Через двор на туго натянутой веревке мама развесила для просушки постиранные простыни и пододеяльники. Покосилась на них Танюшка, а делать нечего - прижимая к груди упругий красно-синий мяч, расстроено прошла к сараю и опустилась на чурбан, на котором папа обычно колет дрова.
Хорошо, папе. Когда он работает, белье не висит, и сухие сучковатые поленья могут отлетать из-под острого топора, куда им вздумается. А тут хоть плачь. С какого места ни подбрось мяч, как осторожно ни ударь им об землю, он непременно угодит или в простыню, или же в пододеяльник.
Поиграть в мячик в огороде? И думать нечего. Кругом там длиннющие и широченные грядки, колючий и густой малинник, непролазная кустистая смородина. Выйти на улицу? Нет. Там один за другим проносятся мимо дома тяжелые самосвалы. Красивый мяч ненароком может закатиться в глубокую колею и ба-ба-х-х! - оглушительно хлопнуть под грязными шинами,
А что если... Танюшка хитровато прищурилась и, с опаской поглядев на окна дома, перевела взгляд на приземистую каморку с облупившейся глиной на бревенчатых стенах. Мама сейчас стирает, сильно занята. Она не успеет помешать хоть краешком глаза заглянуть внутрь помещения.
Уже месяц папа не столярничал в каморке за верстаком, а Танюшка не рассаживала там на подоконнике своих кукол и зверюшек, не устраивала для них на земляном полу комнату, которая по ходу игры преображалась из столовой в школьный класс, из больничной палаты в ванную. Уже месяц на двери в каморку висел амбарный замок. Папа убрал оттуда и верстак, и инструмент, перетащил в другой сарай настенный шкаф. Танюшка не видела, когда он "переезжал". Она ходила с мамой на рынок, а возвратилась из города и метнулась было к каморке, папа приостановил:
- В ней нечего тебе делать. Крыша обветшала и может обвалиться, а то еще на ржавый гвоздь наступишь, тогда возись с тобой. Игрушки я собрал и в дом занес. Там играй.
Ага, играй! В доме во всех комнатах прибрано, ни пылинки, ни соринки. А воспитанники-то у Танюшки -- шалуны и непоседы, маленькие еще, не понимают, что хорошо, а что плохо. Кукла Аня отчаянно отказывалась принимать лекарство от ангины и выбила из рук микстуру - целая кружка подкрашенной воды опрокинулась на белую скатерть. У зайчонка Васи пропал аппетит, но, чтобы к нему не приставали с обедом, он прятал печенье и карамельки под покрывало на мягком диване. А проказник Мишка-медведь взобрался на чистую постель, не помыв лапы под краном. А их он вымазал чернилами на уроке в школе. Мама сердилась и наказывала Танюшку, а той оставалось только шмыгать носом да краснеть за подопечных.
А вчера девочка узнала, что хитрые родители повесили на дверь каморки замок для виду! С досады Танюшка чуть посильнее обычного дернула его, и заржавевшая дужка замка отомкнулась. Случилось это под вечер. На улице уже сгустились сумерки, а в каморке подавно было темно. И девочка побоялась открыть дверь. Ну, а средь бела дня, какой страх?
Танюшка осторожно и не без труда высвободила замок из скобы, потянула на себя дверь. В нос сразу шибануло пылью и плесенью, но девочка смело шагнула через порог.
"Ой-ей-ей... - всплеснула она руками. - Да что ж тут и правда творится!...". Штукатурка со стен осыпается. Потолок продырявился, а балка в одном месте обвисла так, что вот-вот грохнется на землю. Куда ни ступи, всюду кучки щепок и рваного тряпья, битое стекло, паутина. Ф-фу! Девочка попятилась, представляя, как со всех щелей пялятся на нее мохнатые и кровожадные, с самую большую пуговицу пауки, как копошатся по углам в мусоре противные мыши. Еще шаг - и она с размаху захлопнет дверь! Здесь, в каморке, ей действительно теперь нечего делать. Совсем зря на папу обижалась.
"Родненькие... - обмерла Танюшка и поднесла сложенные руки к груди. - Да зачем сюда залетели? Бедненькие мои...". На окошке, которое выходило в огород, она увидела мотыльков. Две бабочки тревожно бились в стекло, третья смиренно сидела на раме, сложив красивые крылышки. Старший брат Андрюшка поймал как-то сестренке одну похожую и сказал, что она называется махаоном.
Идти нужно к противоположной стене.
- Погодите, миленькие. Не растрачивайте силы. Сейчас я вас спасу.
По улице мимо двора прогрохотал грузовик. Земля под ногами девочки задрожала, с потолка и стен посыпалась штукатурка, поднялась столбом пыль. Танюшка поскользнулась на смятой грязной клеенке и проехала по ней прямо к подоконнику. Звякнуло задетое ею пустое смятое ведерко и с дребезжанием накатилось на моток перепутанной белой проволоки. Откуда-то сверху упала за ее спиной на пол и со звоном рассыпалась банка из-под зеленой краски.
Танюшка торопливо, не раздумывая, сунула руки меж обросших паутиной запыленных бутылок и пузырьков, стоявших на подоконнике. Раз! -- и схватила пальцами обессилевшего махаона. Но теперь правая рука была занята, а левой метавшихся по стеклу бабочек, оказывается, не так-то просто поймать. Можно, конечно, слегка прихлопнуть их ладошкой, да от знакомых ребят девочка слышала, что если сотрется пыльца с крылышек, то мотылек уже не полетит.
- Доченька, да что ж ты тут делаешь?! - услышала Танюшка недовольный мамин голос. - А ну, выбирайся из грязи! Все-таки забралась сюда. Сердце мне как подсказывало. Вот возьму я хворостину, да вздую тебя хорошенько. Ну, разве здесь играют?
- Мама, мамочка, - испугалась девочка. - Не прогоняй меня. Тут бабочки. Их же пауки заедят. Смотри уже сколько в паутинах сухих мух насобиралось.
- Вылезай, кому я сказала! Бабочек в огороде полно. Тебе брат купил сачок, вот и лови их на здоровье. Долго я буду ждать?
- Но, мама... Я сейчас, я одну минуточку...
- Ну, буду тут стоять, дверь подпирать, будто дел у меня нет. Выходи! И как ты еще платье не порвала. А ну, подними подол. Так и есть, бедро изодрала.
К Танюшке подошла кошка, замурлыкала и потерлась о ее ногу.
- Мурка тоже просит тебя выйти, - не сдержалась от улыбки мама. - Умное животное, хоть и не говорит.
- А мотыльки что говорят? - встрепенулась девочка. - Может, они плачут и просят о помощи. А мы, - она вдруг всхлипнула, - не поможем?
- Не выдумывай. Станут они каждый день сюда залетать, так...
- Ну, глупые они, мама. Но ведь безобидные. Я вот тоже глупая. Ты так часто говоришь, когда сердишься. И все же ты за меня беспокоишься. Беспокоишься?
- Сравнила. Надо же!
- Мама, - наседала Танюшка, - Ты же сама говорила, что надо помогать один другому. Говорила?
- Говорила.
- Так помоги. Чего ж ты стоишь?!
- Да ну их. Это баловство, доченька. У меня работы много.
- А ты не мотылькам, а мне помоги. Ну, мама... А потом я тебе в чем-нибудь подсоблю.
С удивлением посмотрела мама на дочку, покачала головой, вздохнула.
- Ты только меня не лупи, - взмолилась девочка , когда мама, переступая через опрокинутое ведро, запуталась ногой в проволоке. - Пожалуйста.
- Ишь ты, пожалела теперь. Поломаю ноги, кто вас кормить будет, кто на вас стирать будет? Нашла занятие для меня...
- Не сердись, мамочка. Пожалуйста...
- Молчи уж. Показывай, что тут.
- Мотыльков всего три, - повеселела девочка. - Одного крепко держу. Хватай того, крайнего. Только крылышки ему не изломай. Поаккуратней.
- Постараюсь... Я его, негодника, сейчас!.. У того вон пузырька горлышко побито... Смотри, не поранься.
- Нет, я осторожно. Ах ты, ах ты!.. Не вырвешься теперь! Попался! Все, мама. Вот я и схватила вторую бабочку.
- Я тоже поймала.
- Правда? Покажи! Умница ты, мама!
Первой из каморки выбралась Танюшка. Мама и дочка зажмурились от яркого июльского солнца и весело оглядели двор. Как по команде, подняли вверх руки и одновременно разжали стиснутые пальцы. Мигом вспорхнули и живыми бантиками замельтешили в воздухе счастливые махаоны.
С крыши сарая сорвался воробей. Но он не бросился вдогонку, а чинно и бесцеремонно уселся на растянутый по веревке пододеяльник, задорно зачирикал.
- Ах ты, негодник, - возмутилась мама.
Танюшка запрыгала:
- Ага, ага... Я же говорила, что воробей белье испачкал, а ты не поверила тогда. Это, наверное, тот самый. Держи его!
Девочка вприпрыжку выскочила на середину двора. Выскочила и застыла, услышав позади клацанье задвижки. Сейчас мама по-настоящему запрет дверь в каморку! А если другие любопытные бабочки попадутся?
Танюшка обернулась и увидела в руках у мамы молоток и три длинных гвоздя. Заколотит! Сейчас заколотит дверь совсем!
- Я обещаю не заходить туда, - робко произнесла девочка, и на глазах у нее появились слезы. - Я не обманываю. Поверь.
Мама встретилась взглядом с исполненным смятением взором дочери, опустила руки. Внезапно она вспомнила вчерашний вечер. Трогательно изменчивым, дорогим для материнского сердца было лицо у Танюшки, когда читала ей сказку. Девочка искренне сочувствовала и беспокоилась, возмущалась и ликовала.
- Хорошо, - сказала мама. - Не стану запирать дверь. Только в каморку не ходи одна. Меня позовешь. Или папу. Договорились?
Когда мама ушла в дом, Танюшка подняла ожидавший ее подле чурбана красно-синий мяч. Опять огорчилась, было, покосившись расстроено на простыни и пододеяльники. Да грустинка тут же пропала. С какой это стати и на что ей сердиться? Мама стирает или шьет, или готовит обед. Ведь это она заботится о ней, о Танюшке. Заботится и о папе, который в поле убирает хлеб комбайном, и об Андрюшке, который пашет землю за колхозным садом и которому осенью предстоит уйти в армию. А папа и Андрюшка, в свою очередь, заботятся о маме и о ней, Танюшке. Не потому ли в ее доме всегда праздник?
Пусть мяч пока полежит на скамейке под вишнями. Девочка налила щенку в миску чистой прохладной водицы, позвала кошку Мурку и угостила ее поджаренной котлетой, покрошила курам вареной картошки, на всякий случай заглянула в бочку с водой - не угодила ли туда какая букашка-таракашка. Затем она дала травки кроликам, погладила их и ласково с ними поговорила, нарвала в глубокую чашку спелой смородины и поставила ее на стол перед мамой.
"Прямо замечательно, - обрадовалась девочка и решила, - я загляну во все уголки во дворе и в огороде. Вдруг у кого-то беда, и я еще успею помочь! Потом выйду на улицу. Не у одних нас должно быть весело".
МЫЛЬНЫЙ ПУЗЫРЬ
Светка Овчарова по сто раз на день могла рассказывать нам о своей маме. И не докучала. И даже, когда без конца восторженно восклицала: "Ой, как я люблю свою маму!", никто в нашем пятом "а" ни разу не попытался унять ее. "Кто знает,- рассуждали, - может и вправду она так крепко любит свою маму, что не думать или не говорить о ней просто не в состоянии". Последнее сочинение о маме мы написали в пять-шесть страничек, а Овчарова не только размахнулась на всю ученическую тетрадь, но и еще несколько листов дополнительно вколола.
И вдруг сегодня... Вернее, тучи над Овчаровой начали собираться вчера... Узнала Светка, что у Димки Соловейчика имеется довольно объемный сборник самых популярных любовных романов.
- А у меня такого нет,- сказала она о огорчением.- давно хотела приобрести,- и неожиданно предложила.- Давай обменяемся.
- На что?- спросил Димка.
- Как, на что? На книжку, естественно.
- Ну, даешь... Мой сборник - во! - он выразительно показал большой палец, на что мальчишки заухмылялись.
- А я хорошую дам, - Светка стала предлагать книги, припоминая названия, но Димка только качал головой и некал. - Ну тогда...- отчаялась она,- Какую б ты хотел?
- Я? - не ожидая такого поворота, насторожился Соловейчик. - Я, значит... - живо зачесал он затылок.- Ну... Ну, хотя бы "Властелин колец" Толкинга... Трехтомник...
- Три сразу? - ахнула Светка и нахмурилась. - У меня есть "Дружество колец" и "Две твердыни", - настроение у нее, явно, стало падать.
- А "Возвращение государя"?
- Нет, - закачала головой Светка.
- Ну нет, так нет, - бросил Соловейчик и подхватился из-за парты, чтобы хоть на минутку выскочить в коридор.
Я не удержалась.
- У меня есть такая книга,- сказала я.
- Правда?- вытаращился на меня Димка, - И отдашь? - ему и дела нет до того, что я еще ничего и не предлагала.
- Давай меняться,- тут же подлетела ко мне Светка и уселась рядом,- Давай, а?.. Ну, пожалуйста. Ты мне - "Возвращение...", а я тебе - ...что-нибудь. Ладно?
- Ладно,- согласилась я. - Завтра принесу.
- И мы завтра... - почти в один голос пообещали Овчарова и Соловейчик.
На том и порешили.
А сегодня... Обмен произошел перед первым уроком, в присутствии всего класса. Димка, получив долгожданный трехтомник Джона Р.Р.Толкинга, поспешил за свой стол и начал перелистывать страницы. Светка, блаженствуя, прижала к груди толстый сборник любовных романов. А я - о, чудо! - бережно держала в руках "Хижину дяди Тома" Гарриет Бичер-Стоу в потертом переплете.
Кто-то сказал:
- Х-ха, не могла принести получше...
Но я была другого мнения.
- Ой, какая ж ты умница, Светка! Какая догадливая! И откуда ж ты узнала, что мне очень-очень нравится эта повесть?
Скоро должен зазвенеть звонок. Надо бы подготовиться к уроку, но я, забыв про все на свете, уселась и принялась рассматривать книгу.
- Постой, постой... Чуть не забыла, - Овчарова буквально вырвала из моих рук "Хижину...", поспешно, придерживая книгу на столе, уже намерилась было выдернуть форзац, на котором выделялся рукописный текст...
-Не надо! Пусть остается! - вскричала я отчаянно.- Не нужно уродовать книжку!.. Света! - я схватила соклассницу за руку.- Этот текст ничуть ее не портит. Пускай остается. Не переживай.
- Нет-нет,- не унималась Овчарова. - Мне нужен этот лист. Ты мне позволишь... Хорошо? - она стушевалась немножко. - Ты другой взамен приклеишь... Или я сама... У меня такая белая плотная бумага имеется. - Светка слезно смотрела на меня, а сама ... потихоньку надрывала лист.- Ты только не сердись. Пожалуйста. Мне это,- она показала оторванный лист всему классу,- очень-очень дорого. Понимаете? - и объяснила.- Эту книжку мне мама подарила. На день рождения.
Мы все, конечно, в шоке.
- Хм, - выкатил глаза Соловейчик,- так чего ж отдаешь "Хижину...", если мамина запись дорога тебе? Что будешь-то с листом делать? На полку не поставить. Без книги он - ничто. Все равно где-нибудь потеряешь. Только книгу испортила.
- А вот и нет, - засияла Светка. - Я на прошлой неделе купила в магазине новую "Хижину дяди Тома". Для младшего братика. Не сравнить с этой книгой! -она пренебрежительно потрепала прежней своей собственностью.- Та - в ажурном переплете, в ней ужас сколько картинок, если б вы видели!.. Правда, маме жалко было расставаться с этой книгой,- Светка в последний раз перелистала потертую "Хижину..." и преспокойно отдала ее мне.- Мама даже заплакала. Но ничего, этот форзац я вклею в новую книгу. Мама успокоится и забудет.
Задребезжал звонок, оповещая о начале урока. До прихода учителя установилась тишина, неприсущая нашему классу. И только Светка Овчарова не замечала перемены. Она, со свойственным ей запалом, трещала безумолку, убеждая нас в своей любви к маме...