Витька стремительно ворвался в квартиру, бросил школьный рюкзак у дверей. Кинулся на кухню и торопливо стал шарить по полкам холодильника.
- Витюша, не ешь всухомятку, - послышался хриплый голос деда. - Обедать надо как следует - обязательно съешь суп.
Витька поморщился. Нравоучения старика его порядком злили. Вечно он с ними лезет! Витька уже не маленький, двенадцать ему. Сам знает, что делать. Но дед все зудит и зудит, как надоедливая муха.
Деду, Соколову Алексею Петровичу - восемьдесят. Он даже не дед Витьке, а прадед. Когда-то он был высоким и стройным, но с годами, подобно старому дереву, согнулся и высох. Глубокие морщины избороздили худое лицо, ставшие редкими волосы поседели, некогда крепкие ноги отяжелели. Дед всегда, даже дома, ходил опираясь на палку. Витька услышал из коридора ее постукивание и тяжелые шаркающие шаги деда. Мальчишка неприязненно поморщился. Общение не входило в его планы. Вопросы старика всегда досаждали внуку.
- Ну, что же ты, внучок, - вздохнул дедушка, появляясь в кухне, - опять без первого.
- Отстань, некогда мне, - буркнул Витька с набитым ртом. Вскочил из-за стола, и на ходу дожевывая бутерброд, быстро пошел в прихожую.
- Ты опять уходишь? - спросил дед, в голосе его послышались жалобные нотки. - Родители твои вечно на работе и ты все убегаешь... Хоть бы поговорил со мной пять минут. Все один и один, тоскливо мне.
- Иди, поспи и все пройдет, - хохотнул парень. - Тороплюсь я, бежать надо на занятия в литературный кружок.
- В этом я мог бы тебе помочь! - обрадовался дед. - У меня есть опыт, небольшой правда.
- Ой, не смеши! Какой у тебя опыт может быть! Все, пока, побежал!
Алексей Петрович какое-то время еще стоял в коридоре. С горькой обидой и осуждением смотрел на дверь. Потом, тяжело вздохнув, медленно побрел в свою комнату. Там осмотрелся, словно что-то вспоминая. Подойдя к серванту, открыл ящик, приподнял трясущейся рукой кипу бумаг. Достал со дна то, что искал - старый, сильно потертый, с трещинами на сгибах планшет.
Витька торопливо строчил ручкой в тетради. Ему хотелось первым закончить работу. Это была поэма о войне и героях - летчиках и танкистах, у которых вся грудь в орденах, а над их головами гордо развивается гвардейское знамя. Мальчишка уже предвкушал одобрение и похвалу учителя.
- Я все! - чертиком выскочил он из-за парты.
- Давай посмотрим, что у тебя получилось.
Пока наставник читал, Витька внимательно следил за выражением его лица. Но того, что ждал, так и не увидел. Учитель сдвинул брови, нахмурился.
- Вам не понравилось?! - возмутился Витька. В его голосе была слышна обида и разочарование.
- Честно скажу, Виктор, не понравилось, - ответил учитель.
Остальные ребята отвлеклись от сочинений и с любопытством поглядывали на Витьку. Задетое самолюбие, ущемленная гордость заставили Витькины щеки вспыхнуть.
- И что же не так в моих стихах? - хмуро спросил он.
- Много пафоса - медали, ордена, знамена, гвардейцы. Понимаешь, война не только это. Голодный, замерзающий в сыром окопе рядовой, мечтающий о доме и невесте - это тоже частичка войны. И он герой, хоть и страшно ему и выжить очень хочется. Учись видеть подвиг в малом. Большое-то всем в глаза бросается, о нем каждый знает. А увидеть что-то важное в незаметном, на первый взгляд, как раз очень интересно. Извини, но я не понимаю: у тебя же дед ветеран, неужели он не рассказывал тебе о войне?
Витька опустил глаза. Вспомнил, как разговаривал последнее время с дедом. Точнее не разговаривал, а давил слова сквозь зубы, посмеиваясь над ним. Учитель все понял.
- Неинтересно со стариком разговаривать? А зря, стоило послушать. Алексей Петрович многому мог бы тебя научить. Вот ты стоишь и глаза прячешь, а мне за тебя стыдно. Не думал я, что ты такой бесчувственный. Как же ты можешь стихи писать, если душа у тебя черствая? Такой человек рядом с тобой живет, а ты его в упор не замечаешь!
Витька понял, что сейчас позорно разревется, и стремглав выбежал из класса. Он долго бродил по темным осенним улицам. Сначала обида душила его. Злые слезы смешивались с холодными каплями дождя. В голове назойливой стайкой мошкары вились мысли о деде.
Неожиданно мальчик вспомнил как маленьким, трехлетним, дед взял его с собой на праздник Победы. Витюшке ничего не было видно из-за толпы, но Алексей Петрович, тогда еще крепкий, подхватил внука, посадил к себе на плечи. Малыш сразу рассмотрел всю красоту: кругом были знамена, воздушные шарики, цветы. Но самое главное - это парад. Ровными рядами, чеканя шаг, шли ветераны войны. Витя радостно кричал "Ура!", махал флажком. Дед тогда встретился со своим фронтовым другом. Они крепко обнялись, расцеловались. Витюшка заметил на их глазах слезы.
- Такие большие, еще и солдаты, а плачете! - сказал он сурово.
Друзья рассмеялись.
- Это от счастья, внучок, - ответил дед.
Друг деда подхватил Витюшку на руки, подкинул несколько раз высоко-высоко. Витя заверещал от страха и восторга.
Когда Витька успел забыть все это? Ведь тогда он любил деда всей душой. Что же получается: был маленький - душа была большая, а вырос и усохла? Витька стал большим, а дед совсем состарился - внук его стесняется. Но ведь именно сейчас, когда дедушка стал немощным, ему в сотни раз больше нужны тепло и забота. А он, Витька, занятый своими делами, грубо отмахивается от него, обижает. А ветеран войны, заботливый любящий дедушка, одинок и несчастен. Так же как Витька сейчас... Неужели деду каждый день так плохо?! Стыд словно тяжелое черное покрывало накрыл подростка с головой.
- Деда, - всхлипнул мальчик, словно опять стал маленьким, и стремительно понесся к дому.
Алексей Петрович опять был возле двери, будто стоял так все время, пока Витьки не было дома.
- Внучок, что же ты так долго? Где ты был? Что-то случилось? - встревожено спросил он.
Витька бросился к деду, обнял, спрятал лицо на худом старческом плече.
- Деда, прости меня, ладно? - сказал он со всхлипом.
Тонкие бесцветные губы старика задрожали.
- Ну, что ты, что случилось, мой маленький? - шептал он, ласково гладя внука по спутанным волосам. - Все хорошо, мой родной, все хорошо.
- Ты расскажи мне, пожалуйста, о войне, - попросил Витька.
- Пойдем, - дед взял внука за руку, и они прошли в комнату.
- Ну, что я могу рассказать? На фронт ушел семнадцатилетним пареньком. Никаких подвигов не совершил. Страшно мне было, смерти боялся, по дому очень тосковал. Но никуда не денешься, не заплачешь, не закричишь, домой не сбежишь...
Дед замолчал, потом продолжил рассказ.
- Девушка у меня оставалась дома любимая, очень я по ней скучал. Всю войну прошел, живой остался, а она, Любушка моя, в Блокаду погибла.
Алексей Петрович погладил рукой старый черный планшет, лежащий на столе. Папка была сильно истерта, местами до тонкой белесой сетки. На ее сгибах виднелись корявые, глубокие трещины. Старик с трепетом в душе, кончиками пальцев провел по ним, словно по морщинам на лице очень близкого человека.
- Здесь, в этой папке история - тяжелые годы войны и блокады. Ты посмотри.
Витька осторожно, как великую ценность, открыл планшет. Достал бумаги. Перед ним была фотография деда, тогда еще совсем юного. Молодое интеллигентное лицо, сильно близорукие добрые глаза, по-детски пухлые губы. Он держал за руку симпатичную улыбчивую девушку с длинной русой косой и в простеньком ситцевом платье.
- Вот таким я и ушел на фронт. Родителей у меня тогда уже не было. Из близких только Любушка да ее семья, приняли они меня, как родного... Это фотография сделана перед самой войной. Школу мы тогда закончили, гуляли, радовались взрослой жизни.
Дед взял в руки следующий ветхий пожелтевший листок.
- Это письма мои Любушке. Сестренка ее мне их отдала, когда я с войны вернулся. Ты почитай внучок, можно.
Витька осторожно развернул письмо с фронта, из самого пекла.
"Здравствуй, моя любимая, родная Любушка! Все мои мысли только о тебе. Может, ты уже уехала, и это письмо тебя не застанет. А если еще дома, то уезжай, эвакуируйся. Знаю, как не хотела уезжать, но надо, побереги себя. Ты самое дорогое, что есть у меня в жизни. Целую тебя. Пиши мне. Адрес полевой почты..."
"Любушка, ты меня не послушалась, так и не уехала. Страшно думать, как ты там, в блокадном городе, среди бомбежек. Милая моя, не жалей ничего, продай все ценное, только питайся получше. Тебе надо хорошо кушать, ведь ты такая тоненькая, худенькая. На черном рынке, наверное, можно что-то купить из продуктов. Одно только немного утешает меня. То, что ты там не одна. Родные тебе обязательно помогут. Целуй их всех от моего имени, передавай огромное спасибо..."
- Мы на фронте имели смутное представление о том, что происходит в Ленинграде, - с горечью и болью сказал Алексей Петрович.
Витька взял следующий документ. Свидетельство о смерти. "Григорьев Петр Ильич умер 3 февраля 1942 года в возрасте 50 лет. Диагноз: дистрофия" Дальше свидетельства о смерти шли одно за другим. Вся большая дружная семья погибла в Блокаду. И вот последний листок: "Григорьева Любовь Петровна умерла 6 января 1943 года"...
- Все погибли, осталась только Наташа, младшая сестренка Любушки. Она в то время крохой была, только восемь годков всего. Вот и спасали ее всем миром. Она выжила, а они все умерли от истощения. Старшие сознательно спасали Любушку и младшую ее сестру. Потому что самое страшное пережить своих детей. Когда девочки остались только вдвоем, Любушка заботилась о младшей сестренке, как только могла. Наташа выжила, а у Любушки не хватило сил...
- Я, когда с фронта пришел, разыскал Наташу, растил, заботился. Спустя много лет она женой моей стала. Всю жизнь не могла себе простить, что восьмилетним ребенком ела хлеб, который ей отдавали родные. Никакие мои оправдательные доводы не слышала. Например, что тогда она была маленькой измученной девочкой. Наташа навсегда запомнила гибель близких людей. Винила себя во всем. Так всю жизнь и жила с тяжким грузом на сердце...
Витька осторожно собрал все листки и сложил обратно в планшет. Его руки предательски подрагивали. Как не старался мальчик сдержать слезы, они текли из глаз. Ему было больно, очень больно - за этих незнакомых погибших людей, за дедову память...
- Понимаешь, Витюша, это надо помнить и никогда не забывать. Эти люди думали о тебе, когда отдавали свой хлеб. Потому что погибни Наташа тогда, не было бы твоей бабушки и мамы, и ты бы никогда не появился на свет. И те, кто с оружием в руках шел на врага, тоже защищали будущую жизнь. Мы не имеем права забывать тех, кто погиб за то, чтобы жили другие. Об этом нужно помнить, всегда помнить, сколько бы лет не прошло.
Несколько минут дедушка и внук сидели молча. Каждый думал о своем.
- Получается, что на войне всегда так? - спутано спросил Витька. Но дедушка понял его.
- В основном, да. В том-то и весь ужас войны, что в первую очередь страдают самые беззащитные: дети, старики, женщины.
- А это что? - спросил Витька. В его руках была очень старая, с пожелтевшими листами, потрепанная временем записная книжка.
- Почитай, если хочешь. Стихи это мои. Нескладные они, наверное, я ведь нигде не обучался, но очень мне помогали от дум невеселых на фронте отвлекаться. Всю войну со мной эта книжечка была, записывал в нее свои стихи... Трудно, конечно, разобрать что-то - шестьдесят лет прошло, но ты попробуй. Понимаешь, очень дорог мне этот блокнот, он был как отдушина от войны, как частичка мира. Всегда носил эту книжечку с собой в нагрудном кармане гимнастерки. Она словно от пули меня берегла, может, благодаря ей я и выжил.
Витька осторожно листал ветхие странички:
На войне недолгое затишье,
Поутру солдатам снова в бой,
Снится сон недавнему мальчишке,
Видит он далекий край родной.
Белые березки в палисаде,
И кусты сирени под окном,
Девушку в цветастом сарафане,
Что любил и целовал тайком...
Витька почувствовал, как снова задрожали губы. Он ласково, нежно обнял старика, смущенно ткнулся губами в мокрый дедов висок. Он знал теперь, что ему надо делать и о ком будут его новые стихи.
***
Виктор торопливо шел по улице, спешил домой. Ему хотелось стремительно рвануться вперед, бежать, нестись вперед со всех ног. Но молодой человек сдерживал свой мальчишеский порыв - неудобно, не ребенок уже. Сегодня день рождения деда - Виктор подготовил старику самый лучший подарок. Открыл дверь своим ключом и тут же, не раздеваясь, прошел в комнату.
Алексей Петрович сидел за столом, перед ним опять был старый потертый планшет и записная книжка.
- Привет, дед! С днем рождения тебя! - громогласно воскликнул Виктор с порога. - Вот! Это тебе подарок!
- Ох, спасибо, внучок! Ну-ка, что это у тебя? Книга?
- Да дед, книга! Твоя книга! Сборник стихов!
Алексей Петрович изумленно смотрел на томик в своих руках.
- Моя книга... стихи... не может быть!
- Может, дед, может!
- Внучок, дорогой! Значит это ты... для меня? - от волнения дедушка ни как не мог закончить фразу.
- Да, для тебя и для других, чтобы помнили.
- Спасибо, родной, - голос деда задрожал, на глазах выступили слезы. Он гладил дрожащими пальцами твердую обложку книги, словно не веря, что он ее автор.
- Какая большая, - опять удивился он, - неужели здесь только мои стихи?
Виктор смутился.
- Не совсем. Там и мои стихи тоже... Понимаешь, так здорово получилось - ты и я, словно единство поколений, общая память.
Дед растроганно протянул руки к внуку. Они обнялись. Два разных человека - молодой и старый, два разных поколения, две разных судьбы. Но между ними было то, что объединяет, сближает и делает родными. Самое важное в жизни - тепло и чистота человеческой души.