ранен, но посадил подбитый самолет на свой аэродром. Награжден двумя орденами Красного Знамени. После войны поступил в Тихоокеанское высшее военно-морское училище, которое окончил с отличием. Служил на крейсере Тихоокеанского флота, в штабе Балтийского, когда предложили на Северный флот на должность капитана первого ранга, ушел в отставку капитаном третьего ранга. У нас начинал третьим помощником на СРТ. Грамотный судоводитель, хороший организатор, честный и порядочный человек. Вы обязательно сработаетесь, я переговорю с ним. Так берешь летчика в старпомы? -- спросил Фуко, улыбаясь.
- Беру с удовольствием, спасибо вам, Альберт Филимонович, -поблагодарил Соколов.
Вторым помощником предлагаю Суханова Николая Александровича. Окончил торговую мореходку, прошел путь от матроса до старпома. Отличный моряк, примерный семьянин, не пьет. Добрый и отзывчивый человек.
За утерю станового якоря понижен в должности до второго. Ему нужно восстанавливаться, он будет нормально работать. А Самусенко -- готовый старпом, но очень горяч. Направим к опытному и степенному капитану, немножко поостынет. К третьему претензии есть?
- Нет.
- Тогда он пойдет в рейс. Вот и все вопросы решены. Желаю тебе счастливого плавания, попутного ветра и семь футов под килем! -- пожелал Фуко и подружески полуобнял молодого капитана.
Попрощавшись, Соколов вышел, а старый моряк, глядя ему в спину, сказал: "Из этого парня толк выйдет, я нутром чую..." В жизни часто случается, сказанные слова становятся пророческими. Так случилось и со словами Альберта Филимоновича Фуко.
Соколов, действительно, станет одним из самых известных капитанов рыбопромыслового флота, освоит все типы добывающих судов. Примером для него служили именитые капитаны Иван Агеев и Лембит Сонг, но с особым уважением и трепетом он относился к прославленному рыцарю Атлантики, легендарному Камро -- Юрию Алексеевичу Камренко, у которого был третьим и вторым помощником. У него перенимал опыт и личную скромность, а, став капитаном, часто вспоминал об учителе. Прежде, чем принять решение, он думал, как бы в этой ситуации поступил Камренко. Став знаменитым, Соколов всегда подчеркивал, кто является его учителем, а тот, в свою очередь, гордился учеником.
В работе во главу угла Соколов ставил отношение к людям, был всегда внимательным и благожелательным к ним. Людей подкупала его доброта, поэтому широкая матросская масса тянулась к нему. Когда он собирался в рейс, в отделе кадров выстраивалась очередь желающих выйти с ним в море. Соколов всегда думал об улучшении труда и отдыха рыбаков. Эти вопросы он поднял в дипломной работе "Совершенствование организации труда на судах рыбной промышленности". О нем говорили: "У Соколова на судне деловой и рабочий климат. Любой член команды может обратиться к капитану и найти у него поддержку".
За 41 год капитанской карьеры Соколов совершит 77 продолжительных рейсов, проведя в море 35 календарных лет. За это время ни разу не вернулся в порт без выполненного плана. За заслуги перед отраслью и личный вклад в её развитие удостоен почетного звания "Заслуженный рыбак". Среди плеяды прославленных капитанов он занимает свое, особое место. Если бы существовал обычай вносить в книгу рекордов Гиннеса рыбаков, Соколов был бы занесен по многим номинациям. Но все это будет много лет спустя, а пока молодой капитан постигал науку хождения по служебным кабинетам...
Кроме Фуко в службе главного капитана были и другие выдающиеся личности. Например, морской инспектор Алексей Алексеевич Борисов-Смирнов. Природа наградила его богатым чувством юмора. Он был маленького роста и очень плотного телосложения, за что получил прозвище "Малышка".
В звании капитана-лейтенанта командовал прорывателем минных заграждений "Вологда". Однажды был премирован командованием за экономию топлива. Пригласив с собой механика, пошли в кафе "Луна". Это питейное заведение было местом встречи и братания всех моряков в Риге. Под утро каплей в обнимку с механиком выходили в сопровождении оркестра, игравшего марш "Прощание славянки".
Его профессиональные обязанности заключались в приеме техминимума у младших штурманов и проверке их заведования перед выходом и после прихода. Знатоки утверждали, что Алексей Алексеевич на глаз определял крепость жидкости в котелках магнитных компасов.
Кроме служебных обязанностей он на общественных началах состоял членом жилищно-бытовой комиссии. В его огромном, сильно пошарпанном по бортам, брезентовом портфеле хранилась толстая, потрепанная амбарная книга, куда он карандашом вносил очередников на получение жилья.
У него было два излюбленных питейных места: "Арарат" и предбанник в "Глории". Если соседом оказывался рыбак, он спрашивал: "Ты уже записался в очередь?"
- Нет.
- Назови фамилию, - открывал портфель, доставал книгу и записывал.
Но не этим запомнился рыбакам старшего поколения Алексей Алексеевич Борисов- Смирнов. Он вошел в историю как знаток и исполнитель известного литературного творения, прославляющего силу русского мужика, стихотворения "Лука Мудищев":
Один Мудищев был Порфирий,
Еще при Грозном службу нес.
И х... поднимая гири,
Порой смешил царя до слез.
Алексей Алексеевич был общим любимцем рыбаков, а когда приходил на судно, его просили прочесть стихотворение. Однажды какой-то "доброжелатель" записал литературный вечер Борисова-Смирнова и дал послушать Галкину. Мудрый Борис Архипович сказал: "Зачем слушать запись, если есть возможность вживую" и попросил секретаря пригласить к себе Борисова-Смирнова...
Следующим был отдел добычи, где следовало согласовать вопрос о переводе матроса Сереброва в мастера добычи. Поздоровавшись с начальником отдела Поротиковым, Соколов спросил: "Николай Иванович, кого планируете в рейс старшим мастером добычи?"
- Старшим мастером идет Сакс Вольдемар Артурович. Рыбак от бога, но горяч. Мне о нем капитаны рассказывали.
- Это не самое страшное, если учесть, что я спокоен. Сработаемся, - сказал Соколов.
- Мастера добычи подбери из своих хороших моряков, - предложил Поротиков.
- Николай Иванович, я и пришел, чтоб выдвинуть в мастера добычи матроса Сереброва.
- Я не возражаю, у нас готовых специалистов нет, дело новое, приходится переучиваться на ходу. Согласуй вопрос в кадрах, -- сказал Поротиков, протягивая руку для прощания.
С необычайной легкостью на душе вышел Соколов от начальника отдела добычи. Он еще не знал о том, сколько раз ему придется быть в кабинете будущего начальника Таллиннской базы тралового флота и первого заместителя генерального директора Эстонского производственного рыбопромышленного объединения "Океан" Николая Ивановича Поротикова.
Вдумчивый, рассудительный и внимательный к людям, снискавший уважение плавсостава. У него слова никогда не расходились с делами. Если Николай Иванович сказал, значит сделал.
После отдела добычи Соколов зашел в кадры. Комплектатор, отставной капитан третьего ранга Павел Михайлович Кобзев, которого все рыбаки называли по-свойски "дядя Паша", встретил капитана приветливо: "А, Соколов, явился, не запылился. Поздравляю, с тебя магарыч причитается. Растешь, как боровик после дождя. Давно ли матросом был. Я тебя на "Урал" направлял. Молодец! С чем пожаловал? -- распылялся комплектатор.
- Проблема есть, Павел Михайлович, - ответил Соколов.
- Какая проблема? Выкладывай.
- Хочу выдвинуть Криворотова в боцмана, а Сереброва в мастера добычи.
- Эта не проблема, а гениальная мысль, родившаяся в голове непьющего молодого капитана. Корнеичу давно пора, готовый боцман, а Саша Серебров в случае выхода из строя лебедки трал на палубу руками поднимет. Я уверен, что шеф тебя поддержит. Ты, Соколов, очень серьезен, если хочешь посмеяться, почитай, - сказал "дядя Паша", протягивая капитану бумажку. Это было письмо матери:
Глубокоуважаемый
Товарищ начальник!
Убедительно просим всей семьей, не присылайте вы бога ради сыну моему Глухову В. вызова на корабль, пожалейте меня старуху, мне уже скоро 80 лет, и его жену. Никуда он и по здоровью негоден. Постоянно ангины и радикулиты, ведь по земле и то едва ходит, плюгавый и маленький, в чем душа держится. Станем говорить, то слова сказать не дает, мне говорит, машина нужна. Хорошо, если помрет в море, а то калека на весь век. Пишу, плачу и молю бога, чтобы он вразумил Вас.
Помогите мне, а он подождет и перестанет, и жена его бросает -- никого видно ему не жаль.
Про письмо-то он не знает, так и Вы уж меня не выдавайте.
Справки-то собирает, да видно, что за деньги все.
Кончил-то он 5 классов и те с грехом пополам. Пусть сидит на своей работе, а вам проку от него мало.
В просьбе просим не отказать.
В. Глухова
- Ну, капитан, как работничек? -- улыбнулся кадровик.
- От этого письма хочется прослезиться, уважьте старую женщину, не высылайте её сыну В. Глухову вызова на корабль, а мы уж как-нибудь дадим рыбу стране без его помощи, - пошутил всегда серьезный Соколов.
Распрощавшись с комплектатором, капитан вошел в кабинет начальника отдела кадров. Всегда мрачный Владимиров встретил его весьма приветливо. Расспрашивал о делах. Соколов изложил суть своей просьбы.
- Не уговаривай, капитан, знаю. Лично приглашал Корнеича, упрямый, как черт. Мне, говорит, новый пароход не нужен, на СРТ родился, на нем и умру. Хороший у тебя будет боцман. Что касается Сереброва, то у него "мешок туго завязан" из-за этой шутки с английской обувью. Если мы его не выдвинем, он может уйти, а такие люди нам нужны. Пойдет он в "Глорию" вышибалой и нас после твоего возвращения из рейса в ресторан не пустит. Я согласен, - закончил Владимиров, - пожелаю тебе счастливого плавания и всяческих успехов.
В отделе связи капитану сказали, что в рейс выходит Александр Малышкин по прозвищу "Гроза эфира".
В производственном отделе Соколов решил вопрос о рыбмастере. Начальник отдела заверил, что в рейс идет опытный специалист, много лет работал на траулерах в Баренцевом море, без проблем разбирается в шкерке окуня и трески. Также начальник отдела сообщил, что инженер, занимающийся тарой, передал заявку на погрузку в службу эксплуатации.
Капитан продолжил хождение. Несмотря на то, что его везде встречали приветливо, процесс хождения - утомителен, читать о нем скучно, поэтому просто сообщим читателю, что капитану Соколову предстояло еще посетить отдел труда и заработной платы, плановый, снабжения, бухгалтерию и службу эксплуатации, где спланируют все работы и назначат время отхода.
А КАДРЫ РЕШАЮТ ВСЕ
Капитан Соколов где-то читал, что один адмирал сказал: "Новый добротный корабль с плохим экипажем куда хуже, чем старый разболтанный ящик с доброй командой". Каждый капитан мечтает о доброй команде, но где же их взять? Соколов радовался в душе -- удалось сохранить в экипаже матросов Криворотова и Сереброва, выдвинув их по служебной лестнице. Это самые опытные, авторитетные и уважаемые люди на судне, честные и преданные морю, никогда не дрогнут и в тяжелые минуты не подведут.
По-разному приходят на флот люди, об этом написано-переписано. Обычно авторы сходятся на том, что, начитавшись книжек про дальние экзотические страны или наслушавшись веселых баек моряка, прибывшего на побывку, мальчишки с детских лет грезят морем. И этого нельзя исключать, такое есть, когда юноши после окончания школы поступают в мореходные училища, потом начинают по очень скользкой и крутой служебной лестнице сложное восхождение к заветным высотам от матроса до капитана.
Отцы-командиры идут самым трудным путем. У одних он легче, у других тернист, а третьи не выдерживают и по различным причинам сходят с дистанции.
Рыболовный флот постоянно испытывал хроническую нехватку рядового состава, каждый экипаж комплектовался с неимоверным напряжением кадровиков.
Козьма Прутков писал: "Зри в корень". Попытаемся "узреть" этот рыбацкий корень. Флот постоянно пополнялся судами из новостроя, а в республике по причине недоверия властей к местному населению, отсутствовал необходимый людской ресурс: у одних были родственники за границей, убежавшие от прелестей "социалистического рая", у других -- во время войны кто-то из родных носил иную форму, у третьих -- репрессированы родители, у четвертых -- слабые родственные связи.
Косвенной причиной может служить отсутствие своей учебно-курсовой базы. Поэтому была сделана ставка на прибывших из других областей страны и молодых людей, отслуживших на флоте или в армии. Тогда на корабли и в войсковые части ездили агитаторы, приглашавшие матросов и солдат после окончания службы поработать на судах рыбопромыслового флота.
В основном прибывали те, кто поддался на обильные посулы агитаторов. Многие из них были в защитной армейской форме, сняв погоны, уходили в море. Среди них были умные и не очень, сильные и слабые, смелые и трусоватые, честные и подловатые. Нельзя утверждать, что не было подонков.
Море закаляет человека физически и нравственно, обогащает знания и опыт, которого у прибывших молодых ребят не было. Однако в рейсе с помощью опытных моряков они доходили до кондиции. На промысловых судах действовал армейский закон: "Не умеешь -- научим, не хочешь -- заставим". Многие, освоившись, прикипели к морю душой и долгие годы верой и правдой служили ему и рыбацкому делу.
К сожалению, в то время существовало расхожее и не совсем объективное мнение о рыбаках. Утверждалось, что среди рыбаков много малообразованных неудачников и беспробудных пьяниц. Хотя это ни в коей мере не соответствует действительности. Всякий был народ. За годы работы Соколов встретил и познал много людей. По его глубокому убеждению моряки делились на три категории: случайных, хитропупых и прирожденных. Что касается первой категории, то с ней все ясно. Туда входили любители "длинного рубля" и "острых ощущений", пьяницы и лодыри, прослышавшие, что в Атлантике можно легко заработать большие деньги.
Случалось, падая от изнеможения лицом в рыбу при выборке сетей, они убеждались, что море не такое уж романтическое, как казалось, и проклинали тот день, когда решили совершить глупость и отправиться в Атлантику на заработки. Они произносили заклинания: "Больше не могу! В гробу я видел эту рыбу! Будь она трижды проклята!" Не пройдя испытания морем, они срочно "завязывали" с ним после получения расчета за рейс. Собрав нехитрые пожитки, спокойно и без оглядки, не попрощавшись с соплавателями, быстрым шагом направлялись к проходной.
Наиболее интересна по сути своей вторая категория. В неё входили те, кто испытание морем прошел, сделал для себя вывод -- зачем уродоваться самим, если есть другие? Во имя чего терять сознание на палубе или мыться только после сдачи груза у базы? Пусть уродуется кто-то другой. На промысловых судах такие шутки не проходили, поэтому они старались пристроиться на плавбазе, где условия труда несколько легче, а бытовые -- значительно лучше. Если крупно повезет, во время просмотра заезженного фильма удастся подержать тетю Мотю за худое колено, а потом отдаться судовой любви, которая во сто крат слаще земной. Представители данной категории швартовали суда, управляли лебедками и ухманили. В то время, когда они махали руками, у их товарищей, катавших в трюме бочки, из одного места клубился пар.
И, наконец, третья, самая многочисленная -- моряки по призванию, к ней, несомненно, относился и сам Соколов. Эти люди беззаветно любят море и преданы ему "до дна и покрышки". Возможно, поэтому немногословный и даже несколько замкнутый Соколов в море словно отходил. Его лицо становилось мягче и добрее, а массивная нижняя челюсть казалась не такой тяжелой.
Капитан Соколов понимал, что среди экипажа могут оказаться представители всех перечисленных выше категорий, а сколько кого -- покажет время.
Была у него и своя классификация капитанов: удачливые, середняки и неудачники.
К первой категории относились те, у кого всегда все было в ажуре: безаварийное плавание, постоянное выполнение плана, отсутствие нарушений устава, инструкций и наставлений. Как правило, это ответственные и думающие люди, серьезные и умеющие по достоинству оценивать других. Они бесконфликтны, но не бесхребетны, умеют, когда надо, постоять за себя и своих подчиненных. В свое время прошли "рыбацкие университеты" у опытных наставников. Затем удачно преодолели жернова бюрократической кадровой машины и стали капитанами. Их постоянно хвалили на всех собраниях-совещаниях, ставили в пример другим и по итогам пятилеток даже награждали.
К числу удачливых относились и некоторые капитаны-самодуры, этакие "монархи от судовождения и диктаторы по призванию". Они были прекрасными промысловиками, не видя при этом в своих подчиненных людей, руководствовались железным правилом: "Не рассуждать, а исполнять, что вам сказано!" Их нисколько не волновало, с каким чувством после разговора уходили униженные и оскорбленные ими люди. К сожалению, некоторые их них занимались самовосхвалением: "Я вышел в рейс и взял план". С такими капитанами команде в море было тяжело, но люди были уверены в успехе, знали, что план будет выполнен, и за это многое прощали. Ведь материальное благосостояние в условиях развитого социализма играло не последнюю роль. А от этого, что отец-командир во время выборки сетей назвал тебя свиньей, на жену при встрече в порту не захрюкаешь.
Больше всего было капитанов-середняков. Хорошие специалисты и моряки, прекрасные люди, но капитанская карьера не всегда складывалась гладко, нет-нет да что-нибудь случалось. Их особо не ругали, не выдвигали, но глубоко не задвигали.
Самая малочисленная группа -- неудачники. Они с большим трудом продвигались по служебной лестнице. Один, например, до того, как стать капитаном, был вынужден переписывать автобиографию шесть раз, а кадровики забраковывали. Отчаявшись и поняв, что капитаном ему не быть, переписывая в шестой раз, добавил к тексту пятой: "Мой дедушка умер от заворота кишок". Оказывается, что эта деталь кого-то очень интересовала, его утвердили. У неудачников все время что-то случалось, как в народе говорят: то желтуха, то понос. Их фатально преследовали неудачи, теряли якоря и винты, сталкивались и садились на мель. От постоянных взысканий выработался иммунитет, они обрастали выговорами простыми вперемешку со строгими. Карьера некоторых складывалась по синусоиде: капитан-старпом, старпом-капитан.
Глядя в судовую роль, капитан увидел в ней мало знакомых фамилий, но в третьем помощнике Рятсеппе, боцмане Криворотове, мастере добычи Сереброве, матросах Ласточкине и Пупкине он был уверен. Это моряки по призванию. В прошлом рейсе был дружный, сплоченный экипаж, о котором капитан Толкачев, покидая судно, сказал: "С такими ребятами можно горы свернуть!" Какая команда сложится в предстоящем рейсе, покажет время, а пока этот вопрос не давал капитану покоя.
Обычно в послерейсовых разговорах, отчетах и докладах говорят и пишут "Многие члены экипажа в этом составе делали уже не первый рейс", "Экипаж сработался уже в прошлом рейсе" или "Костяк команды более или менее стабильный". Каждый капитан хотел иметь стабильный экипаж, но как его сохранить, если с приходом в порт кадровики начинают его потрошить, как треску?
Капитан знал, что в команде могли быть люди корыстные и приспособленцы, но, взглянув на знакомые фамилии в судовой роли, улыбнулся, что с ним в последнее время случалось редко, сказал вслух: "Мы и есть этот костяк!" Соколов сознавал, какая огромная ответственность взвалена на его широкие плечи. Теперь он в ответе за все и всех, достигнув того, к чему стремился все эти годы.
Соколов еще долго сидел, и в который уже раз перечитывал судовую роль фамилию за фамилией, надеясь вычислить агента КГБ. В каждый экипаж внедрялся штатный сотрудник, который, выражаясь профессиональным языком, должен был осуществлять обязанности по контрразведывательному обслуживанию", что на простом русском языке означает следить за всеми членами экипажа и с приходом в порт представлять на них доносы в "Контору Глубокого Бурения" (так часто расшифровывали КГБ). Их называли "стукачи", "тихари", "наши люди", "длинное ухо". На судне они оказывались явно не в своей тарелке. Привыкшие вечерами сидеть в ресторанах, бесплатно пить и закусывать, слушая пьяную болтовню посетителей. Учитывая тяжкий рыбацкий труд, агентов посылали мотористами, электриками, судовыми коками, много их было среди радистов, встречались даже штурмана. Один знакомый капитан рассказывал Соколову, что у него на судне агент был вторым помощником, он вел себя надменно-вызывающе и обещал превратить капитана в пыль, правда, не в "лагерную", как любил говорить Лаврентий Берия. Умные и практичные люди научили капитана, как избавиться от этой мрази методом вышибания клина. Изобразив из себя законченного идиота, он пришел в комитет.
- Снимите меня с работы.
- Как мы можем вас снять?
- А ваш сотрудник утверждает, что снимет.
- Какой наш сотрудник?
- Мой второй помощник.
- При чем здесь ваш второй помощник?
- Сам ничего толком не пойму. Я ему не верю, а он утверждает, что ваш сотрудник.
- Чушь какая-то. Идите и спокойно работайте.
Когда капитан вернулся на судно, второго помощника уже не было, а третий доложил, что второго срочно списали, новый еще не прибыл.
На предрейсовом инструктаже патрон требовал от агентов "не зарываться", но некоторые, пытаясь выслужиться, писали на соплавателей заведомую ложь. На одном судне агент написал на матроса явную чушь. Матрос оказался принципиальным, чему его учил с детства отец полковник-инженер, имевший прямое отношение к испытанию атомных подводных лодок. Нашлись покровители и делу дали официальный ход. Расследованием было установлено, что отчет высосан из пальца. ОТК могущественного ведомства не терпел брака в работе своих сотрудников, которых безжалостно изгоняли из органов из-за профессиональной непригодности и впоследствии они, как правило, спивались или их засылали с глаз долой к черту на кулички.
Однажды оклеветанный честный матрос, ставший капитаном, в проводнике вагона поезда Москва-Пекин признал своего визави. Вот уж пути Господни неисповедимы.
В большинстве своем агенты имели звания старшего лейтенанта или капитана. В первом рейсе плавбазы "Урал" на Большую Ньюфаундлендскую банку электросварщик оказался майором КГБ. Денежное довольствие агенты получали в двух конторах. За профессиональную работу на Пагари, 1, за рыбацкий труд -- на Вана-Пости, 7.
Кроме штатных агентов в экипаже были осведомители, которые добровольно сотрудничали с органами. Как правило, это были скомпрометировавшие себя люди, отбросы общества и шваль.
Справедливости ради отметим, что среди агентов, работающих на судах, были и объективные люди. Честь, хвала и рыбацкое спасибо им за это.
Соколов первыми вычеркнул из роли штурманов, механиков, старшего мастера добычи, мастера добычи, боцмана и матросов, бывших в прошлом рейсе. Видя, что метод последовательного исключения не сработал, Соколов отложил в сторону судовую роль и подумал: "Свято место пусто не бывает, пришлют, кого пришлют"...
АВГИЕВЫ КОНЮШНИ
Ночь изменила все. Вместо дней относительно спокойного ремонта наступил день, когда судно введено в эксплуатацию и началась подготовка к рейсу, на что давалось три дня.
Пусть читателю не покажется, что все рейсы похожи один на другой, как две капли воды, что суда снуют сюда-туда, как речные трамвайчики. В природе нет одинаковых рейсов. Они отличаются по условиям и району плавания, способу лова и обработке рыбы, но главное, чем отличаются рейсы -- это команда. На одном судне стоило дрифу крикнуть: "Тяни!" все, как один наваливались грудью на рол, а другие ползали по палубе, как сонные мухи. Тогда дриф пытался придать им ускорение: "Что вы ползаете по палубе, как беременные вши по мокрому затылку? В печенку, селезенку, душу мать!"
Рыбаков ругали за чрезмерное увлечение ненормативной лексикой, но физически трудно себе представить дрифа, не ругающегося матом. Звучит, как каламбур, чтоб дриф обратился к матросу: "Милейший, будь любезен, подбери, пожалуйста, верхнюю подбору". Нонсенс. СРТ -- не институт благородных девиц, а рыбаки -- не институтки.
На первый взгляд, действительно, все рейсы одинаковы. За это время судно должно быть загруженным, укомплектовано командой, получено промвооружение и снабжение, предъявлено по всем частям портовым властям. Дальний переход через океан вдали от берегов, тяжелые условия зимнего плавания и возможная работа во льдах предъявляли к техническому состоянию судна серьезные требования.
Первый день -- самый напряженный и суматошный, когда происходила смена команд: списывались члены ремонтной, приходили рейсовые. К началу рабочего дня прибыли старший помощник, второй помощник, старший мастер добычи, радист, рыбмастер (рыбкин), его помощник, матросы, кок и юнга.
Старший помощник, по-морскому чиф, Вадим Петрович Верненко среднего роста, пропорционально сложен, физически крепок. Круглое мужественное лицо. Говорил тихо, не повышая голоса. Спокоен и выдержан. Производил впечатление застенчивого, скромного и доброго человека.
Не успел старпом появиться на судне, как за дверью его каюты выстроилась очередь жаждущих доступа к его телу. Порт начал погрузку соли и тары, а вскоре на борт потянулась вереница контролирующих и проверяющих.
Наиболее труднопроходимым был пожарный инспектор, которого на флоте обижали, называя пожарником. Официальных жалоб на "оскорбление при исполнении" не зафиксировано, но доподлинно известно, что за "пожарника" отдувались старпомы и стармехи, из которых "вили веревки" и "выжимали пот". А как те могли показать себя во всеоружии, если матросы Иванов, Петров или Сидоров прибыли на судно за полчаса до прихода пожарного инспектора. Вот уж, действительно, тяжело в учении...
Пожарный инспектор, оформив отход, начал добреть после первого тоста, которых потом последовало много. Издавна чей-то злой и завистливый глаз определил, что пожарные инспекторы пили люто и до бесконечности. Когда инспектор дошел до кондиции, старпом принял его тело, не имеющее хода, к буксировке "лагом". "Обнявшись крепче двух друзей", они самым малым ходом передвигались по палубе, уходящей из-под ног инспектора. У трапа чиф передал объект буксировки вахтенному, а сам любовался, как инспектор демонстрировал филигранную технику эквилибристики при переходе на матушку-землю. Ноги инспектора вязали самые сложные морские узлы, медленно передвигая его к проходной.
Улыбнувшись, старпом вспомнил историю, недавно происшедшую с этим пожарным инспектором. Как всегда, он пришел на судно, а молодой капитан послал старпома куда-то по делам. Зайдя к капитану, он поприветствовал его и сказал: "Я оформляю отход, если капитан будет пить со мной на равных. Согласен, капитан?"
- Согласен, ставьте печать, - улыбаясь, ответил капитан.
Оформляя отход, инспектор про себя подумал: "Смелый парень. Он вообще представляет себе, сколько я могу выпить?"
Капитан достал стаканы, поставил на стол две бутылки водки и закуску. Разлил водку по стаканам и выпили за отход. Через некоторое время повторили. Потом еще...
Когда допивали вторую бутылку, инспектор постепенно начал терять остойчивость, валясь влево. Последнее, что он видел отсутствующим взглядом своих остекленевших глаз, был абсолютно трезвый капитан.
Проспавшись, инспектор не мог успокоиться от пережитого позора: какой-то сопливый капитан перепил его, загнав под стол.
О сенсационной новости одним из первых узнал Альберт Филимонович. Он уже извлек из укромного места свой кондуит и собирался, было, внести запись: "Способен перепить при оформлении отхода пожарного инспектора" да призадумался. В его бухгалтерии что-то не сходилось. Будучи человеком аналитического ума, степенным и осторожным, помня о том, что "записываем то, что наблюдаем", решил проверить информацию от первоисточника. Он позвонил диспетчеру и попросил пригласить к себе капитана.
Когда тот явился и доложил о прибытии, Альберт Филимонович приступил к следственному действию.
- Это правда?
- Что, Альберт Филимонович?
- Ты перепил пожарного инспектора?
- Правда, - ответил капитан, улыбаясь.
- Тебе в пору плакать, а не смеяться.
- Это почему?
- Ты в рабочее время организовал на судне групповую пьянку, споил до бесчувственного состояния должностное лицо при исполнении им обязанностей.
- Никакой пьянки я на судне не организовывал, выпивка одного человека не может рассматриваться, как групповая.
- Вас было двое.
- Я не пил.
- Как не пил? Инспектор оказался под столом, а его подготовку в этом деле не сравнить с твоей.
- Это, Альберт Филимонович, его проблемы.
- Чем ты это объяснишь?
- Эффектом оптического обмана.
- Это еще что такое?
- Стакан-невидимка. Двухсотграммовый стакан, а в него вмещается 20 капель.
- Интересно бы взглянуть на это достижение стеклодувной техники, да ладно, тебе сейчас не до этого, я пометку сделаю карандашом, придешь после рейса. Если вещь дельная, войду в ходатайство перед руководством, чтоб все суда снабдили такими стаканами, может еще кому-нибудь пригодится.
Молодой капитан вышел из отдела главного капитана, улыбаясь, благодаря в мыслях знакомую, подарившую ему этот стакан после возвращения из поездки в Чехословакию.
Пройдут годы, знаменитый завод Гусь-Хрустальный начнет выпускать аналогичные стаканы, бокалы, фужеры и рюмки. Отдел снабжения централизованно ими суда не обеспечивал, но у некоторых капитанов в запасе такие стаканы были.
После прохождения пожарного инспектора старпом мог вздохнуть облегченно, ибо строгий, но справедливый санкарантинный врач Вывернидуб был уже не страшен. Он требовал показать чистый поварской колпак и отдельно разделочные доски для мяса и рыбы. Зная о вреде алкоголя для здоровья, он в рот не брал спиртного.
А тем временем, как всегда, портнадзиратель пытал третьего помощника, требуя показать путевые карты и пособия, откорректированные по последнему "Извещению мореплавателям".
Из краткосрочной отлучки на судно вернулся матрос Иван Пупкин, ездивший в деревню Палкино Псковской области, чтоб узаконить свои отношения с девушкой Настей, которую безумно любил. Кадры сделали ему свадебный подарок, произведя в матросы первого класса.
Матросы начали устраиваться в кубрике. По старой матросской традиции бывалые моряки спали в койках первого яруса, а новички -- второго.
Посмотрев на огромного Вырка, Василий Кузьмин сказал: "Ложись внизу, во время шторма свалишься на меня и раздавишь, а я еще жить хочу".
- Польсое пасибо, - поблагодарил Вырк Кузьмича. Матрос второго класса Виллу Вырк крупный и широкоплечий мужчина, бывший спортсмен, человек большого жизненного опыта. Малословен. Как и каждый, выходящий впервые в море, чувствовал себя не очень уверенно.
Второй день подготовки к рейсу менее напряженный. Команда укомплектована, судно загружено, да и проверяющих значительно меньше. Получали промвооружение и судовое снабжение. Палуба была завалена и напоминала "Последний день Помпеи", чего тут только не было? Бухты ваерного троса, бобинцы, кухтыли, тралы, кутки, траловые доски, дель и мокросоленые шкуры. Все это нужно было убрать с палубы и по-хозяйски уложить, а доски закрепить по-походному. Работой руководил старший мастер добычи Вольдемар Сакс. Больше для порядка он подбадривал работавших: "Пруй, ребята!"
Он маленького роста и неописуемой худобы. Фанатичный рыбак, его настроение зависело от количества пойманной рыбы. Очень вспыльчив, но быстро отходил. Прозвище: Курва-мать.
Существует старая шутка, что пар на марке держится на мате кочегаров, а рыба ловится на мат дрифа. Как истинный прибалт, Сакс не мог освоить витиеватого дрифовского мата, поэтому, став дрифом, выработал свой призыв для обеспечения выполнения плана добычи и дополнительно принятых социалистических обязательств.
Трехступенчатый дрифовский мат Сакс разделил тоже на три ступени. Когда сети ровно шли на рол, он подбадривал мужиков: "Пруй, ребята!" Когда шел сплошной белый жвак жирной норвежской сельди и нужно было навалиться, дриф кричал: "Пруй, ребята! Курва-мать!" При свежей погоде, когда СРТ вздыбливался носом к небу, как необъезженный жеребец, а порядок вытягивался, как гитарная струна, лицо дрифа становилось свирепым и он, переходя на петушиный фальцет, истошно кричал: "Пруй, ребята! Курва-мать! Я режу!"
К сожалению, уровня экономической эффективности этого страстного призыва отдел НОТ не изучал, но известно, что молодой капитан, у которого Сакс был дрифом, стал орденоносцем.
Со временем слово "дриф" исчезло из употребления, его заменил тралмастер, а с появлением новейших крупнотоннажных добывающих судов, стали называть на западный манер -- "тралмейстер".