"Разве не олицетворяет собой "человек в бутылке" заключенную в нас душу..."

"Человек в бутылке" Густав Майринк

"Грозный старик" (The Terrible Old Man) - так называется рассказ Говарда Лавкрафта, написанный в 1920 году. Он повествует о трёх эмигрантах Анджело Риччи, Джо Чшанеке и Мануэле Сильва, решивших ограбить одинокого старика, живущего в доме на Уотер-стрит в Кингспорте, который, как считалось, был невероятно богат, а потому представлял для них источник довольно лёгкой наживы. Но в городе о старике ходила недобрая молва:
"Он, по правде говоря, очень странный человек, который в своё время был капитаном клипера в Восточной Индии. Он настолько стар, что ни кто не помнит его молодым, и настолько нелюдим, что немногие знают его настоящее имя[1]. Среди корявых деревьев в его дворе перед обветшалым домом, стоит множество странных больших камней, причудливо выстроенных и окрашенных наподобие идолов в каком-то Восточном храме. Эти камни отпугивают маленьких озорников, что любят дразнить Грозного старика за его длинные седые волосы и бороду или кидаться чем-нибудь в окна его жилища."[2]

Была у старика и другая странность, что отпугивала от него всевозможных хулиганов и просто любопытных:
"...но есть и другие вещи, что пугают даже старших и более любопытных людей, которые иногда подбираются к его дому, чтобы тайком заглянуть в пыльные окна. Эти люди рассказывают, что на столе в пустой комнате первого этажа находится множество необычных бутылок, в каждой из которых есть маятник из кусочка свинца, мудрёно подвешенного на верёвочке. И они утверждают, что Грозный старик разговаривает с этими бутылками, обращаясь к ним по именам: Джек, Меченный, Долговязый Том, Джо Испанец, Петерс и старина Эллис. И всякий раз, когда он обращается к ним, маленький свинцовый маятник внутри бутылки начинает раскачиваться, как будто отвечает. Те, кто наблюдал эти внушающие страх беседы высокого сухощавого старика, не решились бы сделать этого вновь."

Впрочем, ни что из этого не вселяло даже тревогу в грабителей. Апрельской ночью двое из них отправились в дом старика, пока третий остался дожидаться их в автомобиле. В ночной тишине он услышал жуткие крики, полагая, что те принадлежали беспомощной жертве, но спустя час его подельники так и не вернулись с награбленным. Вместо них, в тусклом свете уличного фонаря, из дверей дома показался не кто иной, как сам его хозяин:
"...но только Грозный старик спокойно опирался на свою узловатую трость и жутко ухмылялся. Мистер Чшанек никогда прежде не замечал цвета его глаз, но теперь же он видел, что они были жёлтыми."[3]

Наутро жителей Кингспорта переполошила новость о вынесенных на берег трёх сильно изуродованных трупах, которыми, конечно же, были ночные грабители старика:
"В маленьких городках даже мелочи вызывают волнение, поэтому неудивительно, что жители Кингспорта всю весну и лето судачили о трёх неизвестных, чьи тела, жутко изрубленные, словно ударами сабель, и ужасно искалеченные, будто их с ожесточением топтали каблуками башмаков, вынесло прибоем. А кое-кто даже поговаривал о таких банальных вещах, как брошенный на Шип-стрит автомобиль и нечеловеческие крики, очевидно, принадлежавшие бродячим животным или перелётным птицам, которые ночью слышали разбуженные горожане. Но в этих деревенских сплетнях совсем не вспоминали Грозного старика."

Так заканчивается небольшой, всего чуть более тысячи слов, рассказ Лавкрафта, а вместе с тем оставляет читателю ряд вопросов - что случилось с грабителями, что это были за странные бутылки с маятниками, кем был старик и какое вообще место занимает этот, казалось бы, незначительный персонаж в творчестве Лавкрафта? На все эти вопросы будет дан ответ в настоящей работе.

Сам сюжет "Грозного старика", как считается, был вдохновлён Лавкрафту рассказом Лорда Дансени "Правдоподобное приключение трёх литераторов" (The Probable Adventure of the Three Literary Men) 1912 года из "Книги Чудес". Его сюжет рассказывает о трёх ворах из племени кочевников, что попытались выкрасть золотой сундук с хранившимися в нём "стихами невероятной ценности", но в последний момент были застигнуты врасплох хозяином сундука:
"В безмолвии они подошли к подножию лестницы. И затем случилось так, что когда они уже почти были в безопасности, в самый таинственный час ночи, в верхней зале неведомая рука зажгла зловещий свет, зажгла его не издав ни звука.
На мгновение могло показаться, что это вполне обычный свет, но даже он был роковым в такой момент, как этот. Но когда он начал пристально следить за ними, словно глаз, усиливаясь и багровея, тогда пропала всякая надежда."

В "Грозном старике" можно без труда подметить детали, заимствованные у Дансени, это и ироническая манера повествования, и мотив неудачного грабежа, и образы трёх воров, которые превратились в так ненавидимых Лавкрафтом эмигрантов, и горящий взгляд хозяина сокровища, передавшийся жёлтым глазам старика. И всё же, роль последнего куда значительней, чем может показаться, а потому заслуживает особого внимания. Так, впервые описанный в рассказе 1920 года, позже Грозный старик вновь появляется в "Загадочном доме на Туманной вершине" (The Strange High House in the Mist) 1926 года. В нём он приглашает приехавшего в Кингспорт философа Томаса Олни к себе в жилище и охотно делится с ним историями о доме, что одиноко стоит на вершине скалы почти над самым морем:
"Даже Грозный старик, что разговаривает со свинцовыми маятниками в бутылках, расплачивается в бакалее столетними испанскими золотыми[4] и держит каменных идолов во дворе своего старомодного дома на Уотер-стрит, может рассказать, что всё было таким же, когда его дед был ещё мальчишкой, и что так было даже в те давние времена, когда то ли Белчер, то ли Ширли, то ли Паунэлл или Бернард[5] были губернатором Его Величества[6] в провинции Массачусетс-Бэй."

И когда философ возвращается из того дома, Грозный старик единственный во всём городе, кому он рассказывает о произошедшем с ним:
"Он не мог вспомнить, что ему грезилось в жилище безымянного отшельника в вышине, и как он затем спустился вниз по скале, на которую никогда не ступала нога человека. Он не мог говорить об этом ни с кем, лишь с Грозным стариком, который потом бормотал в свою длинную седую бороду странные вещи. Старик клялся, что человек, спустившийся со скалы, был не тем, который поднялся на неё и что где-то там под серой островерхой крышей в немыслимом пределе, окутанном зловещим белым туманом, всё ещё обретается потерянная душа Томаса Олни."

Больше Грозный старик не упоминается Лавкрафтом ни разу, однако именно он стал прообразом всех последующих стариков-отшельников, так часто встречающихся в его произведениях. Глеб Елисеев в своей биографической книге "Великие Исторические Персоны: Лавкрафт" 2013 года, говорит на этот счёт следующее:
"...главный персонаж истории открывает целую череду чисто лавкрафтовских героев. Страшный Старик - несомненный предтеча тех хранителей запретного знания, контактёров с чудовищным потусторонним миром, которых столь опасно беспокоить, а к чьим тайнами - прикасаться."

Примеры таких персонажей можно встретить в самых разных произведениях Лавкрафта, написанных после "Грозного старика" в 1920-30-х годах, например: в "Картине в доме" (The Picture in the House) живущий в глуши старик каннибал убивает заглянувшего к нему в дом путника; в "Кошках Ультара" (The Cats of Ulthar) озлобленные старик со старухой ловят и мучают городских котов, пока не становятся их жертвами; в "Иных богах" (The Other Gods) старый мудрец взбирается на гору, желая увидеть земных богов, но встречает там ужасных Древних; в "Музыке Эриха Цанна" (The Music of Erich Zann) старый немой музыкант ночи напролёт играет на виоле напротив окна в своей мансарде, пытаясь заглушить льющуюся из него музыку космической бездны; в "Крысах в стенах" (The Rats in the Walls) старик открывает страшную правду своего рода и сходит с ума; в "Неименуемом" (The Unnamable) в мансарде заброшенного дома старого отшельника обретается жуткая химера, порождённая человеком и демоном; в "Призраке-пожирателе" (The Ghost-Eater) призрак отшельника-оборотня[7] появляется каждое полнолуние на месте своего последнего пиршества; "В склепе" (In the Vault) старому нерадивому гробовщику мстит его же клиент; в "Холодном воздухе" (Cool Air) старый учёный продлевает своё существование после смерти, за счёт холода; в "Данвичском ужасе" (The Dunwich Horror) старик, прослывший среди жителей деревни колдуном, расплачивался старинными золотыми монетами[8] за купленных коров, которыми кормит своих чудовищных внуков; в "Локоне Медузы" (Medusa's Coil) одинокий старик-плантатор охраняет могилу змееволосого отродья Ктулху, погребённого в подвале его дома; в "Тени над Иннсмаутом" (The Shadow Over Innsmouth) старый пропойца рассказывает заезжему туристу историю таинственного портового городка, населённого рыбоподобными тварями; в "Ловушке" (The Trap) старый стеклодув проникает в зазеркальный мир и обретает там бессмертие; в "Человеке из камня" (The Man of Stone) при помощи особого эликсира старик превращает скульптора в каменное изваяние; а в дописанном Дерлетом "Дне Уэнтворта" (Wentworth's Day) старый скряга расплачивается по долгам своей жизнью.

Как можно видеть, образ старика-отшельника стал архетипическим для творчества Лавкрафта. Такие персонажи играют самые разнообразные роли, порой жертв сверхъестественных сил, а порой злодеев, среди которых особо выделяются старики-колдуны, якшающиеся с нечистой силой. Так, в написанном через три года после "Грозного старика" рассказе "Празднество" (The Festival) Лавкрафт вновь возвращает читателя в Кингспорт, подробно описывая его дома и улицы такими, какими они были в XVII веке[9], во времена ведьмовских процессов. Безымянного рассказчика, прибывшего в город чтобы принять участие в священном празднестве своих предков, встречает седовласый немой старик:
"Мне не нравилось то, что я видел, и страх снова овладел мной. Его усиливало именно то, что раньше смягчало, поскольку, чем больше я смотрел на казавшееся дружелюбным лицо старика, тем больше оно ужасало своей безжизненностью. Его глаза не двигались, а кожа напоминала воск. Наконец я убедился, что это было вовсе не лицо, а дьявольски искусно выполненная маска."

Старик с нарочитой гостеприимностью приглашает рассказчика в свой дом с остроконечной крышей на Грин-лейн, точно так же как Грозный старик принимал у себя философа Томаса Олни. А затем, с наступлением ночи, провожает его в заброшенную церковь, под которой в глубине высеченных в скале катакомб, у вод подземного реки с маслянистыми водами, и разворачивается зловещее языческое действо. Позже в 1925 году, некоторые мотивы и сюжетные элементы "Празднества" были положены Лавкрафтом в основу другого рассказа "Кошмар в Ред-Хуке" (The Horror at Red Hook), написанного под впечатлением от года жизни в Нью-Йорке, утомившего и разочаровавшего его. Рассказ повествует о трущобах Ред-Хука[10], заселённых немыслимыми ордами самых отвратительных представителей нищей эмиграции из Азии, Африки, Ближнего Востока и разнообразных уголков Европы. Именно в этой клоаке глубоко под землёй торжественно шествуют адские процессии, прославляющие под звуки расстроенного органа древнее зло, а разношёрстные обитатели Ред-Хука справляют в его честь мерзкие ритуалы и приносятя кровавые жертвы:
"Пути безграничной ночи расходились во всех направлениях отсюда, где, казалось, лежал источник заразы, которой было суждено распространиться и поглотить города, захлестнув народы зловонным мором. Сюда проник вселенский порок и нагноился благодаря нечестивым обрядам, давшим начало скалящемуся шествию погибели, которое должно было обратить всех нас в уродливые грибковые наросты, слишком омерзительные даже для погребения в могилах. Сатана вершил здесь свой Вавилонский суд..."

Ключевую же роль во всём этом играет Роберт Сайдем. Седой, со спутанной бородой и старомодным костюмом, старик был потомком древнего голландского рода, он унаследовал большое состояние, что позволило ему вести жизнь отшельника в обветшалом от времени особняке, придаваясь изучению древних колдовских фолиантов и тайных знаний. За шесть десятилетий такой жизни он лишь однажды покидал свой дом, проведя восемь лет в Старом Свете. Постепенно Сайдем заинтересовывается верованиями обитателей Ред-Хука, он сближается с ними и благодаря своим оккультным познаниям делается жрецом их тайного культа, свершающего обряды под заброшенной каменной церковью, а арендованные им дома, как в последствии выясняет полиция, служат местами сборищ членов культа, со специально оборудованными в них химическими лабораториями, библиотеками с колдовской литературой, и подвалами, в которые ведут следы прокатившейся по Нью-Йорку волны похищений детей:
"Ибо в этой квинтэссенции всего проклятого пределы сознания рушились и человеческому разуму открывались все области ужаса запретных измерений, что подвластны поросли зла. Мир и природа были беспомощны против такого натиска из незапечатанных колодцев ночи, и ни знамение, ни молитва, не могли остановить Вальпургиево буйство ужаса, которое вырвалось, когда мудрец со злосчастным ключом наткнулся на орду с запертым и наполненным до краёв демоническими знаниями ковчегом."

На Сайдема эта связь с потусторонним оказывает самое неожиданное влияние, он прекращает наведываться в Ред-Хук, внезапно богатеет и делается моложе своих лет, проникаясь невесть откуда взявшимися силами и здоровьем, благодаря чему начинает выходить в свет и организовывать многолюдные приёмы в отремонтированном особняке, а также женится на молодой девушке из высшего общества. Однако страшная месть преданного Сайдемом культа и его служители без промедления настигает старика. В описанных Лавкрафтом сценах жутких процессий адских тварей и мертвецов в освещённых зеленоватым пламенем подземельях, омываемых маслянистыми водами реки, повторяется всё то, о чём он ранее писал в "Празднестве". Даже в самом Сайдеме прослеживаются черты его кингспортских предшественников, чья противоестественная натура и причастность к зловещим культам, по сути, являются предпосылками Лавкрафта к персонажам произведений последующих лет. Так, в рассказе "Нечто на пороге" (The Thing on the Doorstep) 1933 года, могущественный колдун Эфраим Уэйт стремится достичь бессмертия, переселяясь из тела в тело, даже если предыдущее было убито и погребено, и коварно расправляется со своими старыми оболочками:
"Эфраим жил в полуразрушенном особняке на Вашингтон-стрит в Иннсмауте, и те, кто видел это место, а аркхемцы старались избегать Иннсмаута, заявляли, что его мансардные окна всегда были заколочены и с наступлением вечера оттуда доносились странные звуки. Старик, как известно, в своё время обучился колдовству, и, по поверьям, мог вызывать или усмирять бури на море по своему желанию. Я видел его один или два раза в юности, когда он приезжал в Аркхем, чтобы просмотреть запретные фолианты в библиотеке колледжа, и проникся неприязнью к его волчьему угрюмому лицу со спутанной серебристо-серой бородой."

В дописанных же Дерлетом после смерти Лавкрафта рассказах "Наследство Пибоди" (The Peabody Heritage) 1957-го и "Тень в мансарде" (The Shadow In the Attic) 1959 года, старые колдуны восстают из своих могил в атмосфере новоанглийского ведьмовства, заложенной Лавкрафтом ещё в повести "Сны в Ведьмином доме" (The Dreams in the Witch-House) 1932 года, и, подобно Эфраиму, пытаются завладеть телами и душами своих потомков. Это последнее стало своего рода одним из лейтмотивов Лавкрафта, навеянных ему, как считается, романом Уолтера де ла Мара "Возвращение" (The Return) 1910 года, который он упоминает в своём эссе "Сверхъестественный ужас в литературе" (Supernatural Horror in Literature) 1927 года. Именно этот роман, среди прочего, подтолкнул Лавкрафта к написанию повести "Случай Чарльза Декстера Варда" (The Case of Charles Dexter Ward) 1927 года, чей антагонист Джозеф Карвен обладает чертами, схожими как с Грозным стариком, так и с Робертом Сайдемом.

Согласно повести, Карвен родился в 1662 или 1663 году в месте под названием Салем-Вилладж, в пятнадцатилетнем возрасте покинул дом и стал моряком, но вернулся через девять лет с речью, манерами и одеждой английского джентльмена. Он осел в Салеме, откуда впоследствии, с началом ведьмовских процессов, бежал в Провиденс в 1692 году, но крайне нелюдимый, Карвен заработал там самую дурную репутацию:
"Он происходил из благородного рода салемских Карвенов или Корвинов[11], не нуждавшегося в представлении в Новой Англии. Джозеф Карвен много путешествовал ещё в юности, жил некоторое время в Англии и совершил не менее двух поездок на Восток, а его речь, когда он снисходил до общения, выдавала в нём обученного и воспитанного англичанина. Но по какой-то причине Карвен не нуждался ни в чьём обществе. Не смотря на это, он никогда не отказывал гостям, но в беседе всегда возводил такую стену, что мало кто решался заговорить с ним, боясь сказать что-нибудь, что прозвучало бы глупо. Казалось, что в его поведении сквозила непонятная язвительная надменность, как будто он находил всех людей скучными по сравнению с какими-то более могущественными сущностями."

В Провиденсе Джозеф Карвен стал промышлять морскими перевозками и торговлей, благодаря чему сделался одним из самых богатых людей города, а вместе с тем и самым влиятельным. Но все его попытки заработать хорошую репутацию за счёт службы на благо общества - вложения денег в восстановление зданий, постройку церквей, перестройку моста и прокладку дорог, а также женитьба на дочери капитана одного из своих кораблей, - не принесли Карвену успеха, лишь новых врагов и возросшую неприязнь горожан, среди которых не утихали пересуды о его ферме. Расположенная на Потаксет-роуд, ферма была овеяна самыми немыслимыми слухами: на неё свозились бесчисленные запасы еды и одежды, множество скота и большое количество рабов, местные аптекари осуществляли поставки различных химикалий, а под покровом ночи на ферму тайно доставлялись продолговатые ящики, подозрительно напоминавшие гробы, что сопровождалось пересудами об участившихся случаях разграбления могил. Моряки с кораблей Карвена откровенно ненавидели и боялись его, поскольку стоило им отправиться с прибывшим грузом на ферму, как несколько из них обязательно не возвращалось обратно. А те немногие гости, кому довелось побывать на ферме по приглашению самого Карвена, рассказывали о его алхимической лаборатории и библиотеке, самой большой в Провиденсе, содержавшей редкие греческие, латинские и английские труды по философии, математике, алхимии, теософии и даже магии:
"...и мистер Меррит[12] побледнел, когда взяв тонкий том, нарочито озаглавленный как "Qanoon-e-Islam"[13], обнаружил, что в действительности это был запретный "Некрономикон" безумного араба Абдул Аль-Хазреда, о котором он слышал чудовищные вещи, шёпотом рассказанные несколько лет назад, после разоблачения безымянных ритуалов в странной маленькой рыбацкой деревушке Кингспорт, в провинции Массачусетс-Бэй."

Но ферма была лишь верхушкой айсберга, в немыслимо огромном подземелье под ней творились по настоящему жуткие вещи, о чём свидетельствовали доносившиеся оттуда голоса и крики истязаемых людей. Впоследствии следившие за Карвеном горожане выяснили, что он занимался не просто алхимическими опытами, а некромантией - воскрешал умерших из "основных солей" (Essential Saltes)[14] их праха и выпытывал у них самые страшные и потаённые вещи. При этом коллекция Карвена не ограничивалась прахами умерших жителей Провиденса, благодаря которым он знал массу компрометирующих фактов, позволявших ему посредством шантажа усиливать своё влияние, в ней также были соли полученные из прахов средневековых и античных мыслителей, учёных, философов и колдунов. Все они хранились в подземелье под фермой:
"Третья арка вела в большое помещение со множеством полок и столом с двумя лампами в центре. Виллет зажёг лампы и в их ярком свете увидел окружавшие его бесчисленные стеллажи. Некоторые из верхних полок оказались пусты, но большая часть была заставлена небольшими, странного вида свинцовыми сосудами двух форм - одни высокие и без ручек, напоминавшие греческие лекифы или кувшины для масла, а другие с одной ручкой и формой как у фалерских кувшинов. Все они были закрыты металлическими пробками, покрытыми причудливыми глубоко вырезанными символами."

Схожей коллекцией обладал и Грозный старик, ведь в его бутылках было закупорено не что иное как души людей, намёк на это можно увидеть в самом рассказе "Грозный старик", а также в другом под названием "Две чёрных бутылки" (Two Black Bottles). Он был написан Лавкрафтом в 1926 году в соавторстве с Уилфредом Талманом, в период работы над повестью "Случай Чарльза Декстера Варда", чьё влияние прослеживается в некоторых деталях рассказа. Его сюжет повествует об Иоганнесе Вандерхуфе[15], пасторе церкви в деревеньке Даальберген штат Нью-Йорк, умершем загадочной смертью, которую местные жители связывали со старым кладбищенским сторожем Абелем Фостером, внушавшим страх и неприязнь. Именно после появления Фостера, пастор Вандерхуф из прилежного служителя церкви превратился в фанатичного проповедника, по слухам продавшего душу Дьяволу.[16] И слухи не врали. Прибывший в деревню племянник пастора, обнаруживает в церкви старого сторожа в окружении древних колдовских фолиантов, оставшихся от первого пастора церкви преподобного Гиллиама Слотта:
"По маленькой комнате были разбросаны старые пыльные книги и рукописи - странные предметы, на которых стояла печать невероятной древности. На рядах полок, которые доходили до самого потолка, располагались ужасные вещи в стеклянных сосудах[17] и бутылках - змеи, ящерицы и летучие мыши. Пыль, плесень и паутина покрывали всё.
[...]
- Ты видишь все эти книги и рукописи? Все они когда-то принадлежали пастору Слотту, что был здесь много лет назад. Все эти вещи связаны с магией, чёрной магией, которой пастор овладел ещё до того как приехал в эту деревню. За такое могли сжечь или сварить в масле. Но старый Слотт знал об этом, а потому и не рассказывал никому. Нет сэр, старый Слотт проповедовал здесь несколько поколений назад и тайком изучал книги, использовал все эти мёртвые штуки в банках и читал магические заклятья, но он никому не рассказывал. Нет, никто об этом не знал, кроме самого пастора Слотта и меня."

Как удаётся выяснить племяннику пастора, овладевший скрытыми в книгах знаниями старый сторож проводил жуткие нечестивые обряды и насылал беды на жителей деревни, он также подчинил себе слабовольного Вандерхуфа и заставлял его вести устрашающие проповеди, а затем и вовсе учинил над ним ужасную расправу:
"- Я забрал его душу! - завыл он, отчего меня бросило в дрожь. - Я забрал его душу и поместил в бутылку, в маленькую чёрную бутылку! А потом похоронил его!"[18]

Вероятно, та же участь постигла и трёх незадачливых грабителей Грозного старика, чьи души пополнили его коллекцию. Сам же секрет этого дьявольского действа старик мог узнать во время своих плаваний к берегам Индии, откуда, в том числе, привёз каменных идолов, что окружали его дом, ведь в конце рассказа Лавкрафт подчёркивает:
"К тому же, столь старый морской капитан, должно быть, видывал много более волнующих вещей в далёкие дни своей незабываемой молодости."[19]

В подтверждение этого Дональд Тайсон в своей книге "Некрономикон: Странствия Аль-Хазреда" (Necronomicon: The Wanderings of Alhazred) 2004 года приписывает владение секретом заключения человеческих душ в бутылки индийским бандитам и убийцам Тугам (Thuggee), якобы поклонявшимся Шуб-Ниггурат в обличье индуистской богини Кали:
"За преданность, похотливая богиня научила их магии, позволяющей призывать души умерших и заключать их в стеклянные бутылки, так же, как маги нашего народа держат джиннов в кольцах и бронзовых сосудах. Душа, заключённая этим колдовством в бутылку, становится рабом её хозяина и вся мудрость, которой она обладала при жизни, а также знаниями что обрела после смерти, становятся известны спрашивающему. Хотя пленённая душа нелегко расстаётся со своими тайнами, но если бутылку нагреть на огне, она испытывает адские муки и быстро соглашается отвечать своему хозяину."

У душ в бутылках выведывали тайны и секреты, так же как это делал Карвен у воскрешённых им мертвецов, прибегая к пыткам. Однако, в отличие от них, души общались при помощи подвешенных в бутылках маятников, вот как этот процесс описывает Тайсон:
"Души говорят при помощи небольшого кусочка свинца, закреплённого в бутылке на конце шёлковой нити, так что он висит рядом со стенками бутылки. Когда задаётся вопрос, маятник приходит в движение и ударяется о стекло, вызывая звук, похожий на звон хрустального колокольчика. Слушая звон стекла с открытым и свободным разумом, можно услышать голос души, дающей ответ на вопрос. Только хозяин бутылки может понять голос души, для других же он покажется лишь бессмысленным звоном. Действо создания такой бутылки связывает хозяина с пленённой внутри неё душой так, что каждый может понять слова друг друга."

Практика использования маятника для общения с бесплотными духами и душами умерших не оригинальна, помимо прочих средств её применяли медиумы. Как считалось, во время сеанса спиритизма[20] маятник, подобно той же доске Уиджи (Ouija), указывал на буквы алфавита, соединяя их в слова, либо покачивался в определённые стороны, отвечая, таким образом, на поставленный вопрос утвердительно или отрицательно. По принципу последнего, заставляя духов издавать стуки, в середине XIX века с ними общались сёстры Фокс из Гайдсвилла, сыгравшие ключевую роль в становлении спиритизма в Америке. Лавкрафт был наслышан о спиритизме и сеансах проводимых медиумами, что подтверждает его ссылка на Артура Конан Дойля в рассказе "Неименуемое" 1923 года, который интересовался спиритизмом с 1880-х годов и посвятил ему несколько своих работ. Однако же, почему маятники в бутылках Грозного старика, как и сосуды в подземелье Карвена, были именно свинцовыми, не совсем ясно. Так, если старик как бывший моряк мог использовать в качестве маятников обычные свинцовые грузила, которые служили частью оснастки для рыболовных удочек и сетей, то в случае Карвена следует обратить внимание на следующее важное замечание в приведённой ранее цитате из книги Дональда Тайсона:
"...маги нашего народа держат джиннов в кольцах и бронзовых сосудах."

Возможно, что свинец здесь служит отсылкой к сказке из "Книги тысяча и одной ночи"[21], рассказывающей о рыбаке, чьи сети выловили медный кувшин с заточённым в нём джинном, запечатан же кувшин был свинцовой пробкой. История эта, в свою очередь, ссылается на миф о библейском царе Соломоне, который якобы подчинил и заключил в медный сосуд 72 духа, закрыв его свинцовой пробкой с изображением своей тайной печати и выбросив в море. Изображения и описания этого сосуда можно найти в различных версиях колдовского гриммуара XVII века "Lemegeton Clavicula Salomonis", согласно которому в сосуд помещалась металлическая пластина с символом духа, благодаря которой тот призывался и запечатывался внутри. Тогда с духом можно было общаться, а в случае его неповиновения сосуд ставился на огонь и испытывавший страшные муки дух был вынужден подчиниться. Для схожей цели предназначался и медный Сосуд Балона (Vessel of Balon), изображение и описание которого приводится в "Тексте Р'лиех" (The R'Lyeh Text) Роберта Тёрнера 1995 года. Выполненный в форме человеческой головы, он заполнялся смесью порошка Ибн Гази[22] и крови, которая привлекала духов внутрь сосуда через открытый рот, после чего тот запечатывался красной глиной.

При этом все вышеупомянутые источники неизменно сходятся в одном, если пробка будет вынута или сломана, а сам сосуд разбит, то заточенные в нём духи смогут вырваться на свободу, а то и нанести вред тому, кто их пленил или выпустил. Именно этот мотив обыгрывается Лавкрафтом в конце рассказа "Две чёрных бутылки":
"Я сделал шаг вперёд, заметив, что на низком табурете за его спиной стояли две чёрных бутылки. Фостер забормотал какие-то необычные слова низким монотонным голосом. Перед глазами всё потемнело и что-то внутри меня, казалось, потянулось наружу, пытаясь вырваться через горло. Я почувствовал, как подкосились ноги.
Бросившись вперёд, я ухватил старого сторожа за горло, а свободной рукой потянулся к бутылкам на табурете. Но старик оступился, задев его ногой, и одна бутылка упала на пол, но я поймал другую. Возникла вспышка синего пламени и запах серы наполнил комнату. Из маленькой кучки осколков поднялся белый пар и устремился в окно.
- Будь ты проклят, негодяй! - раздался голос, казавшийся далёким и слабым. Фостер, которого я отпустил когда разбилась бутылка, корчился у стены, он казался сжавшимся и ещё более усохшим. Его лицо стало землистым.
- Будь проклят! - снова произнёс голос, едва вырвавшийся из его рта. - Мне конец! Это была моя душа! Пастор Слотт забрал её двести лет назад!
Он медленно сполз на пол, глядя на меня с ненавистью в стремительно тускневших глазах. Его бледная плоть почернела, а затем пожелтела. Я с ужасом увидел, как его тело, казалось, рассыпалось, а одежда падала бесформенной кучей."

Описанная Лавкрафтом попытка Абеля Фостера забрать душу у племянника пастора может служить явным намёком на то, что Грозный старик сделал с незваными гостями, проникшими в его дом роковой апрельской ночью. Однако он также мог призвать себе на помощь заключённые в бутылках души своих старых соратников - Джека, Меченного, Долговязого Тома, Джо Испанца, Петерса и старину Эллиса. Подобно тому, как Джозеф Карвен в нужную минуту мог вызывать из праха покорных стражей[23], которых использовал для пыток других воскрешённых или для защиты от вооружённого отряда горожан, нагрянувшего на ферму с целью положить конец его тёмным делам. В пользу этого, говорит то, что найденные впоследствии тела грабителей Грозного старика были изрублены саблями[]24 и истоптаны башмаками или сапогами на каблуках, какие носили во времена, когда он был капитаном клипера в Восточной Индии.

Впрочем, старик также мог и сам дать неожиданный отпор трём грабителям. Обманчиво казавшийся дряхлым и немощным он был полон сил, полученных от заключённых в бутылках душ, ведь согласно Тайсону они давали своему хозяину не только знания, ему передавалась и их жизненная сила. Эта же причина крылась и в долголетии стрика, ведь ни кто из жителей Кингспорта даже не помнил его молодым, но зато старик прекрасно знал о том, каким был город две сотни лет назад. Возможно, что свои силы, здоровье и знания, также как и золотые монеты, он получил вовсе не в наследство от отца и деда, которых Лавкрафт упоминает в "Загадочном доме на Туманной вершине", а нажил, сохранил и преумножил сам, благодаря многочисленным бутылкам с душами. Но это предположение всецело опирается на "Некрономикон: Странствия Аль-Хазреда" Тайсона, в то время как ещё сам Лавкрафт даёт намёк на причину долголетия старика в "Двух чёрных бутылках", где кладбищенский сторож, чья душа была заключена в бутылку, прожил благодаря этому две сотни лет. Возможно, что и у Грозного старика где-то была припрятана бутылка с его собственной душой. И здесь вновь прослеживаются общие черты с Джозефом Карвеном, который был силён и не подвластен времени, даже когда ему должно было быть не меньше ста лет, он выглядел всего на тридцать. Однако Карвен достиг этого благодаря алхимическим и некромантическим экспериментам, позволившим так же и ему самому пройти через процедуру воскрешения, вероятно умерев в тридцатилетнем возрасте, на котором его возрождённое тело застыло в своеобразном варианте бессмертия, его кожа при этом стала неестественно грубой, холодной и бледной, нервные реакции аномальными, а все жизненные процессы - дыхание, сердцебиение и пищеварение, - невероятно замедленными. И только роковой рейд горожан на ферму вернул Карвена в могилу, но лишь для того, чтобы через два столетия вновь быть вызванным из праха к противоестественной жизни своим пытливым потомком, похожим на него как две капли воды.

Подводя итог работе, следует заметить, что акцент в ней сделан лишь на основных параллелях и общих чертах различных персонажей, берущих своё начало в образе Грозного старика, что обусловлено поставленными в начале работы вопросами. Впрочем, как можно видеть, этот образ из рассказа 1920 года сыграл основополагающую роль в творчестве Лавкрафта двух последующих десятилетий. В той же степени немалую роль сыграли и бутылки с душами, найдя даже научно-материалистическое прочтение, что в духе Лавкрафта. Так, например, в написанной им в 1930 году повести "Шепчущий во тьме" (The Whisperer in Darkness) одинокий старик ведёт отчаянную борьбу с осаждающими его ферму насекомоподобными пришельцами с далёкой планеты Юггот, которые обладают умением извлекать человеческий мозг и сохранять его в сосуде из особого неземного металла, что аналогично душе в бутылке или основным солям в свинцовой урне:
"Вы понимаете, что это значит, когда я говорю, что побывал на тридцати семи различных небесных телах - планетах, тёмных звёздах и не поддающихся определению объектах, в том числе на восьми за пределами нашей галактики, и двух за гранью искривлённого космоса пространства и времени? Всё это ничуть не навредило мне. Мой мозг был удалён из тела, вынут столь искусно, что будет грубо назвать это хирургической операцией. Пришельцы обладают методами, которые делают этот процесс лёгким и практически естественным, а когда мозг извлечён, тело не стареет. Мозг же, я могу добавить, практически бессмертен с его механическими органами восприятия и ограниченным питанием, получаемым из периодически сменяемого консервирующего флюида."

Примечания:
[1]Даниэль Хармс в своей "Энциклопедии Мифов Ктулху" (Cthulhu Mythos Encyclopedia) 2008 года указывает, что старика звали капитан Ричард Холт (Captain Richard Holt), но при этом не ссылается ни на Лавкрафта, ни на какой либо другой источник для подтверждения.
[2]Здесь и далее, все цитируемые отрывки представлены в моём собственном переводе, по причине неточностей и упущений, которыми пестрят другие переводы.
[3]Автор статьи "Что сделал страшный старик в рассказе Г.Ф.Лавкрафта "Страшный старик"?" (What Made the Old Man Terrible in H.P.Lovecraft's "The Terrible Old Man?") опубликованной на сайте Lovecraftian Science, и ответом на которую является настоящая работа, ошибочно связывает жёлтый цвет глаз и жестокость старика с отравлением свинцом, спровоцированным либо маятниками, либо водопроводными трубами, чем также объясняет его общение с бутылками, полагая, что оно было всего лишь проявлением галлюцинаций.
[4]В "Грозном старике" Лавкрафт говорит, что монеты были отчеканены два столетия назад. Если предположить, что время действия "Загадочного дома на Туманной вершине" XIX век, а предыдущего рассказа начало XX века, то время чеканки приходится на XVIII век, когда в колониях, в том числе в провинции Массачусетс-Бэй, был распространён испанский золотой дублон (doblón). Именно дублон составлял основу легендарных пиратских кладов, об одном из которых повествует рассказ "Маленькая стеклянная бутылка" (The Little Glass Bottle), написанный Лавкрафтом в возрасте семи лет в 1897 году. Вдохновил ли юного писателя рассказ Эдгара По "Рукопись найденная в бутылке" (MS. Found in a Bottle) 1833 года, новелла "Золотой жук" (The Gold-Bug) 1843 года, или истории о пиратских сокровищах других авторов, неизвестно.
[5]Джонатан Белчер, Ширли Уильямс, Томас Паунэлл и Френсис Бернард, в соответствующем порядке, были британскими губернаторами провинции Массачусетс-Бэй в период с 1730 по 1769 годы.
[6]При переводе "Governor of His Majesty's" с английского на русский может возникать некоторая путаница, поскольку буквально фраза Лавкрафта значит "Губернатор Его Величества", очевидно по отношению к английскому королю Карлу I. В то время как схожее в русском языке выражение "Его Превосходительство" служило почётным обращением к лицам высокого положения, в том числе к губернатору Массачусетской колонии, но на английском звучало как "His Excellency".
[7]Василий Украников (Vasili Oukranikov), единственный персонаж, не считая Фёдора Черневского (Feodor Tchernevsky) из того же рассказа, русского происхождения в творчестве Лавкрафта. Примечательно, что в оригинале Лавкрафт пишет о нём "came after one of their nihilist troubles back in Russia", нигилистами в конце XIX века в западной литературе называли русских революционеров, чья деятельность обозначилась пиками революционного терроризма в 1870-80-х годах. Лавкрафт был неплохо осведомлён об истории и политических событиях в России конца XIX - начала XX веков, а так же о классической русской литературе, к примеру, о "Братьях Карамазовых" и "Преступлении и наказании" Достоевского в своих письмах Лавкрафт отзывался с большим восторгом. Вероятно, будь произведения отечественных авторов в жанре мистики и готики Золотого и Серебряного веков на тот момент переведены на английский, они бы непременно заинтересовали Лавкрафта, и, может даже, заняли бы место в его эссе "Сверхъестественный ужас в литературе".
[8]Такими же монетами в избытке обладал и Грозный старик. См. прим. 4.
[9]Прообразом Кингспорта послужил реально существующий город Марблхед, штат Массачусетс, в котором Лавкрафт побывал в декабре 1922 года и был поражён сохранившимся в этом, основанном в 1629 году, городке духом Новой Англии.
[10]Реально существующий район Бруклина, Лавкрафт описал его атмосферу практически такой, какой она была на самом деле, что дало ему возможность излить на бумагу всю свою накипевшую ненависть к эмигрантам.
[11]Одной из достопримечательностей Салема, сохранившейся до наших дней, является "Ведьмовской дом" судьи Джонатана Корвина (Corwin, Curwin или Corwen), в котором в 1692 году слушался процесс над салемскими ведьмами. Корвин был богатым новоанглийским торговцем и политиком, происходившим из старинного английского рода Карвенов (Curwen), ведущего начало от шотландских Калвенов (Culwen).
[12]Повесть Лавкрафта изобилует реальными историческими фактами, событиями и личностями, почерпнутыми им из книги Гертруды Селвин Кимболл "Провиденс в колониальные времена" (Providence in colonial times) 1912 года. Помимо прочего, в ней упоминается и англичанин Джон Меррит, приехавший в Провиденс в 1746 году и проживший там вплоть до своей смерти в 1770 году, его библиотека на тот момент была самой богатой во всём городе, поэтому выбор Лавкрафта в роли гостя Карвена именно Меррита очевиден.
[13]"Закон Ислама или Обычаи мусульман Индии" книга Джафара Шарифа 1830 года о традициях, культуре и обрядах индийских мусульман в XIX веке. На английский была переведена только в 1832 году, тогда как описываемый Лавкрафтом эпизод, согласно сюжету, произошёл в 1746 году.
[14]Лавкрафт основывается на работе известного французского учёного, врача, ботаника, химика и алхимика, Пьера Бореля "Historiarum et observationum medicophysicarum Centuriae IV" 1653 года, отрывок из которой о воссоздании "теней" умерших из "основных солей" внёс в свою "Тетрадь для творческих заметок" (The Commonplace) под номером 87 в 1920 году и дважды цитирует в повести. Похожие опыты, получившие название "палингенезия", можно найти в работах Парацельса, Уильяма Масквелла, Афанасия Кирхера, Иоганна Бехера, Карла Эккартсгаузена, Христофора Гельвига и прочих адептов алхимии.
[15]Фамилия "Vanderhoof" составлена из типичных для голландских фамилий приставок "van" и "der", а также английского "hoof", что значит "копыто". Этим Лавкрафт, видимо, хотел подчеркнуть связь образа пастора с Дьяволом, также 'чёртовым копытом' в народе назвали синдактилию, считавшуюся одной из печатей Дьявола.
[16]Возможно позднее эти же мотивы легли в основу другого рассказа Лавкрафта "Злой священник" (The Evil Clergyman) 1933 года.
[17]Здесь Лавкрафт использует то же слово, что и в отношении свинцовых сосудов в подземелье Карвена - "jars".
[18]Примечательно, что мотивы "Двух чёрных бутылок" можно увидеть в фильме 2010 года "Убежище" (Shelter) Монса Морлинда и Бьёрна Стейна, хотя авторы прямо этого и не заявляют. Сам же "Грозный старик" Лавкрафта был экранизирован в десятке короткометражных и анимационных фильмов различных годов.
[19]Даниэль Хармс в своей "Энциклопедии Мифов Ктулху" утверждает, что старик также побывал у Чёрного камня в Венгрии, очевидно намекая на ужасный монолит возле горной венгерской деревушки Стрегойкавар (от рум. Strigoaică - ведьма) из рассказа Роберта Говарда "Чёрный камень" (The Black Stone) 1930 года, о чём нет упоминаний ни в рассказе Говарда, ни у самого Лавкрафта. Последний, впрочем, в рассказе "Нечто на пороге" упоминает выдуманного Говардом безумного автора поэмы "Люди монолита" (The People of the Monolith) Джастина Джефри, написавшего её после посещения той самой деревушки.
[20]Е.П.Блаватская в своём "Теософском словаре" 1892 года, критикуя деятельность медиумов, сравнивает их спиритические сеансы с некромантией и называет кощунством, бесчестящим умерших.
[21]О влиянии на Лавкрафта арабской мифологии и в особенности книги "Сказок тысяча и одной ночи" см. в статье "Абдул Аль-Хазред: Арабский кошмар".
[22]Порошок материализации Ибн Гази (Ibn Ghazi) упоминается Лавкрафтом в "Данвичском ужасе" и в "Некрономиконе: Книге мёртвых имён" (The Necronomicon: The Book of Dead Names) 1978 года, одним из соавторов которого был Тёрнер. Согласно ему, в состав порошка входят: прах из двухсотлетней могилы, амарант, плющ и соль, хранить же его надлежит в свинцовой урне.
[23]Их соли хранились в лекифах на шкафах с табличкой "Custodes", что в переводе с латыни значит "стражи", в то время, как соли обычных людей содержались в фалерских сосудах под табличкой "Materia" - "материал".
[24]Дословно Лавкрафт пишет "horribly slashed as with many cutlasses", последнее можно перевести как кортики, сабли или абордажные сабли, что подчёркивает морской тип оружия и его множественное число.

Список использованных материалов
Печатные источники:
1. "The Dunwich Horror and Others" H.P.Lovecraft, "Arkham House", 2000
2. "The Whisperer in Darkness" H.P.Lovecraft, "Wordsworth Editions", 2007
3. "The Loved Dead" H.P.Lovecraft, "Wordsworth Editions", 2007
4. "The Haunter of the Dark" H.P.Lovecraft, "Wordsworth Editions", 2011
5. "The Book of Wonder" Lord Dunsany, "Wildside Press", 2003
6. "Лавкрафт" Глеб Елисеев, "Вече", Москва, 2013
9. "The Cthulhu Mythos Encyclopedia" Daniel Harms, "Elder Signs Press", 2008
10. "Necronomicon: The Wanderings of Alhazred" Donald Tyson, "Llewellyn Publications", 2004
11. "На границе с потусторонним" Густав Майринк, "Невский проспект", СПб, 2004
12. "The Goetia of Dr.Rudd" Stephen Skinner, David Rankine, "Golden Hoard Press", 2007

Интернет-ресурсы:
1. По ту сторону сна, URL: http://lovecraft.ru
2. Запретная книга, URL: http://literature.gothic.ru/hpl/mainframe.html
3. The H.P.Lovecraft Archive, URL: http://hplovecraft.com
4. Lovecraftian Science, URL: https://lovecraftianscience.wordpress.com

Написано для C.S.S.
Блог автора: http://www.diary.ru/~Lotermann
Связь с автором: [email protected]