"Всякое бывает на свете, но чтобы гном родился безбородым - такого еще не случалось", - сетовали старики, поглядывая на беззаботного и веселого, но такого безбородого гнома по имени Калем Струм. Маленький гном забавлялся тем, что прыгал в красных сафьяновых сапожках по сугробам.
- Ох, горе, горькое, море разливанное, - причитали мамки-няньки, хватаясь друг за дружку, чтобы не упасть на раскатанной до льда дорожке.
Калем не обращал внимания на причитания. Ему еще было неведомо, что в бороде гнома кроется вся его волшебная сила.
Беззаботное детство в деревянной коляске на полозьях пролетело как стая гусей, слишком быстро и незаметно. Братья Калема всякий раз смущались, замечая, какой интерес вызывает их меньшой безбородый братик. Они пытались отвлечь Калема доморощенными забавами, но спрятать его навеки и ото всех, они не могли.
Гномы, даже самые маленькие гномики, быстро смекают что к чему, в чем непорядок и что тому виной. Калем с рождения не жаловался на сообразительность. Он уже не мог не слышать или не понимать громких выкриков, которыми сопровождалось не только его появление на улице, но даже высовывание кончика носа из-за калитки собственного снежного сада!
- У Калема лысина на подбородке, - пробегая мимо их дома и торопясь на высокую ледяную горку, кричали гномики.
- Безусый гном, что безусый сом! - кричали гномики, проезжая мимо на санках, запряженных маленькими чудесными пони.
- Уродец-Калим, покажись, мы тебе конфетки дадим! - кричали гномики, закладывая виражи на катке.
Отец объяснял всхлипывающему Калему, что гномики вовсе не злые, а просто маленькие. Их пугает все неизвестное и необъяснимое.
Действительно, феномен безбородости Калема никто не мог объяснить, ни феи, которые подслушивают детские желания, ни даже эльфы в приемной Деда Мороза. Остроухие разводили руками, дескать, прецедентов не было, помочь не можем. Отец решился вслух, несмело выразить надежду на то, что сына примут на службу в чертог Деда Мороза, чтобы парнишка не пропадал без дела. Эльфы в резкой форме отказали. Во-первых, театральная труппа Деда Мороза полностью укомплектована, во-вторых, на почте тоже трудится довольное число довольных эльфов, и, в-третьих, но не в последних, на конфетной фабрике и в цехе пироженных пруд пруди лакомок, желающих работать круглосуточно! Отец робко спросил: А что если Калема к оленям приставить? Эльф-референт возмущенно покрутил головой: "Нет-нет, это слишком ответственный пост, разве можно доверить ездовых оленей Деда Мороза такому маленькому, такому неразумному, такому бестолковому гному?" " А потом, - доверительно зашептал эльф, - Скажите по правде, по чести, как по-вашему уживутся эльф с гномом? Разве как кошка с терьером? Не было еще такого и никогда не будет!"
Калему, чтобы не прослыть бездельником приходилось работать в швейных мастерских, где трудились гномихи. Там он научился шить цветастые передники и лоскутные занавески. Гномихи смеялись над ним, когда он не мог запомнить с шестого раза все виды ручных швов - строчкой, вперед иголочкой, назад иголочкой, петельный, потайной и козликом. Гномы-сверстники отчаянно дразнили Струма, и чем больше становилось волшебства в бородах у подрастающих гномиков, тем обиднее безбородому гному становилось.
Калем убегал от всех и прятался в доме своего деда Большого Салюстия. Большим гнома прозвали за его необъятную толщину. Количество призового шоколада, поглощенного дедом за всю его жизнь, выражалось в объеме солидного живота. В каменном доме под красной черепицей стоял шкаф, где хранились вазы с благодарственными надписями от Деда Мороза. Некогда в них хранились шоколадные конфеты, которые гномы любят лопать на завтрак, обед и ужин. Салюстий в свое время выполнил очень-очень много новогодних заказов. Он лучше других умел угодить ребенку, учесть все-все до единого пожелания. Деда обожали крылатые феи, а, как известно, угодить капризным и легкомысленным бабочкам чрезвычайно трудно. "Маленькие заказчики" старика-гнома всегда оставались довольны. Да, дед Салюстий был легендарной личностью! И этот факт не мог не подливать в какао шоколад. Как у такого даровитого старика появился такой бесталанный внук?
Домашние: мама, папа и братья напрасно пытались утешить безбородого гномика. Единственное, чего Калем желал больше всего на свете, они не могли ему дать. Утешения пропадали напрасно. Гном захандрил и отказался казать на улицу нос. Первое время он ничком лежал на мягком диванчике, поглощая шоколадные батончики и разглядывая новогодние открытки с чудесными белыми барашками, розовощекими феями и светлокудрыми детишками. Когда он до дыр протёр рисованные картинки с поздравлениями, он взялся за книги, когда он прочел все до единой книги в доме, Калем взялся за географические карты, а когда он выучил наизусть все реки, озёры и горы, делать было уже нечего. Да и сам Калем уже вырос, вытянулся во весь свой гномий рост. Вытянулись ноги, руки, туловище и лицо, на лице растянулись губы, выструнился нос, а безбородый подбородок стал еще острее.
Калем стряхнул плед с колен и подошел к зеркалу. Бледный, пухлый и печально-безбородый гном взглянул на него в ответ. В отчаянии Калем взял мочалку и попробовал приклеить ее к подбородку. Рыжая мочалка жалко повисла и принялась щекотать гному грудь. Калем пробормотал заклинание и чуть-чуть тронул "бороду", но она не засветилась и не зазвенела, как всегда делали бороды папы, братьев и деда.
Калем дернул мочалку, но клей оказался слишком крепким, вздорная борода так и осталась сидеть на лице. Гном вздрогнул. Хуже безбородого гнома, только гном с фальшивой бородой!
Он заметался по комнате и, собрав свои нехитрые пожитки: любимую открытку с феей, подглядывающей сны, любимую книжку "Как построить кораблик о пяти мачтах и засунуть его в бутылку", гид-путеводитель по северным странам и выбежал из дому.
Гном знал, что в каждом городе живут свои гномы, что ему нужно искать место, где гномов вовсе нет. Он бежал долго, долго ехал на крышах поездов, долго плыл в трюмах пароходов, долго катался в кузовах машин и на лошадиных повозках, пока не оказался на окраинном севере, в маленькой рыбацкой деревушке, всего-то на семь домов. Там было холодно и снежно, водилось дружелюбное зверьё.
Калем поставил себе дом под кустом дикой смородины на границе леса. К нему часто забегали звери и залетали птицы. Вороны приносили сыр, синички - масло, медведи - мед и малину.
Животные любят гномов, потому что знают, те не оставят их в беде. И хотя их гном не имел волшебной бороды, они никоим образом не давали ему понять, что они его не уважают и что он хоть чем отличается от своих бородатых сородичей. Калем Струм был им очень благодарен. Соорудив себе лыжи, он разъезжал по зимнему лесу и частенько высвобождал зверей из капканов. Бывало, в самый неподходящий момент для охотников, но такой подходящий момент для зверей, гном пугал людей и пуля из ружья тонула в "молоке".
Калем превосходно обустроил свой добротный дом. Необходимость пользоваться руками, а не волшебством, приучили к работе с различными материалами, которые он в нужном количестве и даже в нужном качестве находил на людской свалке. Он был удивлен, что люди так часто выбрасывают вещи, которые могли бы еще долгое время служить, если бы к ним отнеслись с должным вниманием, терпением и пониманием.
Обустроившись и уже примирившись со своей одинокой жизнью, Калем вовсю мастерил в свое удовольствие игрушки. Все-таки, как-никак, он был гномом!
Как-то раз, когда зимнее солнце залило красным заревом горизонт, гном закончил расписывать глиняную статуэтку-свистульку и решил прогуляться по лесу. Он встал на лыжи, вдохнул полной грудью морозный воздух и покатил по своим владениям. Калем проехал всего пару шагов и услышал, что кто-то рыдает навзрыд.
Сей жалобный плач надрывал жалостливое гномье сердце. Он крутанулся на месте. На дереве, на самой высокой ветке он увидел фею, утирающую слезы.
- Ты чего ревешь? - грубо спросил он, потому как с феями ему еще не приходилось разговаривать. Дед, Большой Салюстий частенько говаривал, что с крылатыми шалуньями надобно быть построже и всегда держать ухо востро, по-эльфийски.
Фея всплеснула руками и залилась слезами еще горше.
- Ах, как же мне, такой красивой и умной, не плакать! Я возвращалась из города, что в 20-ти верстах отсюда, загляделась на солнце, оно сегодня такое яркое и такое блестящее, и сломала о ветку крыло.
Фея подняла крылья, одно - округлое и прозрачное, упруго поднялось, а второе уныло поникло за спиной. Две надорванные половинки бессильно болтались из стороны в сторону.
- Чего без толку реветь, со временем отрастет, - грубо сказал Калем, он все еще не мог взять в толк, чего ревет эта весьма раскормленная феечка.
Фея замотала головой и, спустившись на нижнюю ветку, перевернулась к верху ногами и оказалась лицом к лицу с гномом.
- Я плачу вовсе не из-за крыла, глупый гном. Я пролетала над этой деревушкой и увидела, что никто не готовится к празднику, ах, никто не готовит подарков, никто не ставит елку, никто не вешает сверкающие гирлянды, никто ни убирает разноцветными лентами дома. Но самое ужасное, дорогой гном, дети во сне не желают подарков, они не мечтают о лошадках, о самолетах, они смотрят сны с удочками, корытами, ведрами и всякими другими пользительными штучками! Ах, милый гном, как же ты тут живешь?
Гном стянул шарф и выставил на свет безбородый подбородок:
- Во мне нет волшебства, поэтому-то я и живу здесь.
- Ах, теперь мне все ясно. Мой несмышленный гном, волшебство праздника вовсе не в гномьей бороде, и как ты этого не понимаешь? Пойдем к тебе домой, я все тебе расскажу.
Подвижная фея спорхнула с ветки на сугроб, безжалостно оторвала и выбросила бесполезное крыло. Шагая по снегу, фея вовсе в него не проваливалась.
Болтливая Кёка, а именно так звали фею, не давала гному вставить и полслова. Она трещала без умолку и заливалась беспричинным смехом, эхом отдававшемся в суровом лесу.
- Ох, у тебя симпатичный домик, но слишком одинокий, глухой, дикой, знаешь, на меня нахлынуло такое чувство тоски, что я разом услышала плач ребенка и вой волка, - сказала фея. Откинувшись корпусом назад, Кёка прикрыла мечтательные голубые глаза и выставила вперед руку. - С этим срочно нужно что-то делать.
Гном от досады крякнул.
- Чего делать? С кем делать? - проворчал он, порядком устав от несносной болтушки.
- Глупенький гном, ты все еще не понял! Само проведение привело меня в этот час в это захолустье!
- Ну уж, провидению будто делать больше нечего, как ломать фее крылья и доставлять хлопоты гномам!
Кёка одарила его сострадательным взглядом и, дождавшись, пока гном догадается галантно открыть дверку, живо впорхнула в дом.
Гном долго стряхивал с валенок налипший снег и долго, по своей неторопливой, обстоятельной манере возился в прихожей.
Фея, откашлявшись, нетерпеливо его поторопила:
- Ты собираешься угостить гостью чаем или я должна умирать от холода на пороге?
- Сейчас, - проворчал гном и стал собирать на стол. Фея сложила ручки на коленях и разгорающимися от аппетита глазами жадно смотрела на еду.
- Какая прелесть, земляничное варенье, а конфеты у тебя случайно не завалялись? О, какие замечательные фигурки из глины, ты сам их сделал, сам раскрашивал? У тебя определенно недюжинные таланты! - затараторила фея, а потом, запросто, за здорово живешь, отхлебнула варенья прямо из банки.
- А я отчего-то полагал феи фигуру блюдут, разве у вас не должна быть осиная талия, разве вы не должны быть легки и воздушны?
- О мой драгоценный, конечно это так, к примеру, на новогодних картинках, но это как бы так сказать постановочный кадр недостижимого идеала, но, а ежели скакать по морозам, спать в сугробах, пить сосульки и есть замороженные ягоды боярышника - без трех дюймов на талии ну никак не обойдешься. Давай сюда уже эти булочки, масло и варенье! Я хочу с ними жестоко расправиться! Чего ты их обнял как мать с отцом после разлуки! Все ставь, не жадничай, знаю, гномы они домовитые, не то, что мы эльфы, воздушные и легкие создания, предназначенные парить в небе и сочинять музыку. Ох, ну и проголодалась же я, как... как.. как медведь после зимней спячки. Я сейчас съела бы даже гнома, - сказала фея и вцепилась своими жемчужными зубами в сладкую булку с маком.
Калем, услышав хруст хлебной корки, непроизвольно дернулся и отодвинулся в сторонку.
Подкладывая лучину в печку, гном с удивлением изучал пухленькую фею, затянутую в узкое ситцевое платьице. Она не замолкала ни на минуту, но годовой запас клубничного варенья за последние 3 секунды убавился ровно наполовину.
Фея, выскоблив варенье из последней 200 граммовой банки, облизала пальцы и поманила гнома к себе. Таинственный шёпот заполнил весь дом:
- Вот послушай, мой бесценный гном, что я придумала! Мы украсим дома гирляндами, нарядим елку, зальем каток и подкинем под ёлку подарки - вот эти твои глиняные финтифляшки подойдут!
Фея дотронулась пальцем до расписного голубка на подоконнике, он покачнулся и разбился.
- Ой, какая жалость! Чего это они так у тебя хрупкие?
Гном загородил спиной подоконник и словно невзначай стряхнул фигурки в ладонь, одну за другой, и спрятал в ящик стола подальше от Кёки.
- Твоя задумка довольно интересна и весьма благородна, - осторожно начал Калем, но тебе не кажется, что без волшебства, без гномьей бороды, - с этими словами он потер свой голый, как филе ощипанного цыпленка, подбородок, - у нас ничего не выйдет, у нас нет ни гирлянд, ни упаковочный бумаги, ни...
- Отговорки слабака и шелудивого труса!
- Вовсе нет!
- Вовсе да! Под моим чутким руководством мы устроим этим людям праздник!
- Насильно навяжем новый год. В книгах по руководству о таком безобразии нет и слова.
- Глупости, мой любезный гном, идем, с твоей помощью эти люди получат Новый Год, а дареному коню в ухи знаешь ли не заглядывают, вдруг оттуда выскочит кто-нибудь!
- Ох, - грустно сказал гном, поглядывая на уютный огонь в печи. Его одежда промокла, и он устал, но делать нечего, настойчивая Кёка буквально вытолкала его из дому.
- Таскай воду из колодца! - скомандовала фея и махнула рукой в неизвестном направлении.
Гномы значительно ниже людей. Калему, чтобы набрать воды в скрипучем колодце, пришлось встать на скамеечку. Скрипя зубами в такт колодезной песне, он принялся набирать воду, ведро за ведром.
Кёка бегая, как гончая, почуявшая зайца, указывала ему куда лить.
- Ох, больше не могу, - простонал гном. - Ум заходил за разум, спину ломит, а глаза закатываются.
Он устало прислонился спиной к колодцу, прикрытые дверцы разошлись, и Калем чуть не ухнулся вниз, на самое дно, где качались звезды.
-Слушай, мне кажется, мы залили дорогу к речке! - восстановив равновесие и переведя дух, сказал гном.
- Тем лучше, тем лучше, отсюда покатятся, на речку прикатятся и там продолжат веселиться.
- Не знаю, не знаю, - Калема от холода пробило на икоту.
- Положись на меня, обопрись на мою крепкую спину!
- Все, Кека, как хочешь, но с катком покончено.
- Мир еще не видел таких бесполезных Струмов, мой наипродуктивнейший гном, - заявила Кёка.
- Я замерз, устал и сейчас чихну, а завтра заболею, вот увидишь! АААпчхи! К тому же я не уверен, хотя и ни разу не был на празднике, короче и в общем, я очень сомневаюсь, что людям доставит твоя придумка удовольствие!
- Вот дело именно в том, что ты никогда не был, никогда не видел, никогда не слышал и даже не чувствовал. Праздник - это шум, веселье, неразбериха, слезы, скандалы, неразбериха, полный хаос и хохот, примирительные поцелуи и сюрпризы, сюрпризы!
Фея в восторге закрутилась как балерина.
- Скандалы? - возмутился Струм. Ему на секундочку казалось, что Кёка попросту издевается над ним.
- Непременно! Обязательно! - воскликнула фея, подбрасывая снег. - Скандалы жизненно необходимо, без порядочного скандала праздника просто не бывает!
- Меня мучают сомненья! - сдавленным голосом просипел Струм и схватился за голову: - Мне снится кошмар, я сплю и вижу жуткий сон, - прошептал он.
- Гони их в шею! Спускай на них всех собак! Ату их! И держись меня, я дело говорю, я видела столько праздников, что с закрытыми глазами устрою еще один.
- Кёка, умоляю, открой глаза, ты сейчас врежешься в стену дома!
Фея открыла глаза и, приобняв косяк, который ее чуть не угостил синяком, она запрокинула голову к звездному небу.
- Ах, как я люблю праздники!
Струм подавлено замолчал. Его левый валенок насквозь промок, и он уже не чувствовал мизинцы обоих ног. Он безумно скучал по своему спальному мешку, усыпанному красным горошком, ночному белому колпаку и красной пижамке! Как сладко в них спалось!
Струм залез на забор и с ужасом смотрел на фею, убиравшую деревню к празднику. Он уже не сомневался, что в Кёку вселился безумный дух! Она как угорелая носилась от дома к дому, вытаскивала изо всех потайных уголков бумагу, ткани и всякий сор, затем, старательно высунув язык, она развешивала весь этот хлам по крышам домов и что-то напевала себе под нос.
Гном едва сумел спрятать от нее рулон туалетной бумаги, но вот изоленту не уберег.
- Ах, как авангардно!- восклицала фея, оглядывая творение своих рук.
- Но это же чудовищно! - запротестовал Струм.
- Мой алмазный, искусство оно такое, все время разное, все время меняющиеся, то чудовищное, то прекрасное!
- Я замерз, я весь мокрый и могу сказать точно - все это совсем не праздник! Это невесело!
- Что ты понимаешь чудак-человек, тьфу, чудак-гном, тебе бы только сидеть в своей берлоге и лопать варенье с бубликами.
- Да я всего по три ложки к чаю, а ты сожрала все мои запасы, - гном задохнулся от возмущения.
- Гостью вареньем попрекаешь, да оно у тебя не земляничное, аа.... Облепиховое ... вот! Что я еще забыла, гирлянды, каток... Оооо..музыка.
- Не надо музыки, все спят да и Новый Год не сегодня, а завтра!
- Трусы не играют на ударных! - презрительно бросила фея.
- Не надо никаких ударных! - взмолился гном, вжимая голову в шею.
- Надо, просто необходимо!
Фея, весело болтая и хихикая, истончившись пролезла в дверную узкую щель.
- Ты сумасшедшая, ей-ей!
- Не трусь, мой, прелестный гномик, тебе не к лицу! Сегодня и только сегодня я покажу тебе, что такое новогодние огни, что такое новогодняя музыка. Только со мной ты узнаешь, каким должен быть настоящий праздник! - крикнула фея, распахнув окно чьей-то спальни.
Зубы гнома отстукивали чечетку. Он едва не свалился со столба, когда услышал звуки танцевальной музыки, раздававшихся из потрескивающих от надрыва радиоприемников! Радио хрюкнуло, хлюпнуло и смолкло. Он затравленно смотрел, как зажигается свет в каждом из семи домов.
Из какого-то двора выскочила собака - огромный лохматый пес по кличке Великан.
Фея, подхватив полы ситцевого платья, бросилась без оглядки бежать. Гном захромал вслед за ней. Великан зарычал, гавкнул и, запрокидывая голову, по-волчьи завыл. В одном из домов заплакал младенец.
Утром гном едва сумел разлепить глаза. В горле першило, голос сел, в носу поселились сопли.
- Я же говорил, что зафолею, вот я и зафолел, - сказал Струм Кёке.
Но фея не ответила. Гном бесцеремонно раздвинул створки рушника на печке и увидел, что феи нет.
- Сфежала, - подавлено сказал Калем и, застонав, уткнулся лицом в подушку. Поубивавшись минут пять, он, кряхтя и стеная, слез вниз. Гном бросился к полке с вареньем и обнаружил исчезновение целого ряда банок. В числе пропаж значились: черничый джем и вишневый компот.
- Фтью! Уфорхнула! Упорхнула! - сказал вслух гном, чтобы прогнать отчаяние. - О голос! Прорезался наконец. Но что же делать? Нельзя ведь так оставить. Надо исправлять, надо чинить, надо.... Надо навести порядок в этом всем празднике, - подумал он и стал собираться в деревню.
Подкравшись в деревню с подветренной стороны, он не увидел следов вчерашнего "праздника", устроенного Кёкой. Кто-то старательно выгреб весь мусор и разложил вещи по своим местам.
- Дела, - Струм задумчиво поскреб подбородок.
Гном услышал шаги и спрятался под дырявым поржавевшим ведром, в которое собирали щепки.
- Эй, Петруха, чего ты там закопался?
- Я удочки сломал! - раздался в ответ убитый голос.
- Как? - Василь, старший брат, как будто не удивился.
- Споткнулся, под ногами откуда-то лёд взялся, целая ледовая дорожка, я на попу и съехал прямо к речке!
- А рыба?
- Рыба это того....поплыла к себе домой. Что теперь делать, Василёк?
-У тебя всегда откуда-то лёд. Мать расстроится. А от отца влетит по первое число, - весомо подтвердил невысказанные опасения старший брат. - Новые удочки сам мастерить будешь.
- Поможешь? - с надеждой, вскидывая глаза на брата, спросил Петруха.
- Куда же деваться, - вздохнул Василь, пытаясь представить, в какой час вклинить сооружение рыболовного инструмента. - И что это вчера было? Электрическая аномалия? С этим северным полюсом, магнитной индукцией, кондукцией или как ее там, лучше не шутить! Даже радио и то умерло. Север - это вам не юг!
- Привет, Катёна, куда скачите? - спросил Петруха, у пронесшихся мимо соседок.
- Прорубь пока не замерзла, стираться, вчера ветер все наши вещи по двору раскидал, - крикнули девчушки.
- Ну, бегите!
- Петро, как там наши шкатулки для браслетов и колец поживают?
- Растут! - хмуро ответил Василь за брата, в пылу словоохотливой щедрости наобещавшего девчонкам с три короба.
- К весне хоть закончите! - грустно отозвалась Леночка.
- Непременно!
- Вот жизнь, собачья, - сказал Василь, лохматя голову Великану, лениво потягивающегося у ворот. Пес был большой, косматый, грозно рычал, но никого ни разу не тронул, разве что розовым шершавым языком.
- Мам, Ижика не пора домой заносить? - крикнул Василь матери.
Закутанный Ижик, лежа в колыбельке, смотрел в небо своими черными глазами.
Петруха, кривляясь, запрыгал перед малышом. Младенец расплакался.
- Успокойте Ижика, нечего ему плакать, а то опять живот разболиться!
- Игрушку бы ему, чего ты его своими страшными кривляками пугаешь, - тихо прошептал Василь.
- Я его развлечь хотел, - понуро прошептал младший брат и отошел в сторонку, утирать нос.
- Развлечь! - возмутился Василь, аккуратно вынимая брата из колыбели.
- Ох, закрутилась, затаскивай, ить переморожу младенца, - сказала мать, выглянув в окно. - Потом дров натаскай, а то печь уже выстыла, а мне пироги на вечер ставить нужно. Отец приедет. Петр, а ты чего столбом застыл, изваянием языческим, помогай брату, колыбель тащить в дом! Только не переверни от усердия!
Петруха, двигаясь бочком-бочком, закинул удочки в самый темный угол сарая.
По звукам ворочающейся тряпки и прерывистому материнскому голосу Василь понял, что мать моет полы. Осторожно ступая и командуя над Петрушкой, он пристроил Ижика в комнате, переодел брата и мигнул Петру, чтоб выходил на улицу, на цыпочках, чтоб не наследить.
- Наловили чего? - донесся голос матери из темного дома.
Василь вытащил из коридора ковер и принялся его старательно выбивать. Петруха молча тыкал в ковер метлу, нагнетая снег.
- Наловили тетя Маша, наловили, - раздался озорные голоса Олешека и Ноночки. Малыши возвращались с колодца и несли домой по полведра. Олешек заглянул в пустые ведра братьев, ничего там не увидел и решил подшутить.
- Мам, малыши пошутили, мы это случайно....расплескали ведро с рыбой, дурачится стали, а ведро возьми и покатись в воду вместе с рыбой.
- Ох, беда с вами озорники, картошкой опять брюхо набивать будем.
Олешка с Ноночкой, показывая братьям языки и делая носы, убежали домой.
- Это за то, что саночки не дали, - грустно сказал Петрушка, провожая соседей глазами.
- Нам самим санки были нужны, - крикнул Василь им в след.
- Ха-ха! Видали мы сколько вы рыбы наловили, на санках не поместилось!- ответили Ноночка с Олежком, хлопая входной дверью.
- Мы же не виноваты, что так вышло, - оправдываясь, крикнул Петрушка.
Он не сердился на малышей. Всем хочется время от времени съехать с высокой снежной горы, чтобы ветер и снег в лицо. Но когда сани нужны для дела, тут уж не до игр.
Мать вышла из дому и насухо отжала тряпку.
- Сил с вами, нет, измучалась вся, целый день как белка в колесе, все ради вас, недоедаешь, недосыпаешь, а вы и рыбы наловить не можете, а еще дети рыбака, стыд и срам. Отдай ковер, Василь, иди, сказала же тебе, дров наколи да в дом, хоть хлеб спеку. Шевелись! А ты, Петро, не крутись под ногами и перед глазами не мельтеши! Брысь, кому говорю!
Мать сердито стало выбивать уже чистый ковер, а Василь с Петро поплелись за дровами.
Василь знал, мать долго сердиться не станет. Расстроилась она, вот что плохо. А что было бы узнай она про удочки, те самые, что отец прошлым летом из универмага городского привез, было бы еще хуже. Но отец приедет и узнает. Влетит, как есть влетит. Петрушка клевал носом и зевал, они сегодня ночью плохо выспались да и на рыбалку пришлось встать с первыми зорьками.
Грустный гном вернулся домой. Кёка наворотила такого праздника, что разгребать до следующего нового года еще придется! Калем, чтобы как-то отвлечься, уселся за рабочий стол. Его руки, сами собой, стали мастерить. Весь день Калем крутил-вертел отверткой валики и шестеренки, распутывал проволоки, бегал на крышу по лестнице, еще чаще бегал на большую свалку. Под вечер он, утирая лоб, с гордостью и со всех сторон оглядел свою работу. Перед ним на столе стоял большой, мощный радиоприемник! Покрутив громкость и поискав волны - Калем услышал новогодние заводные песни. Гном принялся мотать безбородой головой в такт и топать ногой.
В канун Нового Года, когда на небо высыпали звезды и Большая медведица съехала на край неба, над деревней пронеслись звуки музыки. Лед на речке, отполированный, откатанный, ярко заблестел. На крылечках домов в ожидании детей застыли остро заточенные бабушкины и дедушкины коньки, меж домов натянулись электрические гирлянды. Оранжевые, синие, зеленые цвета играли в салочки. Самая большая елка, растущая, неподалеку от дома старого рыбака, замигала свечами, скрытыми в крутящихся шарах, которые Калем Струм вырезал из консервных банок!
Удивленные дети - Нона и Олешек, Леночка и Катенька, Петрушка и Василёк повылезали из своих домов, на ходу застегивая куртки. Нацепив коньки, ребята побежали на речку, кататься под танцевальной луной.
Старые рыбаки, охотники и их жены недоверчиво приблизились к елке, где обнаружили подарки, подписанные рукой аккуратного гнома, там были удочки для Петрушки и Василя, погремушки для Ижика, шкатулки и браслеты для Леночки и Катены, а для малышей - Ноночки и Олечки - саночки. Много всяких полезных вещичек не только для ребятни, но и для всей деревни.
Калем Струм, ласков поглаживая по загривку Великана, довольно хмыкал, выставляя вперед острый подбородок! Вот каким должен быть Новый Год, удивительным, тихим, светлым и радостным!