|
...С поезда, как и всегда, захожу на базар. Мама сидит у корыта с рассадой сгорбившаяся, маленькая и в глазах - огорчение: - Совсем плохо бяруть! - и просит принести в мешочке воды, чтобы полить свои "растеньицы". Приношу. Поливает. От худого корыта расползается лужа... Но все же продала. Виктор привозит ее в половине первого и она, с трудом спустившись с мотороллера, ме-едленно идет мимо курятника, взбирается по ступенькам крылечка: - Ох, хорошо-то как! - стоит на порожке, вцепившись в покосившееся перильце. - Спасибо, спасибо тебе, что пол помыла. Хоть душой отдохну теперича. И лицо её светится радостью. Потом сидит у стола, пьет чай, грызет трубочку с начинкой, и я вдруг слышу: - Галь, сколько раз тебе говорила, - выбирает из нее крем чайной ложкой, - не покупай ничаво этого, не переводи зря деньги, - прихлебывает чай. - Да и обманывають нас таких-то, во... в дудке-то этой крема вовси нетути! - Мы с Витькой закатываемся от смеха. - Чаво смяётесь? - оборачивается. - Ма, да не дудка это, - наклоняюсь к ее уху, - а трубочка. Тру-боч-ка. - А хоть и трубочка... - уже хрустит ею. - Всёодно зря не траться. После того, как попила чайку и отдохнула, снова подсела я к ней, чтобы задать вопросы "про жизнь", а она вдруг и сказала: - Не, не хочу больше вспоминать. Жисть-то какая была... - И губы ее слегка дрогнут. - Да и кому всё это нужно будить? - Как кому? - рассмеялась больше для того, чтобы приободрить ее. - А внуки твои, правнуки... Вот прочтут когда-либо, что расскажешь, и будут гордиться тобой. Ничего не ответит, приляжет. Конечно: "жисть-то какая была"!.. Да и вспомнить ничего нового она уже не может, так что если еще и спрашиваю о чем-то, то для того только, чтобы уточнить... |